Кестеван вскочил, подбоченился и выставил вперед ногу.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — прервал он его, — но ты оскорбляешь леди Рейл. А поскольку ты так много всего знаешь, советую тебе запомнить раз и навсегда, что мы собираемся осуществить грандиозный проект. Действительно в русском духе, но это перевод с английского. Вот так! И сделан он одной из твоих родственниц, женщиной. Так что тебе лучше осторожней выбирать выражения, Стайн.
— Вот как? — вскинул брови Фрэнсис. — Еще одна женщина…
— Представь себе! И она носит ту же фамилию, что и ты. Стало быть, она — твоя родственница. В общем, тебе лучше не рассуждать по поводу финансирования фильма…
— А вы, случайно, — произнес сэр Джордж задумчиво, — не Гертруду Стайн имеете в виду?
— Да, ее. А что?
— Надо же! — сказал Фрэнсис. — Да, да, конечно. Яркое молодое дарование из Вустер-колледжа.
— И что тут смешного? Не знаю, что за роль, но леди Рейл говорит, что я блесну всеми гранями моего таланта. Так что пойми меня правильно, Стайн, а что касается твоего приказа мне убираться из этого дома…
— Я не ставлю под сомнение твой талант, — сказал Фрэнсис. — Ты, безусловно, блеснешь, но твой личный вклад в продюсирование фильма в чем заключается? Хочу сказать, какую роль ты в этом проекте играешь? Счетную логарифмическую линейку, многоточие, а может быть, чеховскую тарелку крыжовника? Словом, прощай, Голливуд! Грядет переворот в артистическом мире…
Он распалялся все больше и больше. Лицо у него раскраснелось, голос звучал все громче.
— Спокойно! — вмешался сэр Джордж. — Уймись. Твой отец лежит в соседней комнате.
Фрэнсис обернулся к нему, и сэра Джорджа поразило выражение его лица.
— Позвольте мне быть безумным, — сказал Фрэнсис. — На время, во всяком случае. Это лучший способ поддерживать себя, иначе я просто свихнусь… Кроме того, его здесь больше нет. Взгляните…
Сам Фрэнсис отвернулся и попытался закурить, когда констебль в синей форме и апатичный Сондерс вышли из дверей Оружейного зала, неся на носилках свою скорбную ношу. Доктор Мэннинг руководил ими. Тэрлейн услышал, как доктор Мэннинг произнес:
— В музыкальный салон, пожалуйста.
— Sic transit, — произнес Фрэнсис, закурив. А потом тихо добавил: — Упокой, Господи, его безумную стариковскую душу, у него были и минусы и плюсы. И что теперь? Вот и мистер Гонт, кстати.
Вытирая пыльные руки носовым платком, Гонт вошел в библиотеку.
— Ну? — спросил сэр Джордж. — Обнаружил что-либо?
Гонт подошел, наполнил свой стакан бренди, сделал глоток, другой — легкий румянец выступил у него на скулах, унылые глаза просияли.
— Должен признать, — медленно произнес он, — что тот план, который ты набросал, Джордж, мне очень помог. Я случайно услышал конец вашей беседы с инспектором. Значит, латные рукавицы нашлись?
— Да, нашлись.
— В комнате той горничной, — сказал Гонт. — Все понятно. Кстати, мистер Стайн, вы сделали весьма любопытное замечание относительно того, в каком положении лежало тело вашего отца…
— Ценное замечание, надо понимать? — спросил Фрэнсис.
Гонт ответил не сразу. Он обвел взглядом всю группу, словно что-то обдумывая и прикидывая. Наконец его взгляд остановился на Кестеване. Тот, нахохлившись, подошел к камину, повернувшись спиной к Гонту…
— Вы сказали, что ваш отец выглядел так, словно тот, кто его душил, приподнял его и не отпускал до тех пор, пока тот не задохнулся. Я склонен считать, что в вашем замечании есть доля истины, но с некоторым нюансом, к примеру…
Гонт внезапно выбросил руки вперед, — его тонкие, сильные пальцы сомкнулись на шее у Кестевана, и он приподнял того, оторвав от пола и повернув к ним лицом.
Почти нечеловеческий вопль вылетел из уст актера. Фрэнсис вскочил, сэр Джордж испуганно вскрикнул.
— Обратите внимание на его ноги, — сказал Гонт.
Бережно, словно у него в руках была антикварная вещица, он опустил актера на пол. Кестеван зашатался. Бледный как полотно, он сперва схватился за измятый воротник, потом вцепился в кресло.
Все молчали в шоке. Картина, которую они наблюдали, представляла жуткое зрелище. Беспомощный человек с бледным лицом и гладкими волосами болтался в воздухе — одна нога была вытянута вперед, другая согнута под животом, носки ног вывернуты наружу, руки отведены назад…
Кестеван прохрипел:
— О господи, да вы что, в самом деле?! — Он снова охнул. — Вы порвали мне воротник. Вы меня всего помяли…
— Я должен принести вам свои глубочайшие извинения, сэр, — сказал Гонт. — Умоляю простить меня. Мистер Мэссей того же роста, но, боюсь, слишком тяжел для моего эксперимента. И к тому же мне надо было застать вас врасплох.
— Объект этого эксперимента удовлетворен, — сказал Фрэнсис. — Ей-богу, вы здорово меня напугали. Но что это доказывает?
— То, что человек, которого душат, приподняв над полом, ведет себя… как мистер…
— Кестеван, — подсказал Фрэнсис.
— Как мистер Кестеван. Колени у такого человека согнуты, и он бьет ногами либо вперед, либо назад в сторону напавшего. Его, безусловно, тянут назад таким образом, чтобы он потом упал навзничь. Это инстинктивное движение того, чьи руки на горле другого человека. И еще одно замечание. Вы обратили внимание на отсутствие запонки на воротнике рубашки. Почти невозможно представить, чтобы кто-то в схватке ухватился за такую крошечную вещь, как запонка, и вытащил ее. С трудом нащупываешь собственную запонку, даже стоя спокойно, когда пытаешься сделать это. Она выскочила, я думаю, так же, как цепочка от часов из его кармана — когда лорда Рейла тянули назад, в то время как он, выпятив грудь, рвался вперед, как это делал мистер Кестеван. Вам, думаю, хочется спросить меня, куда я клоню. На балахоне лорда Рейла отсутствует костяная пуговица, как очень метко заметил инспектор Тейп. А ее петля надорвана, но в странном направлении… Вы заметили, в каком направлении?
— В каком таком направлении? — спросил Фрэнсис. — Ничего не понимаю. Что вы имеете в виду, говоря о направлении?
— Петля надорвана вверх, — объяснил Гонт. — Я ничего не имею против того, чтобы проводить дальнейшие эксперименты, но… — Он повернулся к Кестевану, тот что-то буркнул и попятился. — Но предположим, я боролся с мистером Кестеваном. На нем свободный балахон, застегнутый спереди. Я мог схватиться за его балахон и оторвать пуговицу, когда боролся с ним, но, если бы я ухватился за этот балахон, я неизбежно рванул бы его сверху вниз. Я бы не ухватился за него так, словно пытался стянуть балахон через его голову.
— Значит… — сказал Фрэнсис.
Гонт сделал глоток бренди.
— Значит, балахон рванули снизу. И не во время борьбы. Фактически, джентльмены, борьба в данный момент отходит на второй план. Но как бы то ни было, если лорд Рейл лежал мертвый на спине, и что-то находилось под его застегнутым балахоном, и я бы захотел заполучить, скажем, его ключи или его бумажник… и я бы страшно торопился… Понятно?
Фрэнсис кивнул:
— Вы бы рванули балахон вверх и оторвали пуговицу. Вверх, конечно! Ну, вроде как, когда открываешь банку сардин…
Сэр Джордж тихо сказал:
— Приводить в сравнение банку сардин, говоря о своем отце…
— Ах, оставьте! — взорвался Фрэнсис. — Пожалуйста, продолжайте, мистер Гонт.
— Итак, лорд Рейл лежит на спине, а убийца обшаривает его карманы. Возникает вопрос, зачем убийца повернул его вниз лицом. Это было необходимо, чтобы завязать три узла на шнурке. Но почему убийца оставил это бездыханное тело в таком странном положении? Тут, джентльмены, одна из трех основных проблем. У убийцы просто не было времени. Если я правильно понял, между временем, когда лорд Рейл вошел в Оружейный зал, и временем, когда его дочь обнаружила труп отца, прошло — самое большее — восемь минут… Он ведь должен был каким-то путем ускользнуть, тогда почему он задержался?
Фрэнсис потушил сигарету.
— Все только осложняется, — сказал он. — Вместо одной загадки возникло несколько. Первая, осмелюсь заметить, — это зачем убийца обмотал тетиву вокруг шеи отца после того, как он был уже мертв. Вторую вы только что обозначили. А какая третья?
— Запонка и костяная пуговица отсутствовали. Но ведь где-то они должны были быть. И я их нашел. И это самое удивительное. Знаете, где я их нашел?
— На полу, как я понимаю.
Гонт медленно покачал головой:
— Нет. Не на полу. В кармане лорда Рейла.
Дрова в камине потрескивали, пламя весело плясало. Сэр Джордж, взъерошив свою скудную шевелюру, стал напоминать озадаченного мистера Пиквика.
— Бог мой! — воскликнул он подавленно. — Убийца не только переворачивает труп, но обшаривает пол в поисках запонки и пуговицы и кладет их в карман к… Слушай, Джон! Это же невозможно…
— Да вот они! — сказал Гонт, протягивая запонку и пуговицы на ладони. — Понимаешь, я не считаю, что все это так уж трудно объяснить, как ты, возможно, думаешь. Ей-богу! — неожиданно сказал он. — Хотел бы я, чтобы комиссар был здесь, да и доктор Бланшар со своими инструментами. Я бы им привел в доказательство несколько поразительных логических выводов, вытекающих из этих фактов. Например…
Его глаза, сияющие под темными бровями, мгновенно потускнели, когда вошел инспектор Тейп.
— А вот и рукавицы! — сказал инспектор и положил на столик у камина пару стальных латных рукавиц.
Тэрлейн внимательно осмотрел их. Как определил сэр Джордж, они принадлежали к временам позднего Средневековья. Фаланги пальцев были защищены пластинами, прикрепленными на месте суставов, а кончики сужающихся пальцев были заострены. Пластина на запястье была украшена истлевшей алой тканью с когда-то золотым гербом. Вычурный манжет доходил до половины локтя и расширялся к предплечью.
— Прошу внимания, джентльмены, — неожиданно сказал инспектор. — Я всегда считал, что люди в эпоху Средневековья были гигантами. Существует такое представление о них. Крупные люди, высокие, как… Ну, как я. Все такие. Но их доспехи, джентльмены, да вот хотя бы эти рукавицы, они же для каких-то недомерков, плюгавеньких к тому же. А выглядят массивными…
Сэр Джордж взял одну латную рукавицу, повертел ее в руках.
— Совершенно верно, инспектор, — согласился он. — Рыцарские доспехи весили около восьмидесяти пяти фунтов, боевое оружие чуть меньше, а пехота имела сравнительно легкое снаряжение. Но нам было бы трудно даже просто стоять в тех доспехах. Можете себе представить, как быстро люди сбрасывали вес, двигаясь в этих доспехах. А почему это вас заинтересовало?
— Да я вот попробовал надеть рукавицу, а моя рука вообще туда не влезла. Я вот что подумал — только не обижайтесь, — если вы, джентльмены, не возражаете…
— А чего? Нормально… — сказал Фрэнсис. — Дайте ее мне, я примерю… — Кисть его руки, хотя и довольно длинная, была тонкая, и рукавица налезла, правда, не полностью. Протянув руку к огню, Фрэнсис с любопытством поворачивал ее. — Должен сказать… суставы сгибаются легко, — задумчиво сказал он, медленно сжимая правую руку. — Если потренироваться, я бы мог брать предметы этой рукой. Удобней, чем в перчатке. Как палочками для еды… И… Да она смазана… Ну да! Сравнительно недавно к тому же. Попробуйте сами, джентльмены!
Было что-то зловещее в том, как эти сверкающие суставы сгибались и разгибались перед лицом молодого человека. Тэрлейн едва сдерживал дрожь. Мэссей осторожно взял рукавицы из рук Фрэнсиса, помедлил, а затем с опаской натянул обе рукавицы. Следующей была очередь сэра Джорджа, которому они были настолько тесны, что его попытка не удалась. Тэрлейн надел их легко. Поморщившись, он торопливо скинул их и протянул Кестевану, тот отшатнулся.
— Ну ты, звезда экрана, в чем дело? — усмехнулся Фрэнсис. — Надевай!
Рука исполнителя роли гангстеров инстинктивно потянулась к помятому воротнику. Затем он с самодовольным видом надел рукавицы, словно делал это всю свою жизнь.
— Пришлись впору, — сказал Кестеван, отдавая рукавицы. — Что дальше?
— Дальше будет потом, — инспектор огляделся. Его взгляд задержался на Гонте.
— Где вы нашли эти рукавицы, инспектор? — спросил Гонт.
— В комнате той девушки, как вы, вероятно, слышали.
— Меня интересует, где конкретно вы их нашли?
— Сэр, если вы не были наверху…
— Где они лежали?
— Возле кровати этой бедняжки, сэр. Валялись, будто их скинули с кровати. Вообще-то их миссис Картер нашла. Сунула в дверь голову, включила свет, смотрит, а на полу возле кровати рукавицы…
— Она одна жила в той комнате?
— Нет, сэр. Вместе с ней проживала еще одна девушка, Энни Моррисон, но сегодня… — Инспектор запнулся и закашлялся. — По какой-то причине миссис Картер отправила Энни Моррисон ночевать в другую комнату, которую занимают две другие горничные. Дорис была в своей комнате одна с восьми тридцати до того времени… Ну, вы понимаете!
Фрэнсис снова взял рукавицы и стал их внимательно рассматривать.
— А вы опрашивали других горничных? — спросил он. — Может быть, кто-то из них что-то слышал или видел?
— Пока нет, сэр. Но миссис Картер это сделала. Они, оказывается, вообще ничего не видели и не слышали, хотя не спали. Разговаривали, похоже. О Дорис, я думаю. Но никто из них не входил в ее комнату. Им было запрещено.
— О да! — мрачно произнес Фрэнсис. — Пагубное влияние, конечно… Извините. Продолжайте, мистер Гонт.
Нахмурившийся Гонт поднял глаза от плана дома, который набросал для него сэр Джордж.
— Тут придется поломать голову, инспектор, — задумчиво сказал он. — Я взгляну на эту комнату, разумеется, Но кое-что поразило мое воображение… В ее комнате беспорядок?
— Нет, сэр. Такое впечатление, будто Дорис лежала на кровати какое-то время, не сняв покрывало. Что озадачило меня — так это каким образом латные рукавицы оказались у нее в комнате.
Гонт примял табак в трубке.
— Между прочим, инспектор, мой план замка, похоже, позволил получить мне более четкое представление о расположении комнат, залов, коридоров в сравнении с вами, несмотря на то что вы побывали наверху. Итак, в комнате этой девушки есть окно, не так ли?
— Да, сэр.
— И когда вы поднялись наверх, оно было открыто, да?
Инспектор Тейп пристально посмотрел на Гонта, потом потянулся за своим блокнотом.
— Да, распахнуто, — сказал он, пробежав глазами свои записи. — И это окно выходит на открытую галерею, где было обнаружено тело. Вы хотите сказать, сэр, что ее задушили и выбросили из окна на эту галерею?
— Именно.
— Вот так так! — воскликнул Фрэнсис. — Это же всего в нескольких шагах от дверей Вуда и миссис Картер. Не может быть такого, чтобы тело шлепнулось с высоты пятнадцати-двадцати футов и никто этого не услышал.
— А я думаю, такое возможно, мистер Стайн, — сказал Гонт спокойно. — Если память мне не изменяет, примерно в это время, когда ее убивали, во всю мощь орал проигрыватель, на котором прокручивались пластинки с псалмами.
Инспектор Тейп, покусывая кончик карандаша, заметил:
— Да, верно, но, сэр, это еще ни о чем не говорит. Я спрашиваю: зачем убийца задушил ее и подверг себя риску быть обнаруженным, выбрасывая ее тело в этот переход? Ведь кто-то мог увидеть или услышать его, правда? Почему бы просто не оставить ее там? Он оставил латные рукавицы, следовательно, не собирался скрывать своего присутствия в ее комнате. Значит…
— Вот именно, инспектор, — сказал Гонт. — Почему? Он очень странный, этот наш убийца. Но я вас, кажется, прервал. Прошу вас, продолжайте процедуру дознания.