Хилари Нгвено
1
В кабинете Петруса Ван дер Вестхьюзена, заместителя начальника БОСС — южноафриканского Бюро национальной безопасности, — раздался настойчивый телефонный звонок. Оборвав беседу на полуслове, хозяин кабинета резко встал из-за журнального столика, выпрямился во весь свой гигантский рост и направился к массивному письменному столу красного дерева со стремительностью, какую нельзя было ожидать в человеке столь внушительной комплекции.
Подойдя к письменному столу, он положил руку на трубку в ожидании следующего звонка. Телефон снова зазвонил, он поднес трубку к уху и рявкнул:
— Ван дер Вестхьюзен!
Слушал он внимательно, кивая и бормоча: «Jah, Jah».[1]
С противоположной стены из багетной рамы на него и других сотрудников Бюро, сидевших в напряженном молчании вокруг журнального столика, благодушно взирал генерал Ян Смэтс.[2]
Петрус Ван дер Вестхьюзен повесил трубку и с минуту стоял молча у письменного стола, не сводя глаз с мундира Яна Смэтса. Под пристальным взглядом генерала он как будто испытывал неловкость, ощущал даже собственную неполноценность. Возвратясь к своим сотрудникам, он сжал кулаки.
— Руководство требует, чтобы это дело было улажено без лишнего шума, — сказал он, усаживаясь. — И времени нам дают в обрез. Давайте начнем с вас, Мюллер. Так что же произошло?
Иоханнес Мюллер погасил недокуренную сигарету, придавив окурок к дну пепельницы. Его пальцы при этом слегка дрожали.
Мюллер являлся уполномоченным Бюро безопасности в лаборатории научных исследований Кристиана де Вета неподалеку от Стелленбосского университета. Для посторонних лаборатория была обычным научным учреждением, в котором якобы занимались исследованиями в области органической химии. Мало кому было известно, что в действительности лаборатория представляла собой один из двух или трех центров в Южной Африке, где велись сверхсекретные работы по получению жидкого топлива из угля. Поскольку деятельность лаборатории имела стратегическое значение, государством были предприняты все мыслимые меры, чтобы обеспечить максимальную секретность. Ученые, администраторы и даже простые рабочие прошли строжайшую проверку. Их друзья и родственники находились под постоянным наблюдением. Но, как часто бывает, когда приходится иметь дело с непредсказуемым человеческим фактором, строгий порядок оказался нарушенным.
— Доктор Корнелиус Эразмус был одним из самых добросовестных сотрудников лаборатории, — начал Иоханнес Мюллер, откашлявшись.
— Вы говорите «был», Мюллер? — нетерпеливо оборвал его Ван дер Вестхьюзен. — Что же, в конце концов, с ним стряслось?
— Не знаю, право, — ответил Мюллер с некоторой опаской. — Три недели назад он слег. Грипп. Мы устроили его в военную клинику. Доктора нашли, что Эразмус переутомлен и ему нужно хоть неделю отдохнуть. В последнее время Эразмус работал как одержимый, уходил из лаборатории глубокой ночью. Ему вроде удалось подойти вплотную к решению главной задачи, и было заметно, что он вымотался и держится из последних сил.
— Итак, ему посоветовали отдохнуть. Ну а дальше?
— Врач назвал подходящее местечко вблизи Кейптауна, и мы оформили ему недельный отпуск. Через четыре или пять дней Эразмус позвонил, сказал, что ему гораздо лучше, что он выезжает обратно поездом… и как в воду канул. Он должен был выйти на работу два дня назад, но не явился. Вчера мы взломали его служебный кабинет и обнаружили исчезновение важных документов, к которым только он имел доступ.
— Дома у него были?
— Ясное дело, обшарили все сверху донизу. Бумаг и след простыл. Во всяком случае, известно одно — после отъезда из Кейптауна домой он не возвращался. Вы ведь знаете, мы следим за домами всех научных сотрудников круглосуточно, так что и муха не пролетит.
— Если бы вы следили за людьми, как за домами, мы бы так не опростоволосились. Господи, каких-то тридцать миль от Стелленбосса до Кейптауна, а человек исчез у вас из-под носа! — заорал Ван дер Вестхьюзен, грохая кулаком по овальному столику. — Тоже мне работнички!
Мюллер промолчал. Только судорожное подергивание шеи выдавало смятение и стыд, в который повергло его саркастическое замечание Ван дер Вестхьюзена.
Ван дер Вестхьюзен повернулся к пожилому мужчине в очках, сидевшему слева от него:
— Профессор Уилсон, как по-вашему: повлияет исчезновение Эразмуса на дальнейший ход исследований?
— Да, это для нас большая неприятность, — ответил Дэвид Уилсон, покачивая головой и беспомощно разводя руками.
Профессор Уилсон возглавлял научные исследования в лаборатории, и доктор Корнелиус Эразмус работал под его началом. Уилсон не служил в БОСС. Это обстоятельство да еще тот факт, что из всех расположившихся вокруг столика людей он был единственным англичанином, отнюдь не содействовали его душевному спокойствию.
— Мы все понимаем, что это очень большая неприятность, — раздраженно перебил Ван дер Вестхьюзен. — Но каковы последствия? Мы должны знать, насколько необходим Эразмус для завершения проекта, можно ли восстановить исчезнувшие бумаги и так далее.
— В этом суть вопроса, инспектор, — сказал профессор Уилсон. — Аналогичные исследования ведутся во многих странах, рано или поздно они увенчаются успехом. Но доктор Эразмус, насколько нам известно, продвинулся гораздо дальше, чем кто-либо из наших конкурентов. Мы приступили к исследованиям намного раньше других и вели их с большим упорством. Кроме того, мы опирались на результаты работ по изготовлению синтетических алмазов.
— Какое отношение синтетические алмазы могут иметь к получению жидкого топлива? — спросил Ван дер Вестхьюзен с ноткой интереса в голосе.
— Это довольно сложный вопрос, инспектор. Коротко говоря, алмазы не что иное, как чистый углерод, подвергнутый высокому давлению. Уголь — это в основном углерод, а нефть — смесь углеродных соединений. По нашему убеждению, углеродные соединения, входящие в состав нефти, при соответствующих условиях могут быть получены из угля. Накопленный опыт производства синтетических алмазов помог нам лучше разобраться в проблеме получения углеводородов из угля.
— Понятно.
— В последнее время доктор Эразмус вплотную приблизился к выяснению некоторых важнейших условий извлечения углеводородов из угля. Другие ученые в разных институтах ведут, вероятно, сходные по типу исследования. Однако доктор Эразмус, по нашим предположениям, значительно опередил их.
— Но ведь в лаборатории работали и другие ученые, — сказал Ван дер Вестхьюзен.
— Да, но эта часть проекта находилась исключительно в его ведении. Только он знал, что именно следует искать. В пропавших бумагах содержались, вероятно, какие-то предварительные выводы или же был намечен план дальнейших исследований. Мы могли бы восстановить ход его рассуждений с самого начала, составить представление о характере открытия, на пороге которого он, видимо, находился. Но на это потребуется много времени.
— Сколько?
— Год или два. Точно сказать не могу.
— Так долго?
— Может быть, еще дольше, — вздохнул профессор Уилсон. — Поймите, научные изыскания в огромной степени зависят от индивидуальных способностей. Ученые могут проводить их совместными усилиями, но, как правило, лишь один среди них наделен даром постигать весь смысл работы и делать верные выводы. В нашем проекте таким человеком был доктор Эразмус. Боюсь, что без него… так-то вот. — Уилсон беспомощно пожал плечами.
Ван дер Вестхьюзен зарылся лицом в ладони и, не поднимая головы, произнес:
— Итак, Эразмуса надо отыскать.
— Или бумаги, — сказал профессор Уилсон. — Еще лучше — и Эразмуса, и бумаги.
— А если ничего не выйдет?
— На этот вопрос могу ответить я, — с готовностью вступил в разговор Иоханнес Мюллер.
Ван дер Вестхьюзен приоткрыл глаза, будто желая удостовериться, что голос в самом деле принадлежит Мюллеру, и кивнул.
— Надеюсь, Эразмус вскоре объявится, а с ним и пропавшие бумаги, — начал Мюллер.
— Я тоже на это надеюсь, иначе нам всем не поздоровится, — сухо буркнул Ван дер Вестхьюзен.
— Но предположим худшее. В этом случае главное — не допустить, чтобы он или бумаги оказались в руках врага. Профессор сообщил нам, что подобные исследования ведутся в других странах. Если не ошибаюсь, в Советском Союзе тоже, верно, профессор?
— Да, в Советском Союзе, возможно, в Китае, а также в других коммунистических государствах, — ответил профессор Уилсон.
— Сведения, содержащиеся в бумагах, могут существенно изменить нынешнюю ситуацию и позволить такой стране, как Советский Союз, в ближайшем будущем получать нефть из угля, не правда ли, профессор?
— Верно.
— Это даст коммунистическим странам возможность добывать еще больше нефти, укрепит их позиции и подорвет нашу экономику, и без того страдающую от экономического шантажа и санкций, — продолжал Мюллер. — Сейчас, когда мир находится перед лицом тяжелейшего нефтяного кризиса, особенно важно, чтобы Южная Африка добилась самообеспечения в энергетической области прежде, чем кто-либо из наших врагов приобретет возможность шантажировать нас. Другими словами, во что бы то ни стало необходимо найти доктора Эразмуса и бумаги.
Ван дер Вестхьюзен встал, прошелся из угла в угол. Из всех, кто находился в кабинете, лишь профессор Уилсон уловил беспокойство, овладевшее великаном. Профессор следил за шефом службы безопасности глазом опытного наблюдателя. Остальные же погрузились в свои мысли и не придали значения необычному поведению инспектора.
— Я все задаю себе вопрос: почему? — словно размышляя вслух, произнес Ван дер Вестхьюзен. — Почему африканеру,[3] испытанному стороннику партии, добросовестному ученому, пришло в голову бежать, скрываться? Зачем?
— Сэр, рано еще утверждать, что он скрылся. Пока можно говорить только об исчезновении, — уточнил Мюллер.
— Какая разница? Скрылся, исчез… Он и его бумаги нужны руководству — это главное. И разыскать его надо быстро, иначе нам головы не сносить.
— Не стал ли он жертвой заговора? — обратился профессор Уилсон к Ван дер Вестхьюзену. — Может быть, он мертв?
— Возможно, но мало вероятно. Пропажа бумаг исключает убийство. Или его похитили, или же… — здесь Ван дер Вестхьюзен сделал паузу, чтобы значение его слов дошло до сознания присутствующих, — или он стал перебежчиком…
Это предположение было встречено ропотом. Ван дер Вестхьюзен вернулся к своему креслу и сел. Затем ровным, спокойным голосом продолжил:
— Да-да, господа, обратимся к фактам. Бумаги, доступ к которым имел один Эразмус, исчезли. Сам он не был здесь со дня отъезда в Кейптаун. Следовательно, он захватил бумаги с собой. Зачем они могли ему там понадобиться? Ведь, насколько я понимаю, он поехал отдохнуть от работы. К тому же как-то не принято штудировать совершенно секретные документы, имеющие стратегическое значение для государства, на пляже… Эразмус звонит за несколько дней до конца отпуска, уверяет вас, что все в полном порядке, сообщает, каким поездом он возвращается, и таким образом выгадывает для себя время, в течение которого его никто не хватится. При подобных обстоятельствах версия с похищением абсолютно неправдоподобна. Как это ни неприятно, друзья мои, боюсь, вам придется согласиться с тем, что Эразмус бежал, причем с документами чрезвычайной важности. Я хочу знать, почему он на это пошел. Но прежде всего, и это намного важнее, мне хотелось бы, чтобы его схватили и вернули вместе с бумагами. Герцог, что у вас есть об этом человеке?
Доктор Луис Герцог состоял в штаб-квартире БОСС на должности старшего психолога. В его задачу, помимо прочего, входила оценка личных качеств ученых и администраторов, участвовавших в секретных государственных проектах. Он проводил собеседования с кандидатами на допуск к секретной работе. На каждого из допущенных он заводил досье, в которое вносилась любая информация, способная пролить свет на черты характера того или иного сотрудника. Если кто и мог поведать о сокровенных мотивах поведения Эразмуса, то именно доктор Герцог. Благодаря своему интеллекту он занимал особое положение в аппарате службы национальной безопасности.
Доктор Герцог открыл лежавшее перед ним досье и начал монотонно читать:
— «Доктор Корнелиус Эразмус. Родился в Йоханнесбурге в 1919 году. Бакалавр (Стелленбосский университет). Магистр (Стелленбосский университет). Доктор (Манчестер, Англия). Химик-органик. Руководитель научных исследований, проект 1078, лаборатория Кристиана де Вета…»
— Доктор Герцог! — прервал его Ван дер Вестхьюзен. — Пожалуйста, ближе к делу! Мы не рассматриваем вопрос о новом назначении Эразмуса. Мотивы, доктор Герцог, мотивы. Мы ищем их. Установим мотивы, тогда, возможно, поймем, где искать человека и бумаги.
Доктор Герцог закрыл досье, погладил клинышек седеющей бородки.
— Боюсь, инспектор, в досье Эразмуса нет ничего, что указывало бы на какой-либо мотив. Ничего!
— Что-то должно быть, — настаивал Ван дер Вестхьюзен. — Должно! Патриот не может просто так взять и оставить свой пост. Возможность похищения я исключаю. Остается считать, что Эразмус скрылся. Если он предатель, я желаю знать — почему? Почему он стал перебежчиком?
— Не знаю, просто не знаю, — ответил доктор Герцог. — Если вы правы и он сбежал, этому должна была предшествовать долгая подготовка. За это время в его поведении непременно обнаружилось бы что-нибудь подозрительное, некие предупреждающие симптомы, отклонения от заведенного распорядка. Сколь ничтожными бы они ни были, нам бы о них сообщили, и мы получили бы какой-то намек на перемену в человеке. Но ничего подобного не докладывали. — Доктор Герцог выразительно посмотрел на сидевшего напротив Мюллера. — В досье нет и тени указания на мотивы.
— А семья? — спросил Ван дер Вестхьюзен.
— Его жена скончалась в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Единственная дочь умерла года два назад. Погибла во время студенческих беспорядков. Есть дальние родственники, но известно, что никто из них не поддерживает с доктором Эразмусом никаких отношений. Человек он нелюдимый. После смерти дочери с головой ушел в работу.
— Дочь Эразмуса имела какое-нибудь отношение к его работе, Мюллер?
— Никакой, инспектор. Она училась в Стелленбосском университете. Вы наверняка помните эту историю — ее застрелил африканец. Я тогда участвовал в расследовании и несколько раз мотался отсюда в Кейптаун.
— Да, припоминаю. Причину убийства установили? — спросил Ван дер Вестхьюзен.
— Мы ничего не сумели выяснить, сэр. Черномазый тоже был убит, почти сразу после того, как застрелил ее.
— Так, значит, это была дочь Эразмуса. — Ван дер Вестхьюзен вспомнил все обстоятельства дела. — А я и понятия не имел…
— В то время вокруг этой истории подняли большой шум, главным образом в английской прессе, но нам удалось замять его. Естественно, гибель девчонки сильно подействовала на Эразмуса, но потом он, видно, собрался с силами, пришел в себя и занялся работой с еще большим жаром.
— Обычное поведение после шока, — заметил доктор Герцог. — Ушел в работу, чтобы забыться, притупить скорбь по дочери.
— Все еще не вижу мотива, — сказал Ван дер Вестхьюзен.
Иоханнес Мюллер опять откашлялся.
— Ни мотива, ни следов, — продолжал Ван дер Вестхьюзен. — Давайте-ка пораскинем мозгами. Если он все еще в Южной Африке — наши шансы увеличиваются. Его ищут органы безопасности по всей республике, и сегодня ему не удалось бы выехать из страны незаметно. Но я-то думаю, его здесь уже нет и уехал он, не наследив. Теперь найти его — как иголку в сене.