Вероника и Майлз закрыты от меня горами цветов, корзинами фруктов, стопками книг, открыток, журналов. Оба сначала меня не признали. Он встал нерешительно, настороженно, но вежливо, она любезно улыбнулась, но тут лицо ее изменилось.
— Мэри? Боже милостивый, ты ли это? Вот это да! Ты выглядишь потрясающе!
— Твое удивление мне льстит, Ронни. Привыкла, что я смотрюсь, как собачий хвост? Нет уж, лучше потратить деньги на наряды, пока до них не добралось налоговое ведомство. Добрый вечер, лейтенант Фицуоррен. Присаживайтесь, я ненадолго. — Лейтенант, разумеется, остался на ногах. — Ронни, расскажи мне, что случилось.
— Честное слово, Мэри, и сама не знаю. Память, как будто, в порядке. Что-то произошло на линии, поездов не было. Народу накопилось. А потом… Как будто движение воздуха в туннеле, народ сзади все напирал, и… И все. Я даже рада, что не помню остального.
— Никого из знакомых не заметила?
— Никого. А почему ты спрашиваешь?
Я внимательно всмотрелась в ее лицо и нашла, что цвет лица достаточно здоровый.
— Потому что тебя толкнули, Ронни.
— Конечно, толкнули, я и говорю… Постой, постой… Ты хочешь сказать… Подстроили? Умышленно толкнули? Мэри, с чего ты взяла? Это просто несчастный случай…
— Не кажется ли тебе, что в Храме в последнее время произошло слишком много несчастных случаев?
— Нет-нет, Мэри, что ты… Это… Нет!
— Как ты думаешь, почему тебя ни на минуту не оставляют без присмотра? Холмс, доктор Ватсон, лейтенант Фицуоррен…
Ронни побледнела. Она схватила ладонь Майлза, который выглядел столь же больным, как и она сама.
— Как ни прискорбно это признавать, Ронни, но в Храме в последнее время происходит нечто странное, и я намерена выяснить, в чем дело.
Глаза ее расширились, черты лица заострились.
— Айрис?
— Айрис. Обставлено как привет из мира наркоторговцев. В октябре Лилиан Маккарти. В конце августа…
— Делия Лэрд.
— Сколько ты завещала Храму, Ронни?
— Двадцать тысяч. И ты ду… О, нет, Мэри. Мэри, как можно…
— Ронни, — я сделала как можно более убежденное лицо, — я не утверждаю, что Марджери в этом участвует.
— Но как же без нее, если ты права?
Неплохой вопрос.
— Лично она не причастна ни к одной из этих смертей. У нее алиби на все три случая.
— Кто же тогда?
— Возможно, кто-то из ближайшего окружения Марджери. Я не вижу ее способной на это, если я ясно выразилась.
— Да, да, — с жаром согласилась Вероника. Даже если Марджери совершила преступление, то… то не ради денег.
Это не вполне совпадало с моим ходом мыслей, но я не стала ее поправлять.
— Тогда кто? — вмешался наконец Майлз.
— Кто-то вхожий к Марджери. Хитрый, жестокий. Лично заинтересованный в обогащении Марджери или воображающий, что он таким образом оказывает ей услугу.
— Мари, — прошептала Вероника.
— Отправилась бы Марджери в Йорк без нее? — спросила я, и Вероника помрачнела.
— Нет. Скорей всего, нет.
— Проверим. Но не думаю, что у Мари хватит мозгов на это. Кто знает о завещаниях?
— Марджери, конечно. Рэчел Маллори, она отвечает за персонал. Да любой, имеющий доступ к документам. Там есть папка с надписью: «Завещания».
— Очень удобно. Шкаф запирается?
— Да. Но ключи хранятся в столе Сюзанны, который никогда не запирается.
— Еще удобней. Итого — в курсе не более двух сотен человек. Это значительно сужает круг поиска. Умеет читать, любит Марджери — вот и кандидат.
— Что ты собираешься делать, Мэри?
— Сделаться в Храме своей в доску и задавать много-много разных незначительных вопросов.
Я не добавила, что собираюсь вести разговоры о своем новом завещании.
— Будь осторожна, Мэри.
— Осторожна? А что мне угрожает? Между прочим, ты про нас с Холмсом никому не говорила? Что мы друзья?
— С тех пор, как ты попросила — никому.
Прелестно!
— А до этого?
— Даже не знаю… Смутно вспоминаю, что однажды… просто вскользь, мимоходом, что-то типа: «Моя соседка в Оксфорде — теолог, она лично знает Шерлока Холмса». Что-то в таком духе.
— Кому?
— Не помню, Мэри, извини, там много народу было. Кажется, в Храме, но, возможно, и где-то еще.
Она перевозбудилась, чего, конечно, следовало избегать.
— Не волнуйся, Ронни. Если вспомнишь, скажи мне, но ничего страшного. Главное — выздоравливай. И надо быть начеку. Не думаю, что они снова попытаются, но… Не хочу потерять подругу из-за того, что недооценила опасность. Я тебя прошу о двух одолжениях.
— Что угодно.
— Прежде чем соглашаться, выслушай. Во-первых, хочу поставить в известность Скотленд-Ярд. Они тебя допросят. Ты скажешь им о завещании, и когда они спросят, толкнули ли тебя, ответь, что не можешь вспомнить, но вполне возможно. Они приставят к тебе охрану, пока врачи не разрешат тебе передвигаться.
— И все?
— Нет. Второе: я хочу, чтобы ты отсюда уехала. Ненадолго, на две-три недели, но куда-нибудь подальше. Можешь в частную клинику. Во всяком случае, мы распространим такую версию.
— Ну-у, Мэри…
— Это необходимо. Три недели. Я не могу разорваться и следить за тобой все время.
— Э-э, — зашевелился Майлз, — я бы предложил домик в Шотландии. В это время года там, конечно, скучновато, но дров хватит.
— Отлично! — выпалила я, прежде чем Вероника успела открыть рот. — Как только доктор разрешит, забираете ее туда и не выпускаете из виду ни на минуту, пока я не дам знать. У меня только одно опасение, лейтенант Фицуоррен. — Я уставилась на него в упор. Майлз медленно, но уверенно выпрямил спину.
— Можете не беспокоиться, мисс Рассел. Пока Вероника… Пока я отвечаю за безопасность мисс Биконсфилд, ничто не выбьет меня из колеи.
— Прекрасно, лейтенант Фицуоррен, — сказала я, и никому из нас не показалось странным, что я, лишь перешагнувшая порог совершеннолетия, берусь его судить. — Я или Холмс завтра появимся здесь и обсудим, каким путем лучше перемещаться и как поддерживать связь. Вы тем временем никому ни слова. Даже своим родным.
Они пообещали мне все так и сделать, и я собралась уходить, но задержалась, обратив внимание на журналы и газеты.
— Тут наверняка и «Стрэнд» затесался, — решила я. — Можно посмотреть?
Действительно, нашелся и декабрьский номер с интересовавшей меня статьей.
— Я возьму это? Спасибо!
Шагнув к больничной койке, я чмокнула воздух возле щеки Вероники, больше удивив этим жестом и этим «спасибо» себя, чем ее. Больница весьма заметно влияет на поведение человека, даже если он здесь всего лишь посетитель.
Сдержав порыв на прощание помахать пальчиками, я оставила эту парочку в лапах их странной любви. Две недели в шотландском охотничьем домике вновь бросят их в объятия — или заставят перегрызть друг другу глотки.
Чтобы позвонить в Скотленд-Ярд, я воспользовалась общественным телефоном. Ожидая соединения, раскрыла журнал. Кричащий заголовок: «Эпохальное явление! Феи на фото!» Статья написана в соавторстве с Артуром Конан-Дойлом, тон совершенно серьезный. Фото девочек вида хомо сапиенс, наложенные на какие-то статуэтки эльфов-феечек — настолько ненатурально, что я бы восприняла замысел как розыгрыш, — но по тону статья далека от шутки, да и какие шутки возможны при тяжеловесном ломовом слоге сэра Артура Конан-Дойла! К тому же реакция Ватсона… Издатель, во всяком случае, преподнес материал не в качестве шутки. Склонность Конан-Дойла к сверхъестественному в последние годы, после гибели сына, заметно увеличилась. Его рассказы о Холмсе обходились пока без спиритуализма, лишь изредка взлет необузданной фантазии автора вызывал недовольное ворчание Холмса. Однако история о феях, подписанная именем Конан-Дойла, да еще и в том же самом журнале, в котором печатались рассказы о Холмсе, — это уже слишком! Холмс винил в эксцентричности Дойла Соединенные Штаты: «Американское влияние!..», — и, читая статью, я поняла, что недовольство Холмса вполне обосновано.
Телефон звякнул, женский голос оповестил, что на проводе Скотленд-Ярд. Далее меня соединяют с уголовной полицией, и я «делаю голос».
— До-обрый вечер, — воркую я. — Будьте любезны, инспектора Лестрейда. Нет на месте? Ужа-асно. Не скажете ли вы мне в таком случае… — Я пропускаю мимо ушей тираду собеседника, выдерживаю краткую паузу, затем подпускаю в интонации ледяной холодности. — Нет, дорогой мой, вы мне ничем не поможете. Герцогу это не понравится. Могли бы вы… — Снова меня перебивают, еще одна пауза. — Мо — ло-дой человек, если вы хотите дойти в своей карьере до известных, э-э, ступеней, следите за своими манерами. М-да, о чем бишь я? Ага, вот: могли бы вы мне сказать, когда инспектор окажется недалеко от телефона? И предупреждаю ваш вопрос: ему мне звонить не следует, иначе я сразу же дала бы номер.
У человека на другом конце линии, должно быть, замерзло ухо. Он откашлялся и просипел:
— Да, мэм, конечно, мэм. Видите ли, я не могу гарантировать, но в четыре у инспектора встреча здесь, в Ярде, так что в пять он вполне может оказаться в своем кабинете.
— Отлично. Пусть ждет моего звонка в десять минут шестого.
— Мэм, как ему передать… — Я даю отбой.
До пяти уйма времени. Надо как следует подготовиться к встрече с Лестрейдом и к визиту в Храм. Итак, в турецкие бани.
Меня вымачивают, выпаривают, выкручивают и выколачивают, меня напудривают и надушивают, маникюрят и причесывают, одевают в доставленные миссис Ку шмотки и осторожно, как куклу, выставляют на мостовую. Не хватает лишь пары афганских борзых.
Внимательно осматриваю сиденье такси, дабы предохранить чулки от зацепок, внедряюсь в машину.
— Скотленд-Ярд, пожалуйста. И попрошу вас подъехать не от Уайтхолла, а со стороны набережной.
— Как пожелаете, мисс.
Можно было бы, разумеется, попросить Майкрофта добыть более полный отчет о гибели Айрис Фицуоррен, и я даже размышляла над этим секунд пять. Я ввязалась в это дело сама, через своих друзей и не намерена была уступать его Холмсу, Я буду вести этот случай так, как сама считаю нужным.
Цель вечера — инспектор Джон Лестрейд, единственный знакомый мне служащий Скотленд-Ярда. Холмс контактировал с Лестрейдом неоднократно, работал с его отцом еще в те дни, когда жил на Бейкер-стрит. Два года назад Лестрейд вел дело о покушении на убийство мистера Ш. Холмса, мисс М. Рассел и доктора Дж. Ватсона. Как водится, мы с Холмсом распутали тогда это преступление, а Скотленд-Ярд пожал лавры.
К сожалению, дело Айрис Фицуоррен вел не Лестрейд. Впрочем, даже если бы и он, то вряд ли я могла бы рассчитывать, что он удовлетворит мое любопытство. Помня произведенное мною на него впечатление, я понимала, что, узнав о грозящей ему встрече с мисс Рассел, Лестрейд постарается ускользнуть через другой выход.
Впереди замаячила гнусная громада Скотленд-Ярда. Я постучала в стекло и показала водителю на ближнюю к реке сторону набережной. Он остановился под фонарем, вышел и подошел ко мне.
— Нам придется подождать здесь несколько минут. Я собираюсь перехватить знакомого, который вот-вот должен выйти, но… но я не могу выйти к нему навстречу. Понимаете? — Я посмотрела таксисту в глаза. Он понимающе улыбнулся, но, к моему удивлению, совершенно нормальной улыбкой, а не похабной ухмылочкой.
— Понимаю, мисс. Он вас не ожидает?
— Вы схватываете все на лету, друг мой. Да, он меня не ожидает. Не могли бы вы…
— Опишите мне его, чтобы я не ошибся.
Что-то в моем описании вызвало на физиономии шофера озадаченность. Возможно, указание на его рост. Или сравнение с хорьком и крысой. Так или иначе, он удовлетворился описанием и беззаботно зашагал к зданию. Лестрейд появился не в 5.15, как я ожидала, а в 5.20, очевидно, так и не дождавшись звонка от герцога. Водитель отделился от стены, глянул в мою сторону, ожидая подтверждения, и ринулся в атаку. Последующие кадры в титрах не нуждались, и в финале эпизода Лестрейд проследовал к машине под конвоем водителя.
Он пригнулся и выстрелил в меня пронзительным взором.
— В чем дело, мисс…
Тут глаза его округлились, он приоткрыл рот и запнулся.
— Бог мой, мисс Рассел… Не ожидал… Мистер Холмс… — Он выдернул голову из машины, оставив шляпу внутри, однако водитель не превратился в мистера Холмса, и озадаченный инспектор засунул голову обратно.
— Вас не узнать, мисс Рассел. Вы, э-э, сильно изменились.
Такая «острота зрения» была одной из причин невысокого мнения Холмса о королевской полиции. Впрочем, следует признать, что я действительно выглядела несколько по-иному.
— У вас есть причины для встречи?
— Я хотела бы угостить вас пивком, инспектор.
Эта щедрость богатой наследницы почему-то не вызвала у инспектора Лестрейда энтузиазма. Напротив, он помрачнел.
— С чего это вдруг?
— Или даже обедом, если у вас есть время.
— Зачем?
— Вы промокнете, оставаясь в таком положении, — нежно промурлыкала я.
Действительно, моросил мелкий холодный дождик.
— Да, вы правы. Однако мне пора домой.
— Только кружечку, инспектор. И вопрос-другой. У меня, кстати, тоже есть кое-какая интересная информация.
— О чем?
— По делу Айрис Фицуоррен.
— Я его не веду.
— Знаю.
— Почему тогда вы хотите рассказать это мне?
— Всего лишь одну кружечку, инспектор.
Усталость и нежелание пребывать в моем обществе боролись в нем с любопытством и присущей каждому полисмену жаждой информации. Наконец, решившись, инспектор с бдительной осторожностью влез в машину.
— Куда прикажете, мисс? — спросил водитель.
Я обратила вопросительный взор к Лестрейду.
— Знаете «Белл-энд-быогл»?
— А как же, сэр, — ответил водитель, уже прыгая за баранку.
— Но напитки оплачиваю я, — строптиво повернулся ко мне Лестрейд.
Тьма скрыла мою улыбку. Как раз этой фразы я от него сейчас и ожидала.
Покидая такси, я милостиво приняла руку Лестрейда, а водителя попросила дождаться меня. Этот способный малый вполне стоит того, чтобы привлечь его в союзники.
Лестрейд заказал пинту эля, я выбрала коктейль. Обычно я избегаю этих кошмарных смесей, но сейчас коктейль оказался естественным дополнением туалета. Вытянув в один глоток треть кружки, инспектор уставился на меня бусинками глаз.
— Я жду, сударыня.
Я улыбнулась, укоризненно покачала головой и начала неспешно, палец за пальцем, стягивать перчатки.
— Хотите пропустить даму вперед, инспектор? Нет, прежде чем я выскажусь, хотелось бы услышать от вас информацию по делу мисс Фицуоррен, не попавшую в газеты.
— С чего вы взяли, будто я что-то знаю?
— Бросьте, инспектор. Вы наверняка общались сегодня со своими коллегами. С теми, кто ведет дело. — Выстрел наугад, к моему удовольствию, попал в цель. — В смерти Айрис Фицуоррен есть что-то странное. Что именно? Как это связано с клубом? Зачем вам Майлз Фицуоррен?
— Вы знаете, где он?
Я кокетливо склонила голову и вздохнула.
— Вот видите! Никто мне ничего не говорит. Я даже не знала, что вы его потеряли. Я не знаю, что вы знаете. Как же я могу знать, чего вы не знаете? — Я провела пальцем по краю бокала. — Но если вы скажете мне, что вы знаете…
— Да прекратите вы! — взвился Лестрейд, и я рассмеялась. — Ладно, но только я жду от вас чего-то стоящего взамен. И чтоб ни одна душа…
— Ни одна душа. Кроме Холмса.
Он кивнул и приложился к кружке.
— Кроме Холмса. Как вы только догадались?.. Пардон, вы не догадываетесь, вы приходите к результату методом дедукции, — усмехнулся Лестрейд. — Да, не без странностей ее смерть. Прежде всего, как она убита. За последние месяцы три таких убийства. Два произошли в одну и ту же ночь в июле, одно в ноябре. Убитые одинаково изуродованы. Изуродованы после смерти.
— Лица?
Лестрейд взглянул на меня, собираясь спросить, как я догадалась, но лишь снова усмехнулся.
— Да. Лица. Первые двое дали нам информацию об одном… скажем так, импортере. Третий тоже имел с ним трения.