— А если они уже вовсю проводят расследование этого массового убийства?
Гарсиа говорил осторожно, опасаясь, как бы шеф не вспылил.
— Тебе не кажется, что это было бы слишком? — воскликнул полковник. — Ведь они и словом не обмолвились о своих планах! Получается, что конфиденциальность применена не против прессы, а против нас! Можешь мне поверить, Амос, у них нет ни малейшего представления о том, что произошло на стройплощадке. И это заставляет фэбээровцев нервничать. Они не любят, когда им подбрасывают сюрпризы, а особенно таких вот масштабов. Поэтому они и напустили туману, чтобы легче было замалчивать некоторые детали.
— Ну и что будет дальше?
Шеридан пожал плечами.
— Агенты ФБР, скорее всего, заграбастают себе и тела, и отчеты, и ящички со снятыми пробами! А пока официальные бумаги с печатями еще не пришли, мы будем у Патриции Меланктон на побегушках. Именно нам придется делать копии записей камер наблюдения за автодорогами, обеспечивать оцепление места происшествия, давать опровержения в прессу, успокаивать население… В общем, заниматься обычной рутинной дребеденью.
Гарсиа покачал головой.
— Решение об установлении режима строгой конфиденциальности принято губернатором штата. Если проигнорировать его, можно попасть под обвинение за попытку воспрепятствовать расследованию, проводимому ФБР, а для таких полицейских, как мы, это преступление.
Однако Шеридан, похоже, успел все обдумать.
— Я считаю, что до тех пор, пока полиция все еще держит место преступления под своим контролем — пусть даже нам и осталось каких-нибудь несколько часов, — мы будем потихоньку продолжать расследование собственными силами!
* * *
Весь оставшийся день фэбээровцы и местные полицейские, причастные к данному расследованию, провели возле факсового аппарата, стоявшего в кабинете доктора Бэзила Кинга в морге. Однако из министерства юстиции так и не пришло никакой информации относительно установления личностей погибших на основе образцов ДНК, взятых медэкспертами.
К восьми часам вечера Стью Шеридан наконец вернулся домой. Он жил в роскошном доме на Оберн-стрит — в элитном районе в восточной части Конкорда, расположенном на склоне холма, который возвышался над городом и рекой Мерримак. Протянувшийся вдоль проезжей части газон возле его дома был покрыт довольно толстым слоем снега. Снег лежал и на ветках деревьев, и на крышках мусорных ящиков.
Полковник вошел в дом, поеживаясь от холода. Потом он долго стоял в душе под струями горячей воды, радуясь, что наконец-то вернулся домой, к семье. Немного придя в себя после тяжелого дня, он отправился в просторную жилую комнату, где его уже ждали жена и пятеро детей.
У себя дома Шеридан никогда не рассказывал о своих полицейских проблемах. Даже жене — и той он не позволял расспрашивать о том, как идут дела на работе.
Вот и сегодня, не упомянув о проводимом расследовании, Шеридан включил телевизор на одном из местных каналов. Он знал, что средства массовой информации оказывают сильнейшее воздействие на людей. Если в жизни человека происходило какое-нибудь трагическое событие — или до него просто доходили тревожные слухи, — первым делом он звонил, конечно, в полицию. Ну а затем обязательно включал телевизор или радио — особенно в том случае, когда речь шла о чьем-либо исчезновении. Старушка, которая не вернулась вечером домой, могла быть абсолютно уверена, что на следующий день она будет лицезреть свой портрет на экране телевизора и услышит, что ее разыскивают. Причем тех, кто ее недавно видел, обязательно попросят обратиться туда-то и туда-то. Поэтому Шеридан надеялся услышать сейчас хоть что-то о тех двадцати четырех погибших.
Весь прошедший день он заставлял своих подчиненных звонить в центры приема звонков по всему штату. Однако ни в один из них сигналы об исчезновении людей не поступали — ни от какого-либо родственника, ни от друга, ни от коллеги, ни от соседа. В общем, ни от кого.
Кто ж они такие, эти бедолаги?!
Очевидно, применительно к телевидению требование ФБР об установлении режима строгой конфиденциальности по поводу обнаруженных двадцати четырех трупов выполнялось весьма строго: полковник не услышал по местному каналу ни слова о том, что прошлой ночью в лесу Фартвью Вудс произошла трагедия.
Выключив телевизор, Шеридан пошел вместе с женой и детьми в столовую. Во время ужина они разговаривали о спортивных достижениях старшего сына, о слухах по поводу новых соседей по кварталу и о «страшном горе», охватившем их самого младшего сынишку, — в свои пять лет малыш переживал первую в своей жизни сердечную драму.
Шеридан участвовал в разговоре довольно вяло: его мысли блуждали где-то далеко.
Когда ужин подошел к концу, он заперся в своем кабинете на втором этаже и позвонил Гарднеру и Таджару. Его интересовали секты фанатиков и клубы самоубийц.
Гарднер почти весь прошедший день изучал имеющиеся у него данные относительно оккультных организаций, действующих на территории США, но так и не нашел ни одного комментария относительно событий прошлой ночи. Что же касается варварских родов женщины и странных ожогов у молодого человека, то он вспомнил, что изувечение самих себя — обычное явление в сектах, исповедующих милленаризм[3]. Подобные роды могли быть следствием существующего у них закона, который требует полного возврата к дикой природе и первобытному состоянию.
Таджар, в свою очередь, объяснил, что после совершения того или иного самоубийства «с посторонней помощью» на форумах в Интернете довольно часто появляются сообщения с поздравлениями и призывами последовать примеру самоубийц. Однако в данном случае ни одного подобного сообщения не было.
Шеридан лег спать около полуночи, думая о том, что в его распоряжении остается еще день или два — не больше.
Рано утром его разбудил телефонный звонок.
И снова его беспокоил лейтенант Гарсиа.
— В морг пришло сообщение о том, что личности троих из погибших удалось установить.
— Замечательно! — не удержавшись, воскликнул Шеридан.
Он тут же поднялся с кровати: сонливость как рукой сняло.
— Как сказать… — осторожно возразил лейтенант. — Из этих троих только один труп принадлежит человеку, жившему в нашем штате. Двое других — из Айдахо и Вермонта. Я вот сейчас с вами разговариваю, а ФБР тем временем вовсю прибирает к рукам добытую нами информацию. Лаборатория Кинга опечатана, туда уже подъезжают первые грузовики-рефрижераторы. Фэбээровцы снуют по нашим кабинетам и изымают все документы, касающиеся этого дела. Менее чем через час все исчезнет, шеф.
6
На следующее утро после первого дня, проведенного Фрэнком Франклином в университете «Деррисдир», возле его дома в восемь часов остановился черный двухместный БМВ: это приехала дочь Эмерсона, которой было поручено познакомить Франклина с территорией университета. Почти весь предыдущий день Фрэнк занимался вопросами доставки своего имущества, а еще съездил в Конкорд, чтобы купить все самое необходимое, в том числе запастись едой. Время от времени к нему в дом заглядывали другие преподаватели — им хотелось познакомиться с новым коллегой, — и Франклину пришлось потратить в общей сложности несколько часов на пустопорожние разговоры и на выслушивание бесконечных советов, без которых он вполне мог бы обойтись. В результате он так и не успел осмотреть помещения, в которых ему предстояло проводить занятия. Однако, увидев дочь ректора, Франклин подумал, что уж чего-чего, а подобной встречи он тут никак не ожидал: девушка показалась ему очаровательной. Высокая, чуть старше двадцати лет, она выглядела весьма привлекательно, одевшись во все белое: пальто «три четверти», шляпку, шарф, перчатки и отороченные мехом ботинки. Ее светлые волосы плавно ниспадали на воротник из искусственного соболиного меха. Косметикой она, видимо, почти не пользовалась, и голубые глаза были, пожалуй, единственным вкраплением другого цвета, выделяющимся на общем белом фоне.
Они поздоровались друг с другом, испытывая некоторое стеснение, и затем Фрэнк сел вместе с девушкой в машину.
Когда они покинули территорию поселка преподавателей, Франклин с удивлением обнаружил, что большие автоматические ворота, к которым они подъехали, выглядят гораздо более современно, чем причудливые ворота с южной стороны. Вместо того чтобы воспользоваться пультом дистанционного управления, как это делал Хиггинс, Мэри нажала кнопку, расположенную чуть выше зеркала заднего вида. Ворота открылись.
Франклин стал разглядывать лес, который в этих местах казался не таким густым. Это был скорее даже не лес, а лесопарк, где среди деревьев открывались обширные лужайки, огибаемые небольшими речками или же прудами, прячущимися под неподвижным туманом. На берегах речек лежали брошенные лодки. Все вокруг было покрыто снегом. Самка оленя, увидев их БМВ, пустилась со своим детенышем наутек, а вслед за ними в панике метнулась прочь и сидевшая на ветвях стая ворон.
Неожиданно посреди этого живописного окружения появился замок — к нему вела великолепная аллея. Замок был громадным, в пять этажей, с высокими остроконечными башнями и каменным фасадом, украшенным неоготическими скульптурами. Здание было построено в духе безалаберного XIX века с характерным для него смешением различных стилей, что послужило основанием утверждать, будто у него тоже есть свой собственный стиль. Франклин ошеломленно взирал на массивный замок, к которому они подъезжали все ближе и ближе.
— Это дом Яна Якобса, — сказала Мэри. — В нем он провел значительную часть своей жизни. Сейчас там размещается администрация университета. Я согласна с тем, о чем вы сейчас думаете: это здание больше похоже на дом с привидениями. Оно необычайно причудливое, да и отопить толком его практически невозможно. Одним словом, «Деррисдир»!..
Она не стала останавливаться перед замком на большой овальной площадке, украшенной неработающим сейчас фонтаном, а поехала вправо и нажала еще одну кнопку, расположенную чуть выше щитка приборов. Тут же открылись автоматические ворота, ведущие в подземный гараж.
— Администратора, работавшего здесь с 1970 по 1978 год, раздражал вид автомобилей, припаркованных перед фасадом здания: он считал, что это портит окружающий вид. Поэтому он организовал строительство подземного гаража. Теперь машины возле замка парковать запрещено. Ну, по крайней мере, зимой это весьма разумно.
— Денег у вас тут, видать, немало…
— Да. Благодаря пожертвованиям. А еще больше — благодаря нашим землям. Достаточно продать или сдать в аренду немного земли — и касса снова полна. Можно, например, продать землю под участок для гольфа — и университет сможет жить припеваючи лет десять.
Из подземного гаража они поднялись наверх по железной лестнице и снова оказались перед фасадом замка.
Снаружи было очень холодно. Фрэнк украдкой наблюдал за Мэри. Девушка шла, слегка выставив грудь вперед, ее ботинки погружались в лежавший на земле снег. Он вдруг подумал, что у них похожие волосы — светлые и волнистые. А еще ему пришло в голову, что он и Мэри — дети преподавателей и выросли либо в университете, либо возле него. Схожие личные данные, схожий круг друзей и ритм жизни, определяемый учебными семестрами, и, возможно, многое другое.
— Мы сейчас обойдем помещения, — сказала Мэри, — а затем вернемся сюда. Вы встретитесь с моим отцом в его кабинете на третьем этаже. Вас не смущает, что нам придется немного пройтись по такому морозу?
— Нет. Пойдемте.
Противоположная сторона замка была обращена к плавно спускающемуся вниз длинному прямоугольному лугу. По его краям Фрэнк заметил возвышающиеся на фоне леса здания — различных размеров и различных архитектурных стилей.
— Вон там все и находится, — пояснила Мэри. — У каждого факультета — свое здание, и все они обращены лицом друг к другу.
Она свернула направо и пошла по дорожке, пролегавшей среди деревьев.
— Так мы сможем быстрее дойти до вашего класса. К сожалению, не я определяла порядок этой экскурсии. — В голосе Мэри чувствовалась некая виноватость.
— К чему вы это говорите?
Мэри улыбнулась и покачала головой. Через некоторое время они подошли к старому кладбищу.
«Да уж…» — подумал Фрэнк, осмотревшись по сторонам.
Кладбище занимало освобожденную от деревьев территорию, имевшую округлую форму и окруженную черной металлической оградой. Фрэнк насчитал десяток каменных надгробий — старинных, почерневших от времени. Некоторые из них уже покосились, а их основание заросло травой.
— Это кладбище Якобсов, — сказала Мэри.
Фрэнк подошел поближе к ограде, чтобы разглядеть слова, высеченные на надгробиях, и почти на всех увидел надпись «Ян Якобс». На камне, стоявшем над могилой с самой ранней датой захоронения, значилось: «Ян А. Якобс». Далее шли «Ян Б. Якобс», «Ян С. Якобс» и, наконец, «Ян Э. Якобс» (тот самый, который основал университет). В других могилах лежали их жены и какие-то совершенно неизвестные Фрэнку люди.
— Этот дом, наверное, долгое время был фамильной резиденцией Якобсов? — спросил он у Мэри.
— Нет. Его купил Ян Э. Якобс в 1874 году. Он просто перезахоронил затем своих усопших родственников на этом кладбище, причем сам выбрал, кого перезахоронить, а кого нет. Говорят, что он обошел вниманием нескольких «темных лошадок». Сам он стал последним из своей семьи, кого захоронили здесь, и произошло это в 1905 году.
И тут — прямо посреди всех этих могил — Франклин увидел совсем новый, еще белый надгробный камень с недавно высеченной надписью: «Майкрофт Дойл, 1929–2006 гг.»
— Да, именно так, — улыбаясь, произнесла Мэри. — Старина Майкрофт вполне заслужил подобную честь: он прожил в нашем поселке более сорока лет. Дойл еще при жизни говорил, что хотел бы упокоиться здесь с миром. Похороны были очень трогательными.
Франклин разглядел эпитафию на могиле Дойла: «Да будет проклят тот, кто потревожит мои кости». Знаменитая фраза, принадлежащая Шекспиру. «Скромняга, ничего не скажешь…» — пронеслось в голове Фрэнка.
Чуть дальше, за кладбищем, все еще в лесу, Фрэнк увидел небольшой дом с садиком.
— А это — «павильон Дойла», — сказала Мэри. — Класс, в котором проходят занятия по литературному творчеству и английской литературе. Ваш класс.
— Вы шутите?
Покатая крыша спускалась почти до самой земли, стены были сложены из старых камней и частично покрыты плющом, от которого сейчас, зимой, остались лишь иссохшие плети. Да уж, вид довольно жуткий. Окна — маленькие, дверь — из потрескавшейся от времени древесины.
Мэри достала связку ключей и открыла дверь. Зайдя вовнутрь, она надавила на клавишу выключателя. Зажглись целых пять лампочек, свет которых — из-за полупрозрачных абажуров — показался Фрэнку каким-то тусклым. Однако вопреки впечатлению, вызванному внешним видом этого здания, Франклин не почувствовал внутри ни сырости, ни холода и не увидел в углах паутины. Помещение представляло собой вполне приличный учебный класс: в нем находилось двенадцать стульев, расставленных полукругом возле стоявшего в центре преподавательского стола, а вдоль стен выстроились в ряд этажерки со всевозможными энциклопедиями, словарями и учебниками. Справа от двери возвышалась гора плетенных из ивового прута стульев. Фрэнк подумал, что в хорошую теплую погоду занятия, должно быть, переносились на открытый воздух.
— Вообще-то Дойл обычно проводил занятия наверху.
Когда они поднялись на второй этаж по довольно крутой лестнице, Фрэнк отметил про себя, что здесь все было по-другому. Помещение напоминало не столько учебный класс, сколько клуб любителей английской литературы или приют для кружка студентов-филологов. Вокруг очага с оставшимся пеплом полукругом стояли две тахты и несколько диванчиков с продавленными спинками и подлокотниками. Пуфики непонятного цвета служили в качестве низеньких столиков и подставок для ног. Как и на первом этаже, вдоль стен стояли этажерки, забитые книгами, а там, где их не было, в глаза бросались слегка пожухшие от сырости обои. Находившийся в глубине комнаты стол, конечно же, принадлежал Дойлу. Франклин увидел здесь также буфет с кофейником, пакетиками чая и ароматических трав, самоваром, стаканами и даже открытой бутылкой бурбона. Бросались в глаза скелет кота на подставке и хлороформированный человеческий мозг в стеклянном сосуде, поверхность которого была густо покрыта отпечатками чьих-то пальцев.