— Все очень просто. Я — их Shabbos boy.
По выражению его лица я видел, что он меня не понял.
— Суббота — шаббат, еврейский выходной. Они не работают. А потому субботу они отдали мне. И, насколько я понимаю, точно так же поступают и у вас, и в Си-би-эс, и в Эн-би-си, и в Эй-би-си[3] .
— Вы высоко себя цените, не так ли?
— Да, — без малейшего колебания ответил я.
— Почему вы так уверены, что мы не сможем остановить вас, если захотим?
Я улыбнулся.
— Мистер Синклер, последние полтора года вы только этим и занимались, но у вас ничего не вышло. Вам повезло, что мы охватываем только одиннадцать из ста регионов, а не то вы бы давно потерпели крах.
Он смотрел на меня в упор.
— Не могу понять, нравитесь вы мне или нет.
Я встал.
— Вы — человек занятый, мистер Синклер, поэтому не буду более отнимать у вас времени. Получаю я работу или нет?
— Какую работу? — спросил он. — Мне казалось…
— Мистер Синклер, если вы позвали меня лишь для того, чтобы посмотреть, кто желает вашей дочери спокойной ночи, то напрасно потратили и свое время, и мое.
Меня давно ждут на рабочем месте.
— Садитесь, мистер Гонт, — резко приказал он.
Я остался на ногах.
— Я намеревался предложить вам должность вице-президента, курирующего программы, но уже не уверен, что предложу.
Мои губы вновь разошлись в улыбке.
— И не предлагайте. Мне это не подойдет. Программами я занимаюсь уже три года.
Наши взгляды встретились.
— И какой пост вас бы устроил? Хотите занять мое место?
— Не совсем, — я продолжал улыбаться. — Я бы хотел стать президентом «Синклер телевижн».
— Вы, должно быть, шутите! — ужаснулся он.
— В бизнесе шутки недопустимы.
— Дэн Ритчи десять лет возглавляет Эс-ти-ви, а до того пятнадцать лет руководил «Синклер радио». Он один из лучших специалистов в отрасли. Неужели вы думаете, что сможете делать то, что делает он?
— И не собираюсь, — ответил я. — Его методы устарели. Они годились на радио, но телевидение — это совсем другое дело. Самому юному из ваших высших чиновников уже далеко за пятьдесят, а большинство телезрителей моложе тридцати и средний возраст уменьшается с каждым годом. Каким образом вы можете заставить их не переключать телевизор на другие каналы, если они давным-давно перестали слушать, что говорят им родители?
И я не собираюсь биться головой о стенку, пытаясь убедить старческую команду, что делать все надо, как я того хочу, а не иначе. Последнее слово должно быть за мной.
На меньшее я не согласен.
Он помолчал.
— Но где гарантии того, что вы будете слушать меня?
— Их нет, — я улыбнулся. — Но я заверяю вас, что существует авторитет, к которому я буду прислушиваться.
— Кто же это?
— Индекс Нельсена[4] . Сейчас Эс-ти-ви идет четвертой, вслед за тремя упомянутыми выше телерадиокомпаниями. Через два года мы будем первыми, в крайнем случае, вторыми.
— А если не будем?
— Тогда вы будете иметь полное право вышибить меня. Но и ниже мы не опустимся. Четвертое место так или иначе останется за нами.
Синклер долго разглядывал лежащие передо ним бумаги. А когда заговорил, голос его изменился. Теперь передо мной сидел отец Барбары.
— Вы намерены жениться на моей дочери?
— Это одно из условий получения работы?
Следующую фразу он выдавил из себя с трудом:
— А как же ребенок?
Я взглянул на него. Его рейтинг в моих глазах поднялся на добрых десять пунктов.
— Мы позаботимся об этом во второй половине дня.
— Доктор хороший?
— Лучший. Мы поедем в частную клинику в Скардейле.
— Вы позвоните мне, как только все закончится?
— Да, сэр. Обязательно.
— Бедная Барбара, — вздохнул он. — Она — хорошая девочка.
Ну как я мог сказать отцу, что его дочь перетрахалась с половиной Нью-Йорка и постоянно курит марихуану?
— Ребенок… ваш?
Я посмотрел ему в глаза.
— Мы не знаем.
Он отвел взгляд.
— Если доктор скажет, что возможны осложнения, вы не позволите ему оперировать?
— Нет, — твердо ответил я. — Пусть вам и покажется это странным, сэр, но Барбара мне небезразлична и я не хочу чтобы с ней что-то случилось.
Он шумно выдохнул и встал. Протянул руку.
— Я беру вас на работу. Когда вы сможете начать?
— Завтра, если вы не возражаете. Со старого места я уволился на прошлой неделе и уже передал все дела.
Впервые он улыбнулся.
— Завтра мне подходит.
Мы пожали друг другу руки, и я направился к двери.
А открыв ее, обернулся.
— Между прочим, какой это этаж?
— Пятьдесят первый.
— А на каком находился кабинет Ритчи?
— На сорок девятом.
— Я хочу, чтобы мой был на пятидесятом, — л вышел, притворив за собой дверь.
Глава 2
Я вновь нажал кнопку звонка. Из-за двери доносилась музыка, похоже, заглушавшая все остальные звуки.
Я толкнул дверь. Она открылась. Из гостиной валили клубы горьковатого дыма. Я мог словить кайф, пару раз глубоко вздохнув. Но вместо этого распахнул окна и выключил стерео. От резкого перехода к тишине даже заболели уши.
— Барбара! — позвал я.
Ответа не последовало. Затем до меня донеслось ее хихиканье. Я прошел к спальне, остановился на пороге.
Барбара в чем мать родила сидела на полу. С сигаретой, набитой марихуаной, во рту. Перед ней стоял высокий юноша-негр.
Он заметил меня раньше, чем Барбара. Лицо его разом посерело.
Барбара повернулась ко мне.
— Стив! — в голосе ее слышался упрек. — Ты напугал его.
— Извини, — я вошел в спальню.
Юноша весь сжался.
— Вы — ее муж?
Я покачал головой.
— Она — ваша девушка?
— Не болтай чепухи, Рауль, — встряла Барбара. — Он — мой приятель. — Барбара повернулась ко мне, вновь захихикала. — Ты сэкономил мне пятьдесят долларов. Рауль сказал, что ничего не возьмет с меня, если его член упадет раньше, чем через час.
Я достал из кармана две купюры, десять и двадцать долларов, и протянул их юноше.
— Сгинь.
Едва ли ему потребовалось больше минуты, чтобы одеться и пулей вылететь из квартиры. Я закрыл за ним дверь и вернулся в спальню.
Она вытянулась на кровати.
— Оттрахай меня, Стив. Он меня возбудил. Так хорошо сложен.
— Одевайся, — резко бросил я. — Нас ждут.
Тут она разрыдалась. Уткнулась головой в подушку, вздрагивая всем телом.
Я сел на кровать. Обнял ее.
— Я боюсь, Стив, — прошептала она. — Я так боюсь, что могу сойти с ума. Если они причинят мне боль, я умру. Я это знаю. Не выношу боли.
— Ни у кого и в мыслях нет причинять тебе боль, крошка, — успокоил ее я.
— Все утро я думала об этом и, наверное, выпрыгнула бы в окно, не приди Рауль, — она запнулась. — Меня сейчас вырвет.
Я помог ей подняться, отвел в ванную, поддерживал ее голову, пока она блевала над унитазом. Наконец приступ рвоты прошел. Теперь Барбара дрожала, словно от холода. Я накинул на нее махровый халат и прижимал к себе, пока дрожь не затихла.
— Я пришла в себя.
Я посмотрел на нее. Лицо бледное, но глаза уже ясные.
— Прими душ и оденься. А я пока сварю тебе кофе.
Она задержала меня.
— Ты получил работу, Стив?
Я кивнул.
— Я рада.
Я вышел из ванной, услышал, как Барбара пустила воду. На кухне нашел кофеварку и включил ее в сеть.
Во всех больницах мира комнаты ожидания, наверное, ничем не отличаются друг от друга. Разве что оттенками светлых тонов, да количеством кресел и диванов.
В очередной раз открылась дверь, но теперь доктор в зеленом хирургическом халате взглядом выискал меня среди прочих и кивнул.
— Пройдем ко мне, Стив.
Вслед за ним я вошел в маленький, отделанный дубовыми панелями кабинет. Он плотно закрыл дверь и повернулся ко мне.
— Более можешь не волноваться, Стив. С ней все в порядке.
У меня словно гора с плеч упала.
— Никаких проблем?
— Абсолютно, — он закурил. — Мы даже записали операцию в журнал. Удаление фиброзной опухоли. Ночь она проведет здесь. А утром сможет уехать домой.
— Можно мне позвонить?
Он кивнул, и я набрал номер Спенсера Синклера.
— Ее отец? — спросил он, когда я положил трубку.
— Да.
— Она боится его. И вообще, очень пуглива. Ты, похоже, единственный, кто вселяет в нее уверенность.
— Понятно, — пробубнил я.
— В операционной слышишь много чего. Пентотал развязывает языки. Она сказала, что на нее он действует, как марихуана, а потому она более ничего не боится, а такое с ней случается лишь когда она с тобой или накурится марихуаны.
Я предпочел промолчать.
— Я знаю одного хорошего психоаналитика. Если ты убедишь ее обратиться к нему, думаю, он сможет ей помочь.
Я воззрился на него. Билла я знал много лет, но впервые увидел в нем врача. Оставалось только гадать, чему их учат в институтах, если все они думают, что могут заменить собой Бога.
— Она доверяет мне только по одной причине — потому что я не сую нос в чужие дела. И никогда не пытаюсь указывать, что ей следует делать, а чего — нет.
Он пожал плечами.
— Извини. Я думал, ты — ее друг.
— Друг, — согласился я. — И проявление дружбы я вижу в своем присутствии здесь. Но не более. От меня не требуется ни поучать ее, ни критиковать. Только находиться рядом.
— Но она еще совсем ребенок.
— Ей двадцать два. И она решила как ей жить задолго до нашей первой встречи. Как и любой из нас, она имеет право выбирать собственный путь.
— Даже если он ведет к самоуничтожению?
— Даже тогда, — я замялся. — Разве ты не понимаешь, Билл, что я могу помочь ей только в одном случае — если она меня попросит. Если же нет — она может делать все, что ей заблагорассудится.
Он помолчал, обдумывая мои слова. Затем кивнул.
— Возможно, ты и прав.
— Могу я повидаться с ней?
— Конечно. Она в двадцатой палате на втором этаже.
Но надолго не задерживайся, ей надо отдохнуть. Счет направить тебе?
— Естественно. Благодарю, Билл, — я пожал ему руку и поднялся на второй этаж.
Она вроде бы спала, когда я вошел в полумрак палаты. Черные волосы окаймляли бледный овал лица, под глазами набухли мешки. Я постоял, глядя на нее.
Ее глаза раскрылись, словно два синих озерца. Она протянула мне руку.
— Привет, Стив. Ты не уехал. Я рада.
Я взял ее за руку. Холодную, хрупкую.
— Я же сказал, что подожду, пока все закончится, — я присел на стул у кровати. — Как ты себя чувствуешь?
— Все-таки больно. Но не очень. Мне сделали укол, — она коснулась губами моей руки. — Как ты думаешь, я смогу снова трахаться… после этого?
Я рассмеялся.
— Хочешь, договоримся о встрече прямо сейчас? На следующей неделе я готов доказать тебе, что твой вопрос лишний.
— Я не шучу, Стив.
— Я тоже.
Внезапно на мою руку закапали горячие слезы.
— В следующий раз я хочу родить ребенка, Стив.
Чтобы более никогда не проходить через такое.
Я промолчал.
— Ты женишься на мне, Стив? — голос ее глохнул в подушке. — Я буду тебе хорошей женой, обещаю.
Я повернул ее лицом к себе. В ее широко раскрывшихся глазах стоял испуг.
— Сейчас не время говорить об этом. Ты многое пережила. Обсудим это, когда тебе станет лучше.
О на поймала мой взгляд.
— Я не передумаю.
Я улыбнулся.
— Надеюсь, что нет, — с тем я наклонился и поцеловал ее в губы. — А теперь попробуй уснуть.
Глава 3
Чак ждал меня у дверей «21»[5] . Едва я вошел, обнял меня за плечо.
— Я оставил тебе столик у бара. Джек Сейвитт уже ждет. Он на два коктейля впереди.
— Спасибо, Чак, — поблагодарил я.
— Всегда готов помочь, дружище, — он улыбнулся, а его глаза через мое плечо уже обозревали тех, кто входил следом.
Я прошел через бар. У стойки народ толпился в три ряда. Джек поднял голову. Его седой «ежик» воинственно топорщился.
— Ну?
— Успокойся, — я сел. — Мы прорвались.
— Полная победа? — изумился он. — То, о чем мы говорили?
Я кивнул.
— Перед тобой сидит президент «Синклер Ти-ви».
— Мой бог! — воскликнул он. — Потрясающе!
Официант поставил на стол два бокала с «мартини»[6] .
— Повторить, — тут же попросил его Джек. — Я не ошибся, наказывая тебе, как надо с ним держаться?
Я поднял бокал.
— Не ошибся, — пусть он надувается от гордости. Незачем ему знать, что у меня был туз в рукаве. Сам-то я не питал ложных иллюзий. Если б не Барбара, едва ли я получил бы эту должность. — Твое здоровье, — я отпил из бокала. «Мартини» в «21» смешивали отменно.