Целая вид, что совершенно не подозревает о слежке, Доулиш сел в другой автобус, шедший в направлении «Виктории». Сойдя с него, он быстро, но так, чтобы преследователь без труда мог за ним поспеть, направился к радиальной станции.
На стоянке было несколько свободных такси. Нарочито не торопясь, Доулиш пропустил несколько такси, словно ожидая кого-то. Два человека сели в первое такси, вскоре уехали с подошедшими клиентами второе и третье. Осталось одно, последнее. Машина медленно подъехала к Доулишу, он открыл дверцу и сел в машину.
— Лестер-сквер! — громко произнес он и хлопнул дверцей.
На Лестер-сквер он вышел из такси и у Олдгейта сел в другое. Проехав немного по широкой и мрачной приметной Майл-энд-роуд на автобусе, он сошел близ перекрестка, откуда было рукой подать до «Красного Буйвола». Доулиш был уверен, что близ «Виктории» сумел оторваться от хвоста и напасть на его след теперь практически невозможно.
Он направился к «Красному Буйволу» и, когда до девяти оставалось ровно пять минут, взялся за зеленую крашеную ручку двери пивного бара. «Остин» стоял на улице ярдах в пятидесяти от бара.
Здесь ли Белокурая Куколка?
Переступив порог, он попал в атмосферу пивного чада. Бар был битком набит докерами. Поверх их голов и решетки крепких локтей Доулиш перехватил направленный на него взгляд Септимуса Ли. На сей раз волосы Ли были темными и покрыты лаком; щеки свисали сухими тряпицами — такого эффекта он достиг, вынув просто-напросто вставные челюсти. Еще более разительного изменения облика он добился, наложив на лицо грим цвета сильного загара, и теперь его глубоко посаженные темно-карие глаза уже не выделялись столь резко. Септимус взглянул на Доулиша, но, соблюдая конспирацию, виду не подал, что узнал его.
Часы, спешившие на пять минут, показывали девять часов четыре минуты. Поэтому в действительности до девяти часов, когда должен был раздаться звонок, возвещающий, что до закрытия остался ровно час, и когда О’Флинн, если верить его словам, должен был встретиться с Белокурой Куколкой, оставалась минута.
Эту минуту Доулиш потратил на то, чтобы заказать себе пинту пива. Он поставил кружку на столик и сел таким образом, чтобы можно было наблюдать за входной дверью.
Прошло пять минут, но никого, кто походил бы на Белокурую Куколку наружностью, не появилось.
Он начал прикидывать, какое бы наказание придумать для О’Флинна.
Потом дверь распахнулась, и в пивную вошла женщина.
Она была совсем не того типа, который он предполагал. На голову она повязала разноцветный шарф, так, что из-под него виднелось лишь несколько белокурых локонов. Глаза с накладными ресницами были ярко накрашены. Покачивая бедрами, она прошла к бару, сопровождаемая неописуемой внешности человеком в широкополой велюровой шляпе.
— Не желает ли дама портвейна с лимоном?
— С удовольствием, Кроха Чарли!
— Бокальчик портвейна с лимоном, — сказал Кроха Чарли, — и пинту пива, как всегда.
Сценку они разыграли без особого нажима, но вместе с тем она была рассчитана на всеобщее внимание — чтобы их заметил и нужный им человек. Эта парочка надеялась кого-то встретить здесь, кого, однако, тут не оказалось. Они обменялись разочарованными взглядами. Хозяин обслужил Кроху Чарли, и тот понес бокалы и стаканы к столу. Они сели так, чтобы было удобно наблюдать за дверью.
Сеп сказал что-то соседу по столику, допил свое пиво и вышел из бара.
Доулиш остался там, где сидел.
Мужчина и женщина тоже остались на своих местах, проявляя признаки все растущего беспокойства. Мужчина выкурил несколько сигарет, женщина — только одну.
Когда часы должны были пробить десять, они вдруг поднялись из-за стола и вышли из бара.
Доулиш последовал за ними спустя несколько секунд.
Они уже успели дойти почти до конца улицы, но их фигуры хорошо высвечивались уличным фонарем. Ли стоял поодаль на мостовой.
Доулиш ускорил шаг. Парочка повернула за угол. Там была припаркована малолитражка, и женщина села за руль машины. Доулиш услышал, как она сказала:
— Разузнай, что с ним случилось, Чарли. — Ее голос звучал теперь спокойно и естественно. — Я поеду прямиком назад.
— О’кей, Лиз, — откликнулся мужчина. — Вообще, что-то тут нечисто. Полиция-то его не трогала.
— Точно?
— Да я бы знал, если б его сцапали.
— Если он появится… — начала было женщина, но оборвала фразу на полуслове, как будто наперед знала, что высказывать свои соображения значит впустую тратить время. — Позвони мне, когда будут новости, Чарли.
Женщина завела мотор, и машина тронулась. Доулиш подождал, пока она немного отъедет, и последовал за ней на «остине». Сеп наблюдал за человеком в велюровой шляпе. Он займется им, если потребуется.
Доулиш на него надеялся.
Женщина повернула на Майл-энд-роуд, затем миновала Олдгейт, пустынный Сити с его высокими однообразными коробками, Флит-стрит, Стрэнд и Оксфорд-стрит. Спустя двадцать пять минут машина подкатила к маленькому домику, тому самому, к которому человек в очках с толстыми линзами вывел Эллисона.
Она отперла ключом дверь.
Доулиш оставил «остин» за углом и выждал десять минут. Из дома вышел мужчина, сел в машину, на которой приехала женщина, и укатил. Доулиш все еще ждал. Через десять минут мужчина вернулся; вероятно, ему было велено поставить машину в гараж Так же, как раньше женщина, он зашел в дом, открыв парадную дверь ключом.
На улице было очень тихо. В конце главной дороги движение было совсем слабым, оттуда доносился едва слышный шум.
Часы пробили одиннадцать.
В фасадном окне дома номер двадцать девять вспыхнул свет; на фоне портьер показалась фигура женщины, но через несколько секунд свет погас.
Тишина воцарилась прямо-таки гробовая.
В половине двенадцатого Доулиш двинулся к запертой двери. В свете уличного фонаря он обследовал замок — самый обычный. Теперь Доулиш был виден любому, кто мог пройти мимо, но из дома на улицу никто не вышел.
Он открыл свой нож с лезвием, приспособленным специально для открывания подобных замков. Сердце застучало быстрей, когда он вытащил авторучку-фонарик и осветил им стык двери и дверной рамы. Болтов не было видно, зато имелся выступ, который мог испортить все дело.
В конце улицы показался мотоциклист, и фары мотоцикла осветили всю улицу. Мотоциклист промчался, потом, обнявшись, медленно пробрела молодая парочка. Доулиш спокойно выждал, пока они исчезли из вида.
Потом он подошел к окну и в свете своего микрофонарика осмотрел его створки.
Первое, что он увидел, это проволоку секретной сигнализации…
Он выключил фонарик. Теперь его сердце забилось куда более размеренно. На любой другой улице было бы много мест, где можно спрятаться. У большого дома, например, он мог бы укрыться за живой изгородью, под тенистыми деревьями, за оградой. Здесь же не было ничего подходящего.
Может, повернуть обратно?
Он отошел от окна и едва ступил на мостовую, как из-за угла появилась машина. Он шмыгнул в тень. Фары на мгновение резко вспыхнули, потом погасли. Доулиш не был уверен, что его не заметили. Машина подъехала ближе, совсем близко, и из нее вышло трое.
Один был очень высокого роста, молодой… трудно разглядеть в тусклом свете, но, вероятно, его двойник.
Второй был в роговых очках, с толстыми линзами.
Третьим был О’Флинн.
Итак, О’Флинн сбежал или его освободили.
Доулиш наблюдал за троицей, пока те стояли, ожидая, когда им откроют дверь.
Наконец дверь широко распахнулась, и все трое зашли в дом.
Глава 12
Маленький дом
Доулиш выждал еще пять минут. Все было спокойно. На этот раз он воспользовался традиционным приемом взломщиков — просто-напросто свернул замок. Толкнул дверь, дверь поддалась. Он приоткрыл ее пошире и скользнул внутрь.
Из расположенной внизу комнаты в переднюю проникал слабый свет, слышалась музыка — работало радио.
Он поднялся по лестнице на звук голосов. Поначалу слова сливались в неясный шум, но потом он понял, что говорят на испанском. Разговаривали несколько человек.
На лестничную площадку выходили три двери. Доулиш толкнул первую — она открылась, за ней была пустая спальня. Тронул вторую дверь — заперта.
Он просунул в замок отмычку. Повернул.
В комнате царил мрак. Доулиш услышал странные звуки — словно кто-то вертелся на постели. Он осторожно провел по комнате лучом микрофонарика. Слабенький луч выхватил из темноты лицо Эллисона, ссадину на его виске, налитый кровью глаз и повязку, туго стягивавшую рот.
Доулиш перерезал повязку и подоткнул под голову Эллисона подушку. Журналист попытался что-то сказать, но смог выдавить из себя только какой-то свистящий хрип. В комнате был умывальник. Доулиш налил немного воды в стоявший на зеркальной полочке стакан и поднес его к губам Эллисона.
Эллисон с жадностью опустошил стакан.
Доулиш выглянул на площадку. Разговор все еще продолжался, снизу не доносилось ни звука. Прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, Доулиш должен был убедиться, что Эллисон в случае чего может позаботиться о себе сам, но прежде всего надо было выяснить, что же с ним все-таки приключилось.
Доулиш перерезал веревки и начал аккуратно массировать щиколотки и запястья Эллисона.
— Спокойней, Эдди.
— Пат, но как это тебе удалось?
У Эллисона перехватило дыхание. Прошло несколько секунд, пока ему удалось произнести:
— Это убийцы.
— Можно подумать, я не знаю.
— Будь предельно осторожен.
— Помолчи, а то опять задохнешься, — прошептал Доулиш. — Ты не знаешь, куда они дели девушку?
— Нет, я…
Эллисон замолчал. От двери донесся какой-то звук. Доулиш встал и подошел к двери, не спуская глаз с ручки, ожидая, что она вот-вот повернется. Внимательно прислушался, но больше ничего не было слышно.
Может, цросто показалось?
Он осторожно повернул ручку и нажал на дверь. Дверь не открылась — их заперли снаружи.
Итак, и Доулиша заманили в ловушку: теперь они оба узники.
Как и прежде, удар был нанесен мгновенно и неожиданно. Если им не удастся выбраться, конец истории будет самым что ни на есть печальным.
Доулиш попытался открыть дверь отмычкой, но замочная скважина была заблокирована снаружи. Тогда он яростно, со всей своей недюжинной силой навалился на дверь, но она все равно не поддалась.
Эллисон глядел на него молча.
Доулиш подошел к окну и приподнял шторы — окно забрано железной решеткой. Каждое новое открытие было еще хуже предыдущего, тучи все сгущались, и в этом мраке не было ни проблеска надежды.
Вдруг потянуло гарью.
Запах расползался по комнате. Поначалу Доулиш не понял, что это означает, но через несколько секунд все стало ясно. Он снова набросился на дверь, но это было явно бесполезно.
Эллисон прохрипел:
— Я чувствую запах… Что-то горит.
— Все нормально, — произнес Доулиш, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно; но и его уже начал охватывать Страх — даже не страх, а настоящая паника.
Через окно выбраться невозможно.
Он мог бы выбить дверь, если бы у него было время. Время!
Запах гари стал сильнее. Ему показалось, что он видит уже и дым. «Почему же огонь распространяется так быстро, — подумал он, — и почему я не заметил, как начался пожар?»
Эллисон закашлялся.
Доулиш вынул из кармана сумочку с отмычками, достал из нее два пластиковых флакона: он был готов ко всяким неожиданностям, тем более что в прошлом в таких неожиданностях недостатка не было. Жизнь в опасности — хорошая школа, в ней учат и думать, и действовать быстро. Он держал флаконы твердой рукой, понимая, что Эллисон наблюдает за каждым его движением. Поставил флаконы на пол, затем разорвал круглую картонную коробочку. Высыпал из коробочки на пол перед дверью бурый порошок так, чтобы порошок покрыл и два пластиковых флакона.
Чиркнул спичкой.
Теперь из-под двери начал просачиваться и дым.
Доулиш встал на одно колено и поднес спичку к полоске пороха, потом повернулся к Эллисону. Сердце билось, как молот, в глазах Эллисона он увидел страх.
Эллисон и до этого натерпелся предостаточно.
— Ложись на пол, — скомандовал Доулиш, — и прижми руки к ушам.
Он помог Эллисону слезть с кровати и лег рядом в ожидании взрыва.
Пол был горячим.
Дышать было тяжело, они задыхались. Доулиш стиснул зубы: неужели что-то случилось с порохом? Отсырел? Или слишком старый?
Сначала он услышал грохот, потом почувствовал взрывную волну. Его оторвало от пола и швырнуло на Эллисона с такой силой, что захватило дух. Его оглушило, как ему показалось, он не мог двинуть ни рукой, ни ногой довольно долго, хотя он и понимал, что надо спешить, и спешить отчаянно.
Было так жарко, что невозможно было дышать.
Наконец Доулишу удалось оторвать себя от пола, он наклонился и помог подняться журналисту. В дверь они увидели зияющую дыру. Сквозь нее врывались языки пламени, уже добиравшиеся до мебели в комнате.
Единственная надежда была на то, что площадка еще не прогорела.
Доулиш первым добрался до двери. Он обхватил Эллисона за пояс и вывалок на площадку. На секунду они оказались в самом пекле, запах горящего ковра был невыносим.
Они добрались до лестницы, скатились по ней и услышали голоса — голоса и стук во входную дверь.
Помимо перспективы сгореть живьем Доулиша пугала и перспектива встречи с полицией. При нем были отмычки — уже одно это могло доставить ему большие неприятности; кроме того, рее это может окончательно утвердить Скотленд-Ярд в том, что ок «пошел по кривой дорожке».
У входа в дом стоял полицейский. Доулиш отпустил Эллисона, собрал остатки сил и рванул на улицу. Здесь собралась небольшая группа зевак, но его никто не останавливал, и ему удалось благополучно добраться до своего «остина».
Взревел мотор.
Инспектор Уильям Триветт глядел на Фелисити, как ястреб на воробышка. Правда, весьма спокойного, выдержанного, красивого и терпеливого воробышка.
— Извини, Билл, — сказала Фелисити, — но врач не разрешил его будить.
— К черту врача! Уверен, что с ним все в порядке, и…
— Он спит, — торжественно объявила Фелисити.
— У него есть ожоги?
— Ожоги? — переспросила Фелисити. — Господи, конечно же, нет. Ты можешь просить хоть до посинения, но если у тебя нет ордера на арест, то пока он не проснется, я тебя к нему не пушу.
— Ты еще упрямей, чем он, — прорычал Триветт. — Так с ним действительно все в порядке?
— Действительно. А ты знаешь, что случилось?
— Могу только догадываться, — буркнул Триветт. — Он нашел Эллисона, и кто-то пытался сжечь их живьем или они сами затеяли пожар, стараясь выбраться. Эллисон в больнице и скорее всего пробудет там некоторое время, — продолжал Триветт. — Имени Пата он не называл. Когда он пришел в себя, он заявил, что его похитили и что его спас какой-то незнакомец.
— Боже мой, вот это приключения! — восхитилась Фелисити. — Когда Пат проснется, тебе действительно надо бы с ним поболтать. Если, конечно, — добавила она сладеньким голоском, — ты к этому времени сам хоть что-нибудь будешь знать.
— Ну если уж и ты начинаешь верить, что он — всеведущий, тогда уж точно, оба вы кончите тюрьмой, — заявил Триветт, и Фелисити поняла, что говорит он вполне серьезно. — Слушай, Фел, в Ист-Энде ходят упорные слухи, что Пат скупал краденые драгоценности, самые разные. Пока еще никто с полной уверенностью не опознал его на фотографиях, но некоторые полагают, что это он и есть. Косвенных доказательств полно, и у Пата нет никаких шансов. Мое личное мнение ничего не значит. Мой долг — находить факты, и все эти факты бьют в одну точку. Я могу поверить в то, что кто-то воспользовался его именем, но Пату все равно придется доказывать это в суде. Будьте осторожны. Дело поганое.
— Я буду осторожна, — пообещала Фелисити тихо.
— Он в чем-нибудь подозревает Сепа Ли? — резко спросил Триветт.
— Он никогда не говорил об этом.
— Ли доверять нельзя, — сказал Триветт.
— Возможно, — согласилась Фелисити. — Но, Билл…