— Ты считаешь, что он пытался ее ограбить? И не сумел?
— Ничего я не считаю, — сухо ответил Димов. — Но ничто не мешает мне допускать и такую возможность.
— Но что можно было взять у Радевых? Они не слишком обеспеченные люди.
— А откуда ты знаешь? — насмешливо осведомился инспектор.
— По всему видно.
— А мне кажется, не по всему. Видел добротную старинную мебель? Дорогой ковер? Антония Радева, по отцу Пандилова, выросла в богатой семье.
— Это мне известно.
— Мало известно! Я хочу, чтобы ты покопался в ее прошлом. Возможно, какая-нибудь мелочь наведет нас на правильный след.
— Добро! А какой срок ты мне даешь?
— Никакого! Теперь нам некуда спешить. Теперь нам придется тщательно обдумывать каждый новый шаг. Преступники или преступник, кем бы они ни оказались, проявляют сейчас особую осторожность.
Ралчев молчал. Новая задача его явно не воодушевляла. Он всегда предпочитал более динамичные и решительные действия.
— Не знаю, — произнес он. — И все же присматривай за Радевым. Как бы нам не промахнуться.
— Радев больше не должен тебя интересовать! — немного сухо ответил инспектор. — Суд оправдал его. Теперь нас интересует настоящий убийца.
Ралчев вздохнул и поднялся. Надо было немедленно приступать к делу.
2
Вскоре старший лейтенант убедился, что проникнуть в прошлое человека почти так же трудно, как и раскрыть сложное убийство. Конечно, в небольших окраинных кварталах, где люди на виду друг у друга, это не слишком сложно. Там жизнь общая и тайны общие. Но как проникнуть в глухие квартиры тех, кто несколько десятилетий назад считался сливками столицы? Как разговаривать с этими холодными и недружелюбными замкнувшимися людьми? Как прочесть их воспоминания, которыми они делятся только в тесном кругу? Его первые попытки в этом отношении потерпели полный крах.
И тогда он пошел кружным путем — стал искать бывших горничных, гувернанток, кухарок. Потом прибавил к ним официантов, поставщиков, престарелого садовника — всех тех, кто раньше прислуживал этим людям. И картина постепенно дополнялась новыми и все более интересными деталями. Пока не стала совсем полной.
На первый взгляд она получалась пестрой. Богатый род торговцев, постепенно обративший свой взор к политике. Один министр, несколько высокопоставленных должностных лиц. Потом несколько поколений дипломатов.
— Отец Антуанетты, когда-то ее звали только так, — подробно и добросовестно рассказывал Ралчев, — Крум Пандилов, был членом Верховного кассационного суда. Человек с твердым характером, отличавшийся безукоризненной честностью… Он был не слишком удобен для сторонников Третьего рейха. И при первом удобном случае его отправили на пенсию. Ясно, что на одну пенсию трудно содержать такой большой дом. Да и старые девы висели у него на шее. Я уж не говорю о том, что его младшая дочь, одна из красивейших девушек города, фактически стала бесприданницей.
— А ее мать? — прервал Ралчева Димов.
— Она умерла очень рано. Я видел ее портрет — Антуанетта поразительно похожа на нее. Она выросла в более скромной семье, ее отец был всего лишь инспектором в Министерстве финансов. После 9 Сентября дом Пандиловых был национализирован и передан в распоряжение дипломатического корпуса.
— Им заплатили за дом?
— Сначала его просто национализировали. Но позднее на основании жалобы наследников им сполна выплатили его стоимость. Но произошло это всего лет десять назад.
— И сколько они получили?
Ралчев назвал сумму.
— Деньги немалые! — заметил Димов.
— Немалые, но большую часть забрали сестры. Так или наче, но их семья обеднела еще до 9 Сентября. Антония, как известно, училась в университете, изучала французскую филологию, но получала государственную стипендию. И даже больше того: чтобы как-то сводить концы с концами, она давала уроки французского детям богатых родителей. Университет закончила в 1947 году. Ей предложили место преподавателя в провинции, но она отказалась. Многие годы жила частными уроками, между прочим, давала их и нескольким нашим очень влиятельным товарищам. Только в 1957 году она устроилась на работу в спецшколу французского языка.
— А в каких семьях она давала уроки до 9 Сентября? — спросил Димов.
— Извини, но этого я у нее не смогу спросить.
— Есть и другие способы. Иди к ее сестрам, они тебя просветят.
Ралчев закончил свой доклад. Димов молчал. Все эти данные ни к чему не вели. По всему было видно, что Пандиловы и в самом деле обеднели. Гипотеза об убийстве с целью грабежа рушилась. Больше всех мог бы рассказать о материальном положении семьи Стефан Радев. И было бы гораздо естественнее и проще всего именно его об этом и расспросить. Но еще не пришло время для подобных разговоров. Пока они ни к чему не могли привести.
И он решил снова поговорить с Розой. Еще при первом свидании она сразу произвела на него хорошее впечатление своей чистотой и откровенностью. Но, к сожалению, ей была свойственна и крайняя наивность. Правда, порой и наивность полезна: наивный человек откровеннее.
Димов взял у Ралчева адрес Розы, сел в свой «Москвич» и вскоре был возле дома Желязковых. На его счастье в доме, наконец, заработал лифт, и он легко попал на девятый этаж. Инспектор позвонил, Роза почти сразу открыла. Несколько мгновений она недоуменно смотрела на незваного гостя, пытаясь вспомнить, кто это. Потом сдержанно произнесла:
— А, это вы, товарищ инспектор!.. Проходите.
— Спасибо.
Роза провела его в комнату. Димов сел в одно из кресел, не спуская глаз с молодой женщины. Она показалась ему не такой, как прежде, словно заново родилась для какой-то иной, более сложной жизни.
— Товарищ Желязкова, у меня есть к вам несколько вопросов, — мягко начал Димов.
— Задавайте, — так же сдержанно ответила Роза.
— Суд закончился, но следствие продолжается. Мы все еще не знаем, кто убил вашу мать и почему. А это очень важно. Если мы поймем, почему ее убили, путь к истине станет намного короче.
— Но я уже говорила вам, что понятия об этом не имею. Не знаю, кто и зачем мог убить маму. У нее совершенно не было врагов.
— Я и не сомневаюсь в этом. Но ведь убить могут и самого невинного. С целью ограбления, скажем.
— Ограбления?
— К примеру. Чаще всего убивают именно с этой целью. Ответьте мне, хранила ли ваша мать дома какие-нибудь драгоценности? Или деньги?
— Нет! — уверенно ответила Роза. — Мы никогда не располагали большими средствами. Почти все, что у нас было, мы отдали за квартиру.
— Даже деньги, полученные за дом?
— Все, все… Сами знаете, как дорого сейчас частное строительство.
— И все же подумайте. Ваша семья когда-то была зажиточной. В таких семьях всегда хранятся драгоценности — браслеты, колье, дорогие кольца.
— Нет! Ни о чем подобном я не слышала. Сколько бы ни стоили такие вещи, их все-таки носят. А я никогда не видела на маме драгоценностей.
— Их далеко не все носят, — мягко возразил Димов. — Вы же знаете, что в таком обществе, как наше, это не принято. А некоторые просто боятся, одни — разговоров, другие — еще чего-то… Даже в самых бедных семьях что-нибудь да есть. Какая-нибудь золотая монета в узелке, кольцо, золотые часы… А что уж говорить о вашей семье, в которой был даже министр? Не может быть, чтобы у вас не было никаких драгоценностей!
— Возможно, они и были, — грустно согласилась Роза, — но министр — это не ожерелье… Дедушка все продал.
— Понимаю… И все же… Неужели у вашей матери на было ящика, который она тщательно запирала?
— Ну как же, был! — внезапно ответила Роза.
Инспектор насторожился.
— Вот видите! Вы помните этот ящик?
— Верхний ящик комода. А комод стоит в спальне. Наверное, вы заметили красивый старинный комод, привезенный из-за границы… Мама говорила, что ей давали за него две тысячи левов.
— И все же она его не продала. Человек никогда не продает самых красивых и самых дорогих вещей. Они — что-то вроде последнего запаса. На случай. У наших людей это стало своеобразным инстинктом — постоянно иметь какой-нибудь небольшой запас… На случай тяжелой болезни или смерти… Когда вы выходили замуж, мать не подарила вам какую-нибудь брошку или браслет?
— Нет.
— А такие вещи обычно хранят в старинных шкатулках с хорошим запором. Чаще всего в металлических…
Роза внезапно вздрогнула и удивленно посмотрела на него.
— В металлических шкатулках? — спросила она. — Кажется, у нас была такая шкатулка… Хотя я и видела ее всего один раз.
Димов почувствовал, как у него перехватывает дыхание. И все же он совершенно спокойно произнес:
— Продолжайте, продолжайте, пожалуйста. Когда вы ее видели?
— Два года назад. Когда мы переезжали на новую квартиру. Мы с мамой сидели впереди, рядом с шофером грузовика. И она держала шкатулку в руках.
— Вы не спросили ее, что это?
— Спросила, конечно. Но она ответила, что это не ее шкатулка. И старательно укутала ее шарфом.
— После этого вы ее уже не видели?
— Нет.
— Помните, как она выглядела?
— Она вот такая, — Роза показала руками величину шкатулки, — зеленого цвета.
— И только? Ведь вы, молодые люди, очень впечатлительны.
Роза задумалась.
— Да, зеленого цвета… С ручкой… Квадратная и с бронзовым орнаментом по углам. Возле замка что-то вроде черного герба. Но я не очень в этом уверена, может, это просто игра воображения…
— Нет, не игра! Герб представлял собой золотого льва с названием фирмы.
— Откуда вы знаете?
— Ниоткуда! — засмеялся Димов. — Должен вам сообщить, что приблизительно Так выглядят шкатулки такого типа. У нас их раньше выпускали только две фирмы.
— Я впервые видела такую шкатулку…
— Естественно, вы ведь росли в другое время. Сейчас нам не нужны шкатулки. Спасибо вам, Роза! — Димов впервые назвал ее по имени.
И встал с несколько благодушным и беззаботным видом.
— Вы кому-нибудь говорили об этой шкатулке?
— Нет! Совершенно никому. Да и зачем? Я сейчас же забыла о ней. И не вспомнила бы, если бы вы не навели меня на мысль о ней.
— Да, конечно… Извините за беспокойство. Вы не рассердитесь, если мне придется снова обратиться к вам за помощью?
— Ну, конечно, приходите.
— Отца не беспокойте. Даже я не решаюсь обращаться к нему. Ему надо прийти в себя.
— Это я понимаю лучше вас!
Через четверть часа Димов был в управлении. И сразу же спросил у секретарши о Ралчеве.
— Он вернется часам к двенадцати, — ответила она.
— Пусть сразу же зайдет ко мне!
Инспектор вошел в свой кабинет. Но не сел, как обычно, за стол, даже не просмотрел последний бюллетень. Когда через час Ралчев вошел в кабинет, его начальник задумчиво ходил из угла в угол. Но по блеску его глаз Ралчев понял, что случилось нечто важное. И он сразу спросил:
— Нашел что-то?
Димов засмеялся:
— Ничего особенного. И все же у меня такое чувство, словно у меня выросли крылышки.
— Расскажешь?
— Конечно. Но сначала хочу кое о чем тебя порасспросить.
— Расспрашивай.
— В спальне Радевых стоит дорогой старинный комод. Ты его помнишь?
— Прекрасно помню. Каждому хотелось бы иметь такой комод.
— Кто его осматривал при обыске?
— Я сам.
— Там были закрытые на ключ ящики?
— Нет, все ящики были открыты.
— Так я и думал! Вы не обнаружили в одном из них железную шкатулку вот такой величины? — И Димов, как Роза, показал ее размер.
— Нет! — кратко ответил Ралчев.
— Ты уверен?
— Совершенно уверен.
Димов вздохнул и опустился в кресло. Его лицо прояснилось, и он стал подробно рассказывать о разговоре с Розой. Теперь и у Ралчева заблестели глаза.
— Да, это уже нечто! — воскликнул он.
С минуту они оба молчали.
— Стефан Радев не мог не знать о шкатулке, — заговорил наконец Димов. — Не мог он не знать и о ее содержимом. Какими бы чужими они ни были, все же они — одна семья. По всей вероятности, там хранились драгоценности. Или что-то иное, представляющее большую ценность, раз ее так старательно прятали и закрывали.
— Конечно, знал! — охотно подтвердил Ралчев.
— Так!.. Шкатулка исчезла… Почему? После того, как ее так долго хранили. Сам собой напрашивается вывод, что ее украли в день убийства. Возможно, ее взял убийца. А возможно… Возможно, конечно, что ее взяли раньше. Если это так, то истину установить легко. Но если шкатулка и в самом деле украдена в день убийства?
— Понятно! — оживился Ралчев.
— Это не так трудно понять! — возбужденно заметил Димов. — Непонятно, почему в таком случае молчит Радев. Похоже, что убийство совершено с целью грабежа. Но почему Радев, зная об исчезновении шкатулки, до сих пор не обратился к нам? Почему ничего не сказал? Разве что…
Димов внезапно замолчал.
— Разве что он сам взял шкатулку?
Димов задумчиво покачал головой.
— Не смею прийти к такому заключению, хотя оно напрашивается само собой. Но ясно, что ему почему-то выгодно молчать.
— Что-то я тебя не понимаю, — буркнул Ралчев..
— Я и сам себя не понимаю. Мы исходили из предположения, что Радев не убийца. Но тогда почему он молчит? Почему не хочет навести нас на след настоящего убийцы? Может, их связывает общая тайна… Может, они соучастники.
— В одном я уверен! — убежденно произнес Ралчев. — Существует какая-то связь между приездом Генова… и убийством.
— Теперь и я в этом почти убежден. Что бы ты сделал на моем месте?
— Прежде всего немедленно допросил бы Стефана Радева.
— Почему немедленно? — с легкой улыбкой спросил инспектор.
— Потому что Роза может предупредить его… Если уже не предупредила. И он подготовит свой ответ. Ложный ответ, разумеется.
— Нет, она его не предупредит. Я принял соответствующие меры.
— Чудесно! Тогда нужно приступать к работе.
Сейчас в его голосе звучало скрытое злорадство.
И он поспешил объяснить:
— Интересно, что теперь преподнесет нам Радев.
Но Димов словно не слышал его.
— Генов завтра должен быть здесь. Я хочу допросить его, не арестовывая. Но он должен непременно быть здесь.
— Ясно, Ему нельзя позволить скрыться.
— Не думаю, чтобы он попытался скрыться. Но все же рисковать не стоит. Несмотря на то, что бегство было бы самым верным доказательством его вины.
Димов засмеялся и встал.
— А теперь давай где-нибудь плотно поедим. После стольких переживаний я вдруг почувствовал зверский голод.
— Лучше бы не откладывать! — озабоченно заметил Ралчев.
— Нет, я хочу допросить его у него дома. Не мешает еще раз осмотреть его квартиру.
— А если…
— Не беспокойся, — шутливо заметил Димов. — Все трое под наблюдением. Я хочу сказать, что и Роза тоже. Хотя она ни в чем не виновата.
— Я уже и в это не смею верить, — пробормотал Ралчев.
— Скажи, куда ты меня поведешь? Мне хочется чего-нибудь вкусного, с острыми приправами.
— Разве в «Боянско ханче», как раз в этом загородном ресторанчике обедали Генов и Тони.
— Неплохая идея. Окунемся, так сказать, в атмосферу наших главных героев.
Через несколько минут «Москвич» уже катил по дороге к загородному ресторанчику.
3
Несмотря на то, что они были голодны, обед им не понравился. Как и во всех дорогих заведениях, кухня в «Боянско ханче» постепенно приходила в упадок. Мясо было жилистое, зелень несвежая, словно шеф-повар страдал сонной болезнью и готовил с нескрываемым отвращением.
— Интересно, что этот тип ест сам? — вслух рассуждал Димов, с трудом разрезая мясо. — Наверное, он вегетарианец.
— Не знаю, но мы промахнулись. Надо было ехать в «Шумако», хотя там всегда полно народу.
— В том-то и дело! — согласился Димов. — Он искал уединения. Хотел, чтобы его не увидели. Ты помнишь, что было в том ящике?
— Каком ящике?
— Ящике комода.
— Ничего особенного. Лишь несколько пустых баночек из-под английского крема «Понс».
— Никто не запирает на ключ пустые баночки, — заметил Димов. — Да и полные тоже.
Они поспешили доесть злополучный обед и разочарованные вернулись в город. Димов высадил Ралчева возле дома двух старых дев, а сам вернулся на работу. Но текущими делами заниматься не смог. Без конца нетерпеливо косился на телефонную трубку. Но телефон зазвонил только в половине четвертого.