— А Евгений Тимурович не мог их продать? спросил Чикуров.
— Тогда для чего он приобретал их? — вопросом на вопрос ответила Регина Эдуардовна. — Я по его просьбе ходила по комиссионкам… Все знакомые знали его страсть… И вдруг ни с того ни с сего… Да и зачем Евгению деньги? Сам-то он не очень на себя тратится. В прошлом году я купила ему прекрасную югославскую дубленку, так он отдал тестю. Все закалялся…
— А его никто не шантажировал? — задал очередной вопрос следователь.
— Чем? — пожала плечами Баулина. — Евгений Тимурович никому не обязан. Наоборот, люди сами напрашивались на знакомство, лезли с подарками…
— И он принимал?
— На этот счет Женя очень щепетильный. Хотя… Знаете, странная психология у людей: почему-то считается, что врачу обязательно надо нести подношение… Я понимаю, ради здоровья каждый готов отдать последнее…
— И все же? — настаивал Чикуров.
Регина Эдуардовна смутилась.
— Когда нельзя было отказать, наверное, принимал подарки, — призналась она. — Но ничего определенного на этот счет я сказать не могу. Муж жил здесь, я в Москве. Эту тему мы никогда не затрагивали.
Когда осматривали спальню профессора, его жена обратила внимание на одну деталь: в дверь был врезан замок и приделана щеколда.
— Это нечто новое, — сказала Регина Эдуардовна. — В последний мой приезд ни замка, ни щеколды не было.
Сообщение это насторожило следователя.
Он попросил Регину Эдуардовну составить список вещей, которые исчезли из дома профессора.
Перечень получился довольно внушительным. Причем вещи были уникальными и, видимо, очень дорогими.
— Профессор все это привез с собой из Москвы? — поинтересовался Чикуров.
— Да нет! Женя сюда приехал с одним чемоданом.
— Вы знаете стоимость каждой вещи?
— Очень приблизительно.
— Хорошо, давайте прикинем хотя бы ориентировочно, на какую сумму исчезло добра, — сказал следователь.
Стали подсчитывать. Получилось более пятидесяти тысяч. Баулина была возмущена величиной урона, нанесенного ее мужу.
— Скажите, откуда у Евгения Тимуровича был такой доход? — спросил Чикуров. — Ведь он еще и вам с дочерью помогал, не так ли?
— Помогал, — кивнула Баулина. — А насчет дохода… У мужа прекрасная зарплата, выходили книги, статьи… Жил он очень экономно…
Когда все дела в особняке были закончены, дом снова опечатали и поехали в гостиницу.
— Вы долго намерены пробыть в Березках? — спросил Чикуров.
— Не знаю. В театре мне сказали: сколько понадобится, столько и будьте… Я бы, конечно, сидела у постели мужа день и ночь, но в реанимации нельзя… А что?
— Видимо, у меня еще возникнут вопросы…
— Это пожалуйста. Кстати, Игорь Андреевич, мы имеем возможность продолжить разговор сегодня.
— Сейчас я бы посоветовал вам отдохнуть.
— Какой там отдых, — махнула рукой Баулина. — Из головы не идет этот ужас, Полчаса мне достаточно — принять ванну и немного расслабиться, затем мы могли бы пойти вместе к Аркадию Павловичу.
— Ростовцеву? — несколько удивился следователь.
— Да. Он приглашал вас к себе домой. Насколько я поняла, вы еще не знакомы?
Игорь Андреевич был озадачен: как бы повежливей отказаться? Встречаться с генеральным директором по неофициальному поводу, а тем более у него в гостях, не входило в планы следователя.
— Увы, — развел он руками, — много дел. Я ведь на службе…
— Жаль, — как будто искренне огорчилась Баулина. — Аркадий Павлович интересный, славный человек. Он просто убит случившимся.
— Передайте ему благодарность за приглашение, — сказал Чикуров, давая понять, что отказывается категорически.
Разбирая материалы, изъятые по делу в доме Баулина, а также в его служебном кабинете, Ольга Арчиловна Дагурова решила ознакомиться с работой профессора, озаглавленной «В союзе с природой». Заинтересовала первая же фраза.
«Арабы говорят: врачевание — это триада, состоящая из больного, врача и болезни. Если больной находится в союзе с врачом, то они побеждают болезнь. Если же больной консолидируется с болезнью, то они побеждают врача. Мысль, спору нет, прекрасная и вечная, как история медицины с древнейших времен до наших дней, — писал Баулин. — Но в этой триаде есть одно звено, на которое ложится основное бремя борьбы. И этим звеном является врач. От его умения, знаний, мудрости зависит успех. Я хочу привести еще одну цитату, на этот раз величайшего целителя Гиппократа. „Мудрость заключается в том, чтобы познавать все то, что сделано природой“, — говорил он. И вот с этой точки зрения, по-моему, нужно подходить к человеческому организму, его нормальному функционированию и недугам. Встает вопрос: знаем ли мы все его возможности? Правильно ли понимаем его, если так можно выразиться, нужды, умение саморегулировать функции отдельных органов и всей системы в целом?
Почему, например, четырехлетнего американского мальчика Джимми Тонтлевитца, пробывшего под водой полчаса, удалось вернуть к жизни?
Почему у народа хунза, дающего выносливейших проводников при высокогорных восхождениях в Гималаях, средняя продолжительность жизни достигает выше ста лет?
Почему так называемые „моржи“ за здорово живешь купаются в тридцатиградусный мороз в ледяной воде, а для простых „смертных“ порой незначительное охлаждение заканчивается сильной простудой?
Почему при вспышках вирусного гриппа мы уже не доверяем прославленным антибиотикам, а хватаемся за веками испытанные средства народной медицины — горчичники, чай с малиной, мед?
Я бы мог привести длинный перечень подобных „почему“…»
Ольга Арчиловна незаметно для себя перебралась на диванчик, укрыв ноги одеялом, — любимое положение, если чтение увлекало.
Профессор в своей работе говорил о том, что благодаря прогрессу общей культуры, гигиены человечество избавилось от многих инфекционных и эпидемических заболеваний.
«Но за прогресс надо платить, — говорилось в работе дальше. — Свято место не бывает пусто. Цивилизация принесла новые болезни, снимающие „урожай“ среди людей, пожалуй, сравнимый с такими мировыми морами, как чума, и холера. Это сердечно-сосудистые и онкологические заболевания. Жители промышленно развитых стран стали мало двигаться, есть значительно больше, чем нужно организму для восстановления затраченной энергии на физическую и умственную деятельность, злоупотреблять возбуждающими средствами, курением, алкоголем и т. п.
Как выразился один американский ученый, мы копаем себе могилу ложкой и вилкой. Даже заболев, буквально травимся сильнодействующими химическими препаратами, по существу, не всегда отдавая себе отчет: лечение это или помеха для организма, который легче справился бы с хворью сам при помощи естественных средств: трав, меда, правильного питания, лечебного голодания. Вспомним: больные животные всегда отказываются от приема пищи и находят в природе нужные для исцеления растения. Не в меру обильная и высококалорийная еда никогда не приносила пользы и здоровому организму. Недаром у всех народов было принято устраивать посты: однодневные, несколькодневные, порой — больше месяца. Поучительна в этом смысле жизнь итальянца Людвиго Корнаро. Его зрелые годы, до 40 лет, прошли под знаком роскоши, неумеренности в еде и питье, что сделало Корнаро инвалидом из-за бесчисленных недугов. Вокруг несчастного толпились лекари и сиделки, пичкая его многочисленными лекарствами. Но ничего не помогало, и дни вельможи были сочтены. Но нашелся один врач, прописавший ему строгое воздержание и естественный образ жизни. Свершилось чудо — умирающий буквально возродился. Более того, до конца жизни он отличался завидным здоровьем. Уже будучи глубоким старцем, Людвиго Корнаро писал: „Бедная, несчастная Италия! Разве не видишь ты, что смертность от обжорства ежегодно уносит у тебя более жителей, чем могла бы унести страшная моровая язва или опустошительная война? Эти истинно позорные пиршества, которые теперь в такой моде и отличаются такой непозволительной расточительностью, что не находится достаточно широких столов для всякого количества яств. Эти пиршества, повторяю, равняются по своим последствиям потерям во многих битвах…“
„Неумеренность есть дитя обжорства, — поучал Корнаро. — А умеренная жизнь — дитя воздержанности“. Он прожил сто лет. И было это в пятнадцатом-шестнадцатом веках…»
В дверь постучали. Дагурова опустила ноги на пол, откликнулась. В номер вошел Чикуров.
— Как успехи? — спросил он.
Игорь Андреевич был не то уставший, не то недовольный — Ольга Арчиловна не поняла.
— Читаю Баулина, — показала она рукопись. — Весьма любопытно…
Видя, что Чикуров занят своими мыслями, Ольга Арчиловна замолчала. А он спросил:
— С машиной Ростовцева разобрались? Кто приезжал вчера утром к профессорскому дому?
— Что-то непонятное, — ответила Дагурова. — Шофер генерального директора твердит, что не ездил… Сам Ростовцев — тоже…
— Как это? — нахмурился Чикуров.
— Почитайте их показания. — Ольга Арчиловна дала ему протоколы допросов.
Чикуров начал читать стоя, потом машинально присел к столу. На его лице все явственнее проступало недоумение.
— Странное дело… Чтобы Ростовцев не знал, куда и кто брал его машину…
— А шофер?
— Действительно непонятно, — пожал плечами Чикуров. — Где изъятые у Ростовцева туфли?
— Попросила Хрусталева срочно отвезти на экспертизу. Поехал в область. Обещал сегодня же доставить в лабораторию и уговорить исследовать в кратчайшие сроки.
— Это хорошо, — побарабанил пальцами по столу Чикуров. — А Ростовцев, значит, отправился домой босиком?.. По-моему, вам следовало бы сначала подумать…
Дагурова вспыхнула, но сдержалась. Она рассказала, как было произведено изъятие. Не забыла и то, что понятыми Манукянц привел двух приезжих, не знавших Ростовцева, дабы избежать лишних разговоров в поселке.
«Что ж, действовала она грамотно и достаточно деликатно, — подумал Игорь Андреевич. — Хорошо, что Ольга Арчиловна не попала мне под горячую руку, сразу после разговора с Вербиковым».
— А я уже получил выговор за ваши действия, — сказал он, невесело усмехнувшись.
— От кого? — удивилась Дагурова.
— От моего непосредственного руководства. — Чикуров не решился полностью передать реакцию начальника следственной части прокуратуры республики; он понимал: информация ушла в столицу весьма искаженной.
— Разве я что-то сделала неправильно? — обиделась Ольга Арчиловна. — Все по закону!.. Это же надо — босиком!.. И вы поверили?
— Успокойтесь, Ольга Арчиловна, — примирительно сказал Чикуров. — Понимаю, что процессуальные рамки, в которых мы действуем, не могут предусмотреть всех обстоятельств, с какими приходится сталкиваться следователю. Конечно, зачастую это экспромт… Словом, творчество… Вы, насколько я знаю, увлекаетесь историей, в частности Анатолием Федоровичем Кони? А он в свое время мудро подметил, что, как всякое творчество, следствие соединено с авторским самолюбием. К этому еще присоединяется власть… Вот это соединение творчества с властью в некоторых случаях довольно опасно, несмотря на добросовестность творящего… Слова Кони, по-моему, вполне актуальны и в наше время. — Игорь Андреевич помолчал, затем продолжил, давая понять, что инцидент исчерпан: — Ладно, перейдем к нашим делам…
Он рассказал о допросе Баулиной. Спросил, что еще успела сделать Дагурова, помимо допросов в дирекции «Интеграла».
— Звонила в клинику, узнавала насчет Кленовой, которую видели вечером накануне покушения.
И Дагурова поведала трагическую историю этой женщины.
— Я отлично знаю это громкое дело, — оживился Чикуров. — О нем в свое время очень много говорили у нас в прокуратуре… Следствие вел мой приятель.
— Так вот, эта самая Кленова влюбилась в профессора, преследовала его… Якобы у нее имелся пистолет…
— Это уже серьезно, — заметил Чикуров.
— Но главное, Игорь Андреевич, она исчезла.
— Как, куда? — вырвалось у Чикурова.
— Со дня покушения не появлялась в клинике. В Березках ее никто не видел.
— Я считаю, — после некоторого раздумья сказал Игорь Андреевич, — нужно поручить Латынису выяснить, где она находится. Причем срочно. Пусть сейчас занимается только Кленовой… Еще что?
— Пыталась купить «Баурос», — ответила Дагурова. — Оказывается, это совершенно невозможно.
— Неужели? — удивился Чикуров.
— Дефицит страшнейший. Не хватает.
— А где его обычно продают?
— Здесь недалеко есть деревня Попово, а в ней — что-то вроде торговой палатки… Народу — тьма-тьмущая. Занимают очередь за несколько дней…
— А для кого вы хотите достать «Баурос»? — полюбопытствовал Чикуров.
— Сынишке. Почки у него больные.
— Сколько же ему лет?
— Двенадцать, тринадцатый.
Чикуров удивился. Самой Ольге Арчиловне было двадцать восемь — год рождения он видел в ее паспорте, когда оформлялись у дежурного администратора гостиницы.
Дагурова заметила его удивление.
— Антошка у меня приемный сын… Мама его умерла, когда он был совсем маленький.
— А как у вас с ним?
— Вы знаете, теперь мне кажется, что Антон мне роднее родного…
На лице Ольги Арчиловны заиграла счастливая улыбка. Игорь Андреевич позавидовал. Ему так и не удалось завоевать любовь сына Нади, Кешки. Из-за этого Надя все еще не решается перебраться в его холостяцкую квартиру. Откладывает. Мол, станет Кешка взрослым, поймет…
«Может, дело в том, что мы встретились с Надей, когда ему было уже четырнадцать лет? Маленькие, они как-то легче привязываются, — думал Игорь Андреевич. — Да, Кеша, — непреодолимо. Как это ни грустно».
— И давно у Антона неладно с почками? — спросил Чикуров, отгоняя от себя невеселые мысли.
— Давно, — вздохнула Ольга Арчиловна. — Так жалко его. Сплошные ограничения. В еде, поведении. В пионерлагерь и то боимся посылать. Чтобы не застудился, не поднял что-нибудь тяжелое… Но мы с мужем стараемся вести себя так, словно он здоровый. А то, чего доброго, разовьется комплекс ущербности, неполноценности…
— Лечите?
— Конечно. Два раза возили в Трускавец. Вы себе не представляете, как трудно достать туда путевку! Правда, сейчас выпускают соль знаменитой «Нафтуси» — целебной воды из трускавецких источников. Но, конечно, не то…
— С кем сейчас Антон? С отцом?
— Виталий в поле…
— В каком поле? — не понял Чикуров.
— А-а, — улыбнулась Дагурова, — подумали, что агроном… Мой муж геолог, начальник партии. Сейчас в экспедиции, как они говорят, в поле… Антошка с моей тещей.
— Вы хотите сказать, со свекровью? — поправил Чикуров.
— Анастасия Родионовна — теща мужа, то есть мать Антошкиной мамы… Одинокая, живет с нами. Внук для нее — свет в окне. — Ольга Арчиловна вздохнула. — Вот с ней у нас первое время было очень напряженно. Ревновала к Антошке… Теперь вроде наладилось. В народе говорят, сживется — слюбится. Так и мы с Анастасией Родионовной. Да и делить, собственно, нечего… Заказала разговор с ней, дадут только завтра утром. А что я ей скажу? «Баурос» не достала…
— Сегодня не достали, достанете завтра, — успокоил ее Чикуров.
— Вы бы видели очередь!..
— В очередях люди весьма словоохотливы, — улыбнулся Игорь Андреевич. — Может, что интересное узнаете, для дела…
— А что, попробую еще раз, — согласилась Дагурова. — Заодно послушаю, что говорят.
Составив план действий на следующий день, они разошлись.
Утром Дагурову разбудил телефонный звонок. Резкий, частый — междугородная связь. Она схватила трубку. Мгновенно улетел куда-то сон, когда она услышала голос Анастасии Родионовны.
— Оля, здравствуй, милая. Как ты там?
— Спасибо, все в порядке. Как Антошка?
— Слава богу… Бегает, собак гоняет… Послушай, Оля, я тут разговорилась с людьми… Как узнали, что ты в Березках, где знаменитый Баулин врачует, в один голос сказали, что тебе нужно достать лекарство для Антона…
— Знаю, Анастасия Родионовна. Достану.
— Вот хорошо-то будет!.. Хочешь с ним поговорить, трубку из рук рвет?
— Конечно!
Антошка, захлебываясь от радости, стал рассказывать, что папа открыл какой-то новый минерал и его назвали Дагуровит.
Вдруг голос его исчез. Ольга Арчиловна дула в трубку, звала сына, но телефонистка сказала, что связь, к сожалению, пропала.