Через две-три минуты агенты и европеец пошли от стойки к лифтам. Проныра листал страницы «Нэйшн», не читая ни слова. Как только группа скрылась в кабине лифта, он метнулся к стойке.
— Привет, Проныра, — заулыбался портье.
— Здравствуй, брат, — как можно приветливее отозвался Проныра.
Примелькавшаяся физиономия и популярное имя — не такая уж плохая штука! Каждый, с кем Проныру сводила судьба, называл потом себя его лучшим другом, и сейчас в планы Нельсона не входило разубеждать портье в этом заблуждении.
— Вынюхиваешь уголовщину, а? — спросил портье. — Небось какое-нибудь жуткое убийство?
— Ничего подобного, — ответил Проныра. — Убийства в таких роскошных местах не случаются. Нет, брат, просто шел мимо, гляжу, с тобой болтает целый взвод агентов, вот я и подумал: к чему бы это? — Проныра махнул рукой в сторону лифтов.
— Это агенты были? — изумился портье.
Клюнуло, удовлетворенно подумал Проныра. В каждом человеке сидит ищейка. Все мы мечтаем раскрывать тайны или хотя бы быть причастными к их раскрытию. По расчету Проныры, портье должна польстить весть, что он беседовал с профессионалами, и расчет его оправдался.
— Да, брат, — сказал Проныра. — Ребята, как пить дать, из безопасности. Не мог по виду, что ли, догадаться? Здоровые, хмурые, пиджаки оттопыриваются. Неужто не заметил?
— Оттопыриваются?
— Пистолеты у них там, — произнес Проныра театральным шепотом.
— Пистолеты?
— Неужто не знаешь, ведь они все таскают пистолеты. Устав требует, — добавил Проныра. — Ума не приложу, чего они тут возились с этим мзунгу.[5]
— С парнем, что въехал сейчас в тысяча сто третий?
— Да. Хотел бы я знать, кто он и что ему здесь надо, — сказал Проныра. — У него вроде и багажа никакого не было.
— Не было. Он сам сказал — нет багажа, — сообщил портье, вытаскивая заполненный бланк из картотеки вновь прибывших. — Зовут его Джон Уиллард. Прилетел из Лусаки. Англичанин. Адрес: Кэмпбеллкорт, двадцать семь, Глочестер-роуд, Лондон.
— Так ты говоришь, у него английский паспорт? — спросил Проныра, перегибаясь через стойку, чтобы взглянуть на бланк.
— По правде говоря… — замялся портье, — он не вписал номер паспорта.
— Чудно это… Как считаешь?
— Вообще-то иногда так бывает, Проныра, — сказал портье. — Если тут что-то кроется, я помогу тебе разузнать об этом парне все, что захочешь. Можешь на меня положиться. Честно говорю, Проныра.
Нельсон дружелюбно улыбнулся.
— Не надо, брат, — сказал он. — Я случайно проходил мимо. Приметил агентов и поинтересовался, не затевают ли чего. Не стоит тебе беспокоиться.
— Какое тут беспокойство, Проныра! — упорствовал портье. — Я твой постоянный читатель, покупаю «Обсервер» каждый день, строчки никогда не пропускаю. А сын вырезает все твои статьи и наклеивает в альбом. Прямо помешался на тебе. Понадобится помощь, Проныра, только свистни.
— Спасибо большое, — сказал Проныра. — Но, повторяю, ненароком меня сюда занесло.
В этот момент к стойке подошла стюардесса. Удаляясь, Проныра слышал, как портье зашептал ей:
— Глядите, вон Проныра Нельсон.
Белая девушка спросила с немалым удивлением:
— А кто он?
Никогда, думал журналист на ходу, никогда она не слышала о Проныре Нельсоне. Впрочем, неосведомленность девушки была ему по душе. Конечно, приятно заявиться куда-нибудь и приковать к себе все взоры, слышать, как кто-то шепчет другому твое имя, видеть, как этот другой глазеет на тебя, как на знаменитость. Такова награда за долгие и одинокие часы, которые тратишь, распутывая каждую новую историю, за опасности, которым подвергаешься, гоняясь за разным жульем и подонками, за частые трения с властями, за сомнения в собственных способностях. Слава, известность окупают это с лихвой. Будь по-иному, большинство журналистов ограничивались бы халтурой, отписками. Хорошо греться в лучах славы, но ничуть не хуже, а может, и гораздо лучше встречаться с людьми, которые никогда о тебе не слыхивали. Им совершенно безразличен и ты, и твое занятие. Это малость укрощает тщеславие, спускает с небес на землю, а ему, Проныре Нельсону, время от времени необходимо спускаться на грешную землю.
Идя вдоль кресел, Проныра увидел знакомого. Это был Шэйн, чернокожий южноафриканский певец, выступавший в клубе. Он занимал немаловажное место в жизни Лоры Ванджику.
— Шэйн, привет! — Проныра остановился.
— Здорово, старина. — Певец поднялся с кресла. — Что затеваешь, старина? Кого выслеживаешь? — На нем был красный пиджак в клетку.
— Да так, пустяки.
Что вытаращился на меня? — подумал Проныра.
— Я видел, как ты пялился на того белого парня, — сказал Шэйн, испытующе глядя Проныре в глаза.
— На какого парня?
— На того, что в темных очках.
— Значит, ты следил за мной? — спросил Проныра. — Для чего?
— Не мог не следить, старина, — ответил певец. — Сижу в этом кресле, ты проходишь в двух шагах и так занят тем парнем, что даже меня не замечаешь. Я пытаюсь привлечь твое внимание — никакого результата. Потом ты усаживаешься и начинаешь притворяться, будто читаешь «Нэйшн». Знаешь, старина, слепой и тот понял бы: не читал ты эту газету. Что у тебя с белым, какие дела?
— Никаких, — сказал Проныра, испытывая некоторое неудобство. Он и не предполагал, что его интерес к европейцу в темных очках столь заметен. — Просто он напомнил мне одного знакомого из Штатов.
— Странно, — протянул певец. — И мне он напомнил одного знакомого.
— Вот ведь как можно ошибиться, надо же! — Проныра затряс головой. — Во всяком случае, рад встрече. Прости мою рассеянность.
— Едешь в редакцию?
— Да.
— Передай привет моей девочке, — попросил певец. — Хороша!
— Непременно передам.
Мистер Питер Хамиси покуривал трубку и, не перебивая, слушал Проныру. Только его пальцы выстукивали дробь по металлической поверхности стола, давая знать Проныре, что его речь не слишком убедительна.
— Не думаю, что мы много потеряли, не побеседовав с Капвелой, — говорил Проныра редактору. — Побывай я даже на пресс-конференции, все равно в присутствии репортеров из других газет и нашего министра ничего нового про контрабанду узнать бы не удалось. А тут наклевывается что-то интересное. Европеец прибывает в аэропорт Найроби, его встречают три машины, набитые агентами, мигом увозят оттуда в город, без таможенной проверки. Весь его багаж — портфель для бумаг; агенты устраивают его в отеле без паспорта. Вот вам мое мнение: этот Джон Уиллард на самом деле беглый ученый из Южной Африки. Он каким-то образом пробрался в Замбию и предупредил кенийские власти, что приедет, что ему понадобится убежище до получения разрешения на проезд в Европу. Кто-то понимал: в Найроби ученого могут караулить южноафриканские агенты. И этот кто-то договорился, чтобы его встретили в аэропорту люди из безопасности. Я думаю, это устроили южноафриканские борцы за свободу, минуя замбийские власти. — Сделав паузу, Проныра добавил: — Сознаюсь, в аэропорту я забыл про Капвелу и прилип к белому парню чисто интуитивно. Но, проследив за агентами до «Хилтона», я убедился, что это и есть сбежавший ученый.
Проныра замолчал, давая возможность Хамиси ответить. Голос его во время рассказа звенел от волнения, он чувствовал полную уверенность в своей правоте. Хамиси прервал барабанную дробь и глубоко затянулся.
— Гипотеза увлекательная, Нельсон, — наконец сказал он. — Но для газеты в этом деле особого проку не вижу. Если все, о чем ты рассказал, правда, значит, по соображениям безопасности, мы не сможем напечатать ни слова. Ты, Нельсон, не разведчик, не Джеймс Бонд, а репортер уголовной хроники. Я понимаю: этот парень в темных очках разжигает в тебе любопытство. Однако любопытство не основание для того, чтобы бросать работу над солидной, важной темой и отправляться на вольную охоту. Ты должен написать о контрабанде маиса, а до сих пор ничего стоящего не принес. Непременно удовлетвори свое любопытство об исчезнувшем ученом. Позвони в Управление безопасности и спроси, не в их ли руках он находится. А мне подавай контрабанду. Ясно, Нельсон?
— Ясно, сэр.
4
С большой неохотой Проныра Нельсон вернулся к маису: попросил телефонистку соединить его с мистером Капвелой, который остановился в отеле «Панафрик», потом созвонился со знакомым чиновником в департаменте зернопродуктов — тот обещал показать ему некоторые конфиденциальные материалы об одном из руководителей департамента. В таможенном Управлении Восточноафриканского сообщества у Проныры работал еще один знакомый, который не раз намекал, что может поделиться кое-какой информацией. Но когда Проныра позвонил ему, тот заявил, что не достал еще нужных документов. Сукин сын, хочет получить на лапу, с гневом подумал Проныра. Он откинулся на спинку стула и выругался вслух.
— Опять не в духе? — спросила Лора Ванджику из-за соседнего стола.
— День невезений, — сказал Проныра. — Напал на великолепную жилу, а редактор велит продолжать возню с этим чертовым маисом.
— Что за великолепная жила? — спросила Лора.
— Исчез южноафриканский ученый, крупная птица. Работал над совершенно секретным проектом.
— Ну и что? — У Лоры это сообщение не вызвало никакого интереса.
— А то, что, сдается мне, этот исчезнувший южноафриканский ученый находится сейчас в Найроби, в руках кенийских органов безопасности.
Она посмотрела на него с таким видом, будто ожидала услышать нечто совсем другое. Он пожал плечами.
— Вот и все, — сказал он.
— Исчезнувший южноафриканский ученый в Найроби? — переспросила Лора, и Проныра уловил нотки недоверия и даже насмешки в ее голосе.
Проклятые женщины! — подумал он, но вспомнил, что примерно в том же тоне с ним недавно говорил редактор. Он решил сменить тему.
— Между прочим, твой дружок шлет тебе горячий привет, — сказал он с улыбкой.
— Который?
— Что значит — который? Сколько их у тебя?
— Все зависит от того, — кокетливо пояснила Лора, — говоришь ли ты о теперешнем, о бывших или о будущих.
— О нынешнем, — сказал Проныра. — По крайней мере он был нынешним еще несколько минут назад или считал себя таковым. Я о Шэйне. Встретил его в «Хилтоне». По-моему, он от тебя без ума.
— Он отдает мне должное, чего не могу сказать о других.
Проныра счел за благо не вступать в спор и развернул свежий номер «Рэнд дэйли мэйл», недавно положенный курьером на его стол. История с исчезнувшим ученым не сходила с первой страницы. Согласно надежному источнику, южноафриканские власти считают, что доктор Эразмус пробрался в Кению и, вероятно, пытается установить контакт с кенийскими властями. По предположению анонима, сбежавший ученый пересек Замбию и каким-то образом сумел вылететь из Лусаки в Найроби, откуда он, видимо, постарается перебраться в Европу.
— Даже южноафриканцы знают, что он в Найроби, — сказал Проныра, с удовлетворением хлопая себя по бедру.
— Кто «он»?
— Исчезнувший ученый, — сказал Проныра. — Вот читай. — Он протянул газету Лоре, ткнув пальцем в статью о докторе Эразмусе.
— Так он в Найроби? — сказала она, наскоро пробежав текст.
— Да, он в Найроби, — ответил Проныра бесстрастным голосом. — И я собираюсь доказать нашему Фоме неверному, что это так.
— Выброси из головы этого ученого, и пойдем перекусим. — Лора улыбнулась ему кокетливо и призывно.
— Ты чего это вдруг? Твой певец дал тебе отставку?
— Я увижусь с ним вечером в клубе «Холлиан», — сказала Лора. — Просто решила оказать тебе честь и позволить показаться на людях с настоящей леди.
— Конечно, я считаю за честь показаться на людях с настоящей леди, — съязвил Проныра. — Только где ее взять, настоящую?
Лора вздохнула, собрала бумаги на своем столе, захватила сумочку и вышла из комнаты.
Провожая ее взглядом, Проныра признал про себя, что сложена она великолепно. Без всяких скидок и оговорок. Она хотела пообедать с ним. Почему он не откликнулся на приглашение? Проныра размышлял над этим вопросом добрых полсекунды, а потом вернулся к телефону. Надо заниматься контрабандой маиса, а исчезнувший ученый не дает покоя. Поэтому он и не пошел с ней.
Несмотря на все старания, он ни на шаг не продвинулся с маисом. Вскоре после обеда Проныра позвонил в отель «Панафрик», но ему ответили, что господин Капвела не возвращался в свой номер. Таможенник не появится на работе раньше завтрашнего дня. Знакомый из департамента зернопродуктов упрашивал Проныру набраться терпения.
— Вы ведь понимаете, это нелегко, — говорил он. — Мне приходится быть особо осторожным. Нам надо действовать тихо, не торопясь.
Попробуй внушить это мистеру Хамиси — едва не крикнул в трубку Проныра.
Вся вторая половина дня прошла впустую. Выпадали у него такие дни, когда он только и делал, что названивал по телефону и ругал тупоголовых секретарш, непременно желавших знать, о чем он собирается толковать с их боссом. Он ругался с ними, не отрывая глаз от пишущей машинки, будто его взгляд мог вдохнуть в нее жизнь. Проныра ненавидел такие дни. И особую ненависть вызывал у него день сегодняшний, потому что статья, которую от него требовали, совсем его не вдохновляла. Между тем то, что занимало все его мысли, по-видимому, никого не интересовало.
С пяти пятнадцати до десяти минут девятого Проныра сидел в последнем ряду кинотеатра «Двадцатый век», наблюдая, как Шон Коннери лихо расправляется с толпами красных разведчиков. Нечего сказать, прекрасное средство поднять настроение! В восемь тридцать Проныра отправился ужинать в ресторан «Акация». На здании напротив прыгала затейливая неоновая реклама, и он вспомнил о Таймс-сквер в Нью-Йорке. В ресторан вошла девица, по виду сомалийка, и уселась прямо за его столик. Смерив Проныру оценивающим взглядом, она решила попытать счастья с кем-нибудь другим. В девять пятнадцать Проныра вернулся в кинотеатр и опять купил билет на фильм о Джеймсе Бонде. Он довольно равнодушно относился к Шону Коннери, но идти домой было рано, а других развлечений в этот час в городе не сыщешь.
В полночь Проныра показал свою корреспондентскую карточку у входа в клуб «Холлиан», и его пропустили в зал. Лора, конечно же, сидела у самой эстрады. Даже в полутьме видно было, как она пожирает Шэйна глазами. Южноафриканский певец исполнял номер на суахили. Проныра много раз слышал Шэйна, но сегодня тот пел из рук вон плохо.
— Что это творится с твоим дружком? — спросил он, подсаживаясь к Лоре.
— Ты о чем?
— Он не поет, а квакает.
— Ишь, специалист! Тебе что диез, что бемоль — все едино!
— Ого! Как мы сегодня обидчивы!
Проныра подозвал официанта и заказал бутылку пльзеньского.
— Нет, серьезно, — не унимался он. — Шэйн сегодня не в ударе.
Лора посмотрела на Проныру и, пожав плечами, отхлебнула из своего бокала.
— Должно быть, не его день, — сказала она. — Пора знать: у всех певцов так бывает.
— Он, по-моему, в напряжении, чем-то взволнован.
Она промолчала. Пиво принесли перед самым антрактом. Пока Проныра расплачивался, Шэйн спустился с эстрады и присоединился к ним.
— Выпей, — предложил ему Проныра. — По твоему пению видно, что тебе надо выпить.
Дородный южноафриканец рассеянно посмотрел на Проныру, не зная, как отнестись к замечанию журналиста.
— Не обращай внимания, Шэйн, — сказала Лора, кладя ему руку на плечо. — Он ведь ни черта не смыслит в музыке.
— Что тебе заказать? — спросил Проныра, заметив нетерпение на лице официанта.
— Двойную порцию коньяка, — ответил Шэйн, — с имбирным элем.
Лампы в ночном клубе замигали — как бы в такт музыке в стиле «диско», которую играли во время антракта. Сладкий голос ведущего пригласил гостей танцевать. Две проститутки, крепко обнявшись, медленно извивались около эстрады. Появился коньяк. Шэйн смешал его с имбирным элем и залюбовался искристыми пузырьками, затем залпом опорожнил бокал. Лора взглянула на него.