– Человек только тогда может отлично владеть оружием, когда оно постоянно при нем. Это как в бильярде: мастер должен брать в руки кий каждый день.
– Где же есть такая возможность, чтобы брать пистолет и ежедневно стрелять?
– Вот именно, где. У нас в стране самое большее, что со времен Сталина власти разрешают офицеру носить повседневно, – это погоны. А вот пистолетики господам командирам приказано хранить на службе в большом железном сундуке под замком. Ключ от сундука, как водится, в другом ящике, под другим замком и пломбой…
– И стоит ящик на макушке дуба, – поддержал Лукин. – Если офицер сумел на дуб забраться – это уже ЧП.
– Не надо иронизировать. – Мишин хмурился, словно все, что бьыо сказано, относилось лично к нему.
– А почему не надо? – Крюков не согласился. – Лишая офицеров права на оружие, власть выражает им недоверие. Вы, конечно, не помните времена Брежнева. Но при нем был характерный случай. Военная контрразведка узнала, что офицер, служивший в Петрозаводске, взял пистолет и скрылся из части. Это случилось в канун встречи космонавтов в Москве. И что наши чекисты предприняли? Они первым делом выдернули из торжественной процессии машину партайгеноссе Брежнева. Боялись, что будет покушение на него. Теперь скажите, кому пришло бы в голову отобрать револьверы у офицеров царской армии, когда в полк приезжал император Николай. Без разницы – номер один или два?
– Ну накидали проблем, – Демин усмехнулся. – От неумения офицеров хорошо стрелять до покушения на Брежнева. А если разобраться, то все идет от разумных мер безопасности.
– Мышление жандарма, – угрюмо сказал Лукин.
Крюков оставил реплику без внимания.
– Разве не разумнее доверять тем, кто дал присягу? Недоверие всегда рождает протест.
Демин стоял на своем:
– Будто в других странах не так.
– Так, – перебил Лукин, – только далеко не везде и не всегда. Ты слыхал историю карьеры немецкого фельдмаршала Роммеля? Так вот, он командовал полком вермахта. Однажды в полк еще никому не известного полковника приехал с инспекцией фюрер – Адольф Гитлер. Как ты понимаешь, на полк загодя навалились эсэсовцы. Все окружили, оцепили, опутали. Ждут фюрера, время идет, а Роммель полк на плацу строить отказывается. К нему и так и сяк: Гитлер вот-вот появится, и будет большой скандал. А Роммель стоит на своем: уберите из части всех эсэсовцев. Всех до одного. Солдаты и офицеры полка присягали фюреру, и оскорблять их честь недоверием не имеет права никто – ни СС, ни гестапо.
– И что?
– Эсэсовцев из полка пришлось убрать.
Фюреру доложили, что меры безопасности сорваны полковником Роммелем. Эффект оказался обратный. Гитлер выделил Роммеля из других, и фактически с того момента полковник попер вверх по ступеням карьеры…
– Согласен, у немцев есть чему поучиться.
– Кое-чему можно учиться и у папуасов. У немцев учиться стоит многому. Особенно в воинской дисциплине, в офицерских взаимоотношениях. Возьмите того же Гиммлера. Что он сволочь – неоспоримо. Но были у него черты, которые нашему грузинскому палачу Берии даже не снились.
– Что имеете в виду? – Теперь уже предложенной темой заинтересовался Мишин.
– Отношение к подчиненным. Был случай, когда Гиммлер приехал с инспекцией в боевую часть СС. Ночью. Внезапно. Его встретил дежурный по полку. Доложил: «Командир полка спит. Приказал разбудить через два часа». «Будите сейчас», – приказал Гиммлер. «Нет, рейхсфюрер, – офицер воспротивился, – командир не спал двое суток. Я разбужу его, когда он приказал. Если вам что-то необходимо, я готов исполнить». – «Отлично, – сказал Гиммлер. – Полк, где приказы командира исполняются с такой точностью, в инспекции не нуждается». Что уж он там думал, трудно сказать, но головы ни у кого не полетели. Теперь поставим в такие обстоятельства любого из наших начальников. Вне зависимости от времени – Сталина, Жукова, Брежнева, Горбачева, Ельцина… Кого еще можем вспомнить?
– Это точно, – вздохнул Мишин, – советское начальство самое начальственное в мире.
– Хорошо, – прервал их беседу Крюков, – вернемся к нашим баранам. Мне не очень приятен ваш экскурс в гитлеровские времена, но вывод один: наши офицеры стреляют плохо…
Странно устроены люди. Любой профессионал считает себя вправе критиковать свое дело и своих коллег. Но выскажи такую критику посторонний – ее встречают в штыки.
– Не так уж плохо. – Мишин сразу вступился за честь мундира. – Наш батальон на всех проверках меньше отличной оценки не получал.
– Разве в оценке дело? – Крюков стоял на своем. – Оно в принципах. Все вы служили в армии и не по одному году. Тогда скажите, кто из вас имел возможность в неурочное время взять свой пистолет, получить патроны, в конце концов, купить их за свои деньги и вволю пострелять в тире? Готов спорить – никто.
– Да, но… – Мишин не хотел уступать.
Однако Лукин поднял руку, обращенную открытой ладонью к нему.
– Давай не спорь. Полковник прав. Самое полезное для нас пострелять. Поболтать успеем потом.
Крюков улыбнулся.
– Я к этому и вел разговор. Два дня мы проведем в Мытищах на стрельбище. Патронов хватит. Программы – никакой. Важно, чтобы к вам вернулось чувство оружия. Всем следует подумать об одежде. Прошу обратить внимание: я не говорю о форме. Никаких намеков на однообразие. Вы – мелкие коммерсанты из новых русских. Без особого опыта и особо больших денег. Ни единого предмета военного образца. Ничего нового. Разве что галстуки и шляпы. Все остальное – секонд хэнд. Если по-русски – бэу. Полетим все одним самолетом, но каждый сам по себе. Знакомства между собой не обнаруживать. Я объясняю понятно? Вопросы?
– Куда летим?
– Авиабилеты у всех до Белграда. Там нас встретят. И еще, это касается вас, Вера Васильевна. До Белграда вы у нас – женщина. Подумайте, как лучше обставить свое преображение. Да, пока не забыл. Никаких темных очков. Не следует привлекать к себе внимание. Оружие и форму приобретем уже в Боснии. Теперь снова вернемся к карте. Желательно, чтобы все вы ясно представляли район наших действий. Главным стержнем, вокруг которого будем ходить, – река Кривудав. В переводе на русский – река Кривуля. Течет по узкой долине с юга на северо-запад. С востока долину реки подпирают три хребта. Северный – Голетан. То есть Голый, не поросший лесом. Высшая точка – Дебела Глава – Дурья Башка. Высота 1128 метров. Далее на юг через узкую долину лежит хребет Литице. По названию близок к Голетану и звучит как «Голые скалы». Господствующая точка – Троглав. Высота – 1200 метров. Между кряжами Голетана и Литице пробила русло река Бистар…
– Быстрая? – Демин вдруг ощутил желание угадывать смысл слов чужого языка, но так похожего на родной.
Крюков с самым серьезным видом подтвердил:
– Почти что так. Но понимать надо иначе. Бистар – значит прозрачный, чистый. Бистрина – прозрачность, чистота. А то, что имеет в виду Юрий Петрович, звучит как «брз».
– Ясно.
Демин отвел глаза, стараясь скрыть смущение. Он не учел, что в близких языках одинаково звучащие слова часто имеют противоположный смысл. Баня по-сербски – курорт. Гусар – пират. Губица – рыло, морда. Короче, угадывать никому не возбранено, но лучше все же предварительно спрашивать об истинном смысле слов.
– Продолжаю. – Крюков сделал вид, что смущения Демина не заметил. – Самый южный кряж – Шушняв. То есть покрытый листьями. Тянется с юго-запада на северо-восток. В ущелье между хребтами Литице и Шушняв протекает река Тузлав – Грязная. В ливни вода ее буреет от глины. Впадает в Кривудав. Долина этой реки для нас закрыта. Вдоль дороги по левому берегу несколько населенных пунктовУ подножия Голетана – село Лозница. Возле устья Бистара село Табакана. Интересующий нас объект находится в верховьях долины Тузлава. Объект включает в себя Турский градец – старую турецкую крепость и хутор Огнярницу на северо-восточном склоне Шушнява. Вход в долину Тузлава прикрывает хутор Стражница. Здесь все приспособлено к обороне – огневые бетонированные точки, пристрелянные рубежи. Вполне возможно, что есть минные заграждения…
Два дня поряд, возвращаясь со стрельбища, они продолжали работать с картой, стараясь запечатлеть в памяти особенности рельефа, систему дорог, расположение населенных пунктов.
У военных и географов нередко одни интересы, но разные цели…
Акт второй
Милена встретила Илича у полевой кухни штаба во время обеда. С алюминиевой миской чорбы она подсела к нему.
– Есть интересные новости.
– Что опять?
– Прибыла группа русских.
– Русские сюда приезжают часто. Добровольцы. «Царские волки» или как их там…
– Это не «волки». Что-то другое.
– Почему так решила?
– Группа небольшая. Пять человек. С ними общаются только сам командующий и полковник Циринарич из разведки.
– Хорошо, успокойся. У меня с Циринаричем так, – Илич согнул указательные пальцы обеих рук крючками, сцепил их и потянул в разные стороны. – Попрошу его, он подключит меня к делу. Все и узнаем.
План Иличу удался. Пришлось лишь напомнить шефу, что он, Звездан, свободно говорит по-русски, и вопрос решился как бы сам собой.
Большим своим успехом Илич счел то, что ему довелось присутствовать на совещании русских, которые уточняли последние детали выхода на «Путь Аллаха» для проведения там диверсий. Проводил совещание полковник Черный. Так командира русских представили Иличу в штабе армии. Истиную фамилию его вряд ли знал кто-то, кроме начальника штаба. Да разве в фамилии главное?
Русские собрались у подробной карты района действий. Ее из разведотдела принес сам Илич и, старательно разгладив, расстелил на столе в домике, где поселили диверсантов.
– Я избрал кружной, но безопасный путь. Попрошу запомнить маршрут. – Крюков посмотрел на товарищей. – Война. На ней может всякое случиться…
Капитан Илич кивнул понимающе: он явно одобрял предусмотрительность русского командира.
– Так, – Крюков двинул карандаш по предполагаемому маршруту. – От Циглана двинемся на северо-запад до Брезова. Затем круто берем на юго-запад. Хотелось бы добраться на машине до Ниски Воды, но сумеем ли – это вопрос.
Илич с деланным безразличием следил за движениями карандаша по карте. Окончив прорисовку маршрута, Крюков спросил серба:
– Как считаете, капитан, такой план осуществим?
Илич изобразил глубокую задумчивость. Потрогал лоб, помял подбородок, провел пальцем по усам. Потом высокомудро изрек:
– Разумный план. От Циглана до Брезова вы проедете без труда. До Ниски Воды дорога хуже. Хотя там расстояние небольшое, лучше пешачити. И само будите будни!
Мишин насчет «пешачите» понял. Что такое «будите будни», тут же пояснил Крюков, подсказав Иличу русский вариант выражения – «Будьте бдительны».
Лукин обратил внимание на несоответствие привязки маршрута к тем точкам, которые они намечали еще в Москве. Но тут же вспомнил предупреждение командира, что в присутствии посторонних разговоров о подлинных задачах группы идти не будет. Вспомнил и сразу утратил интерес ко всему, что объяснял Крюков.
– Нам выделена машина – джип-вездеход. Стоит у штаба на охраняемой стоянке. Уходим завтра в шесть утра. Демин берет машину и подгоняет ее сюда. Здесь грузимся, и вперед!
Крюков посмотрел на Илича.
– Скажите, капитан, с кем у нас больше всего вероятности встретиться в рейде? Я имею в виду душманов.
Крюков задал вопрос Иличу, но первым на него среагировал Мишин. Слово «душман» для него все еще оставалось отголоском афганской войны, и он воспринял его с удивлением, как оговорку.
– Душманов?!
– Такое. – Илич понял удивление Мишина правильно. – По-русски «враг», по-сербски – «душман».
– Ясно. – Мишин тряхнул головой, продолжая удивляться странным капризам языка людей. – Вот уж не думал…
Илич мгновение помедлил, думая, как поточнее сформулировать мысль. Врать он не собирался. Это не вызывалось необходимостью.
Русские могли получить консультацию у других специалистов разведки, и сопоставление сведений бросило бы на него если не подозрение, то тень некомпетентности.
– Встречи могут быть самые разные. С разведкой мусульман и хорватов. С боевыми армейскими подразделениями. С группами мусульманской милиции. С добровольцами…
– Кого имеете в виду? – Демин попросил уточнения.
– На той стороне есть формирования моджахедов из Ирана, Афганистана. Есть бойцы из Ливана. Одно время были даже фашисты из Норвегии. Но наиболее опасны – усташи. Хорватские фашисты.
– Идейные? – Демина интересовали детали.
– Не думаю. Среди усташей много уголовников. Им выгодно носить военную форму. И оружие.
– Спасибо, капитан. – Крюков произнес это так, что все поняли – разговор окончен. – Теперь, если вы позволите, мы отдохнем.
Все встали.
– Симпатичный человек, – сказала Верочка, когда Илич вышел.
– Командир, – Мишин задал вопрос словно бы между прочим, – как я понял, наши планы не меняются? Это в отношении движения на Кривудав?
– Конечно, мы же давно обо всем договорились.
– Но вы докладывали так убедительно…
– А как можно иначе?
– Это было необходимо? – Демин любил уточнять детали. – Весь спектакль для одного человека?
– Конечно, Юрий Петрович. Умолчание – худшая ошибка в подобных делах. Вы никогда не обращали внимание на российские заборы? В них обычно ни дырочки, ни щелки. А народ любопытен. За забор только слепому взглянуть не хочется. На Западе на стройках в таких ограждениях специально оставляют дыры. Тебе интересно? Загляни. Вы думаете, наше появление здесь не будет замечено? Еще как! И сразу появятся любопытные. Удовлетворить их интерес к себе мы должны сами.
– Думаете, этот Илич организует утечку?
– Не знаю, тем не менее укладывать свой парашют каждый десантник должен сам. Разве не так?
– Вам не понравился Илич?
– Почему? Нормальный мужик.
Крюков не лицемерил. Серб-капитан вызывал у него симпатию. Легкий, подвижный и в то же время крайне сосредоточенный, он оставлял приятное впечатление. От него исходили явственно ощутимые волны энергии. По отзывам начальников, с которыми общался Крюков, Ийич был «храбар войник». Уже с первых дней войны лейтенант выделился среди других офицеров удачливостью и получил под команду взвод разведки. В делах, как говорили, ему сопутствовал успех. Он без страха совершал глубокие рейды в тыл противника, приводил с собой пленных, приносил ценные сведения об обороне и планах чужой стороны.
После тяжелого ранения Илича оставили при штабе, и он занимался оперативной работой в разведотделе. К группе Черного – так был представлен Крюков всем, кто с ним общался, – Илича приставили с учетом, что он свободно говорил по-русски. Никто, в том числе непосредственный начальник Илича, не знал, сколько ловкости потребовалось капитану, чтобы получить это назначение.
Вечером, ближе к полуночи, к Иличу пришла Милена. Устало швырнула на стол дамскую сумочку, сняла пояс с пистолетом. Села на край постели, где лежал, вытянувшись в рост, Звездан.
– Ты сообщил о русских Зорану?
– Да.
– Сколько раз говорила – не спеши.
Илич небрежно отмахнулся.
– Хватит о делах. Мне они надоели. Иди сюда…
Милена оттолкнула руку, протянувшуюся к ней.
– Подожди. Надо поговорить серьезно.
– Тебя что-то беспокоит?
Милена придвинулась к нему поближе, обняла его, припала щекой к его щеке.
– Звездан, тебе не надоело так жить?
– Как?
– Мы все время на острие. Не знаю, сколько такое будет продолжаться, но меня это пугает. У любой веревочки есть конец. Я боюсь, что она перехватит горло. И тебе и мне… В любом случае. Поймают здесь или останутся недовольными там. Ты об этом думал?
Илич, конечно, думал. Мысль о возможном возмездии не оставляла его никогда. Однако признаться в своих слабостях, особенно женщине, он считал позорным. Уже давно Илич, успокаивая себя, стал считать, что он не издайник – поганый для всех предатель, а изведник – разведчик. С точки зрения здравого смысла такое оправдание было бесполезным – предатель всегда им остается, как его ни называй, но для успокоения совести Иличу этого хватало. Ответил, не выдавая тревоги, которую пробудили в нем слова Милены: