— И вы считаете…
— Я считаю, что это правда, — сказала Эмили Брент. — Вы видели, как она вела себя вчера вечером. Она до смерти перепугалась, потеряла сознание. Ее злодеяние раскрылось, и она этого не перенесла. Она буквально умерла со страху.
Армстронг недоверчиво покачал головой.
— Вполне правдоподобная теория, — сказал он, — но принять ее на веру, не зная ничего о состоянии здоровья умершей, я не могу. Если у нее было слабое сердце…
— Скорее это была кара Господня, — невозмутимо прервала его Эмили Брент.
Ее слова произвели тяжелое впечатление.
— Это уж слишком, мисс Брент, — укорил ее Блор.
Старая дева вскинула голову, глаза у нее горели.
— Вы не верите, что Господь может покарать грешника, а я верю.
Судья погладил подбородок.
— Моя дорогая мисс Брент, — сказал он, и в голосе его сквозила насмешка, — исходя из своего опыта, могу сказать, что Провидение предоставляет карать злодеев нам, смертным, и работу эту часто осложняют тысячи препятствий. Но другого пути нет.
Эмили Брент пожала плечами.
— А что она ела и пила вчера вечером, когда ее уложили в постель? — спросил Блор.
— Ничего, — ответил Армстронг.
— Так-таки ничего? Ни чашки чаю? Ни стакана воды? Пари держу, что она все же выпила чашку чая. Люди ее круга не могут обойтись без чая.
— Роджерс уверяет, что она ничего не ела и не пила.
— Он может говорить, что угодно, — сказал Блор, и сказал это так многозначительно, что доктор покосился на него.
— Значит, вы его подозреваете? — спросил Ломбард.
— И не без оснований, — огрызнулся Блор. — Все слышали этот обвинительный акт вчера вечером. Может оказаться, что это бред сивой кобылы — выдумки какого-нибудь психа! А с другой стороны, что если это правда? Предположим, что Роджерс и его хозяйка укокошили старушку. Что же тогда получается? Они чувствовали себя в полной безопасности, радовались, что удачно обтяпали дельце — и тут на тебе…
Вера прервала его.
— Мне кажется, миссис Роджерс никогда не чувствовала себя в безопасности, — тихо сказала она.
Блор с укором посмотрел на Веру: «Вы, женщины, никому не даете слова сказать», — говорил его взгляд.
— Пусть так, — продолжал он. — Но Роджерсы, во всяком случае, знали, что им ничего не угрожает. А тут вчера вечером этот анонимный псих выдает их тайну. Что происходит? У миссис Роджерс сдают нервы. Помните, как муж хлопотал вокруг нее, пока она приходила в себя. И вовсе не потому, что его так заботило здоровье жены. Вот уж нет! Просто он чувствовал, что у него земля горит под ногами. До смерти боялся, что она проговорится. Вот как обстояли дела! Они безнаказанно совершили убийство. Но если их прошлое начнут раскапывать, что с ними станется? Десять против одного, что женщина расколется. У нее не хватит выдержки все отрицать и врать до победного конца. Она будет вечной опасностью для мужа, вот в чем штука. С ним-то все в порядке. Он будет врать хоть до Страшного Суда, но в ней он не уверен! А если она расколется, значит и ему каюк. И он подсыпает сильную дозу снотворного ей в чай, чтобы она навсегда замолкла.
— На ночном столике не было чашки, — веско сказал Армстронг. — И вообще там ничего не было — я проверил.
— Еще бы, — фыркнул Блор. — Едва она выпила это зелье, он первым делом унес чашку с блюдцем и вымыл их.
Воцарилось молчание. Нарушил его генерал Макартур.
— Возможно, так оно и было, но я не представляю, чтобы человек мог отравить свою жену.
— Когда рискуешь головой, — хохотнул Блор, — не до чувств.
И снова все замолчали. Но тут дверь отворилась и вошел Роджерс.
— Чем могу быть полезен? — сказал он, обводя глазами присутствующих. — Не обессудьте, что я приготовил так мало тостов: у нас вышел хлеб. Его должна была привезти лодка, а она не пришла.
— Когда обычно приходит моторка? — заерзал в кресле судья Уоргрейв.
— От семи до восьми, сэр. Иногда чуть позже восьми. Не понимаю, куда запропастился Нарракотт. Если он заболел, он прислал бы брата.
— Который теперь час? — спросил Филипп Ломбард.
— Без десяти десять, сэр.
Ломбард вскинул брови, покачал головой.
Роджерс постоял еще минуту-другую.
— Выражаю вам свое соболезнование, Роджерс, — неожиданно обратился к дворецкому генерал Макартур. — Доктор только что сообщил нам эту прискорбную весть.
Роджерс склонил голову.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он, взял пустое блюдо и вышел из комнаты.
В гостиной снова воцарилось молчание. На площадке перед домом Филипп Ломбард говорил:
— Так вот, что касается моторки…
Блор поглядел на него и согласно кивнул.
— Знаю, о чем вы думаете, мистер Ломбард, — сказал он, — я задавал себе тот же вопрос. Моторка должна была прийти добрых два часа назад. Она не пришла. Почему?
— Нашли ответ? — спросил Ломбард.
— Это не простая случайность, вот что я вам скажу. Тут все сходится. Одно к одному.
— Вы думаете, что моторка не придет? — спросил Ломбард.
— Конечно, не придет, — раздался за его спиной брюзгливый раздраженный голос.
Блор повернул могучий торс, задумчиво посмотрел на говорившего:
— Вы тоже так думаете, генерал?
— Ну, конечно, она не придет, — сердито сказал генерал, — мы рассчитываем, что моторка увезет нас с острова, Но мы отсюда никуда не уедем — так задумано. Никто из нас отсюда не уедет… Наступит конец, вы понимаете, конец… — запнулся и добавил тихим, изменившимся голосом: — Здесь такой покой — настоящий покой. Вот он конец, конец всему… Покой…
Он резко повернулся и зашагал прочь. Обогнул площадку, спустился по крутому склону к морю и прошел в конец острова, туда, где со скал с грохотом срывались камни и падали в воду. Он шел, слегка покачиваясь, как лунатик.
— Еще один спятил, — сказал Блор. — Похоже, мы все рано или поздно спятим.
— Что-то не похоже, — сказал Ломбард, — чтобы вы спятили.
Отставной инспектор засмеялся.
— Да, меня свести с ума будет не так легко, — и не слишком любезно добавил: — Но и вам это не угрожает, мистер Ломбард.
— Правда ваша, я не замечаю в себе никаких признаков сумасшествия, — ответил Ломбард.
Доктор Армстронг вышел на площадку и остановился в раздумье. Слева были Блор и Ломбард. Справа, низко опустив голову, ходил Уоргрейв. После недолгих колебаний Армстронг решил присоединиться к судье. Но тут послышались торопливые шаги.
— Мне очень нужно поговорить с вами, сэр, — раздался у него за спиной голос Роджерса.
Армстронг обернулся и остолбенел: глаза у дворецкого выскочили из орбит. Лицо позеленело. Руки тряслись. Несколько минут назад он казался олицетворением сдержанности. Контраст был настолько велик, что Армстронг оторопел.
— Пожалуйста, сэр, мне очень нужно поговорить с вами с глазу на глаз. Наедине.
Доктор прошел в дом, ополоумевший дворецкий следовал за ним по пятам.
— В чем дело, Роджерс? — спросил Армстронг. — Возьмите себя в руки.
— Сюда, сэр, пройдите сюда.
Он открыл дверь столовой, пропустил доктора вперед, вошел сам и притворил за собой дверь.
— Ну, — сказал Армстронг, — в чем дело?
Кадык у Роджерса ходил ходуном. Казалось, он что-то глотает и никак не может проглотить.
— Здесь творится что-то непонятное, сэр, — наконец решился он.
— Что вы имеете в виду? — спросил Армстронг.
— Может, вы подумаете, сэр, что я сошел с ума. Скажете, что все это чепуха. Только это никак не объяснишь. Никак. И что это значит?
— Да скажите же, наконец, в чем дело. Перестаньте говорить загадками.
Роджерс снова проглотил слюну.
— Это все фигурки, сэр. Те самые, посреди стола. Фарфоровые негритята. Их было десять. Готов побожиться, что их было десять.
— Ну, да, десять, — сказал Армстронг, — мы пересчитали их вчера за обедом.
Роджерс подошел поближе.
— В этом вся загвоздка, сэр. Прошлой ночью, когда я убирал со стола, их было уже девять, сэр. Я удивился. Но только и всего. Сегодня утром, сэр, когда я накрыл на стол, я на них и не посмотрел — мне было не до них… А тут пришел я убирать со стола и… Поглядите сами, если не верите. Их стало восемь, сэр! Всего восемь. Что это значит?
Глава седьмая
После завтрака Эмили Брент предложила Вере подняться на вершину скалы, поглядеть, не идет ли лодка.
Ветер свежел. На море появились маленькие белые барашки. Рыбачьи лодки не вышли в море — не вышла и моторка. Виден был только высокий холм, нависший над деревушкой Стиклхевн. Самой деревушки видно не было — выдающаяся в море рыжая скала закрывала бухточку.
— Моряк, который вез нас вчера, произвел на меня самое положительное впечатление. Странно, что он так опаздывает, — сказала мисс Брент.
Вера не ответила. Она боролась с охватившей ее тревогой. «Сохраняй хладнокровие, — повторяла она про себя. — Возьми себя в руки. Это так не похоже на тебя: у тебя всегда были крепкие нервы».
— Хорошо бы лодка поскорее пришла, — сказала она чуть погодя. — Мне ужасно хочется уехать отсюда.
— Не вам одной, — отрезала Эмили Брент.
— Все это так невероятно, — сказала Вера. — И так бессмысленно.
— Я очень недовольна собой, — с жаром сказала мисс Брент. — И как я могла так легко попасться на удочку?
На редкость нелепое письмо, если вдуматься. Но тогда у меня не появилось и тени сомнения.
— Ну, конечно, — машинально согласилась Вера.
— Мы обычно склонны принимать все за чистую монету, — продолжала Эмили Брент.
Вера глубоко вздохнула.
— А вы и правда верите… в то, что сказали за завтраком? — спросила она.
— Выражайтесь точнее, милочка. Что вы имеете в виду?
— Вы и впрямь думаете, что Роджерс и его жена отправили на тот свет эту старушку? — прошептала она.
— Я лично в этом уверена, — сказала мисс Брент. — А вы?
— Не знаю, что и думать.
— Да нет, сомнений тут быть не может, — сказала мисс Брент. — Помните, она сразу упала в обморок, а он уронил поднос с кофе. Да и негодовал он как-то наигранно. Я не сомневаюсь, что они убили эту мисс Брейди.
— Мне казалось, миссис Роджерс боится собственной тени, — сказала Вера. — В жизни не встречала более перепуганного существа. Видно, ее мучила совесть.
Мисс Брент пробормотала:
— У меня в детской висела табличка с изречением: «ИСПЫТАЕТЕ НАКАЗАНИЕ ЗА ГРЕХ ВАШ», здесь именно тот случай.
— Но, мисс Брент, как же тогда… — вскинулась Вера.
— Что тогда, милочка?
— Как же остальные? Остальные обвинения.
— Я вас не понимаю.
— Все остальные обвинения — ведь они… они же несправедливые? Но если Роджерсов обвиняют справедливо, значит… — она запнулась, мысли ее метались.
Чело мисс Брент, собравшееся в недоумении складками, прояснилось.
— Понимаю… — сказала она. — Но мистер Ломбард, например, сам признался, что обрек на смерть двадцать человек.
— Да это же туземцы, — сказала Вера.
— Черные и белые, наши братья равно, — наставительно сказала мисс Брент.
«Наши черные братья, наши братья во Христе, — думала Вера. — Господи, да я сейчас расхохочусь. У меня начинается истерика. Я сама не своя…»
А Эмили Брент задумчиво продолжала:
— Конечно, некоторые обвинения смехотворны и притянуты за уши. Например, в случае с судьей — он только выполнял свой долг перед обществом, и в случае с отставным полицейским. Ну и в моем случае, — продолжала она после небольшой заминки. — Конечно, я не могла сказать об этом вчера. Говорить на подобные темы при мужчинах неприлично.
— На какие темы? — спросила Вера.
Мисс Брент безмятежно продолжала:
— Беатриса Тейлор поступила ко мне в услужение. Я слишком поздно обнаружила, что она собой представляет. Я очень обманулась в ней. Чистоплотная, трудолюбивая, услужливая — поначалу она мне понравилась. Я была ею довольна. Но она просто ловко притворялась. На самом деле это была распущенная девчонка, без стыда и совести. Увы, я далеко не сразу поняла, когда она… что называется, попалась. — Эмили Брент сморщила острый носик. — Меня это потрясло. Родители, порядочные люди, растили ее в строгости. К счастью, они тоже не пожелали потворствовать ей.
— И что с ней сталось? — Вера смотрела во все глаза на мисс Брент.
— Разумеется, я не захотела держать ее дальше под своей крышей. Никто не может сказать, что я потворствую разврату.
— И что же с ней сталось? — повторила Вера совсем тихо.
— На ее совести уже был один грех, — сказала мисс Брент. — Но мало этого: когда все от нее отвернулись, она совершила грех еще более тяжкий — наложила на себя руки.
— Покончила жизнь самоубийством? — в ужасе прошептала Вера.
— Да, она утопилась.
Вера содрогнулась. Посмотрела на бестрепетный профиль мисс Брент и спросила:
— Что вы почувствовали, когда узнали о ее самоубийстве? Не жалели, что выгнали ее? Не винили себя?
— Себя? — взвилась Эмили Брент. — Мне решительно не в чем упрекнуть себя.
— А если ее вынудила к этому ваша жестокость? — спросила Вера.
— Ее собственное бесстыдство, ее грех, — вот что подвигло ее на самоубийство. Если бы она вела себя как приличная девушка, ничего подобного не произошло бы.
Она повернулась к Вере. В глазах ее не было и следа раскаяния: они жестко смотрели на Веру с сознанием своей правоты. Эмили Брент восседала на вершине Негритянского острова, закованная в броню собственной добродетели. Тщедушная старая дева больше не казалась Вере смешной. Она показалась ей страшной.
Доктор Армстронг вышел из столовой на площадку. Справа от него сидел в кресле судья — он безмятежно смотрел на море. Слева расположились Блор и Ломбард — они молча курили Как и прежде, доктор заколебался. Окинул оценивающим взглядом судью Уоргрейва. Ему нужно было с кем-нибудь посоветоваться. Он высоко ценил острую логику судьи, и все же его обуревали сомнения. Конечно, мистер Уоргрейв человек умный, но он уже стар. В такой переделке скорее нужен человек действия. И он сделал выбор.
— Ломбард, можно вас на минутку?
Филипп вскочил.
— Конечно.
Они спустились на берег.
Когда они отошли подальше, Армстронг сказал:
— Мне нужна ваша консультация.
Ломбард вскинул брови.
— Но я ничего не смыслю в медицине.
— Вы меня неправильно поняли, я хочу посоветоваться о нашем положении.
— Это другое дело.
— Скажите откровенно, что вы обо всем этом думаете? — спросил Армстронг.
Ломбард с минуту подумал.
— Тут есть над чем поломать голову, — сказал он.
— Как вы объясните смерть миссис Роджерс? Вы согласны с Блором?
Филипп выпустил в воздух кольцо дыма.
— Я вполне мог бы с ним согласиться, — сказал он, — если бы этот случай можно было рассматривать отдельно.
— Вот именно, — облегченно вздохнул Армстронг: он убедился, что Филипп Ломбард далеко не глуп.
А Филипп продолжал:
— То есть если исходить из того, что мистер и миссис Роджерс в свое время безнаказанно совершили убийство и вышли сухими из воды. Они вполне могли так поступить. Что именно они сделали, как вы думаете? Отравили старушку?
— Наверное, все было гораздо проще, — сказал Армстронг. — Я спросил сегодня утром Роджерса, чем болела мисс Брейди. Ответ пролил свет на многое. Не буду входить в медицинские тонкости, скажу только, что при некоторых сердечных заболеваниях применяется амилнитрит. Когда начинается приступ, разбивают ампулу и дают больному дышать. Если вовремя не дать больному лекарство, это может привести к смерти.
— Уж чего проще, — сказал задумчиво Ломбард, — а это, должно быть, огромный соблазн.
Доктор кивнул головой.
— Да им и не нужно ничего делать — ни ловчить, чтобы раздобыть яд, ни подсыпать его — словом, им нужно было только ничего не делать. К тому же Роджерс помчался ночью за доктором — у них были все основания думать, что никто ничего не узнает.
— А если и узнает, то не сможет ничего доказать, — добавил Филипп Ломбард и помрачнел. — Да, это многое объясняет.
— Простите? — удивился Армстронг.
— Я хочу сказать, это объясняет, почему нас завлекли на Негритянский остров. За некоторые преступления невозможно привлечь к ответственности. Возьмите, к примеру, Роджерсов. Другой пример, старый Уоргрейв: он совершил убийство строго в рамках законности.