Он, кстати, много раз задумывался над тем, почему ему так везет. Если бы был верующим, то подумал бы об ангеле-хранителе, который совершенно неформально, а что называется, от души, выполняет свои обязанности по отношению к своему подопечному. А может быть, этот ангел даже любил его, непутевого. Однако, полковник был некрещеным, убежденным атеистом и предпочитал думать о везении.
Он уже давно перестал считать случаи, когда ему приходилось балансировать на краю пропасти, где могли сгинуть жизнь, здоровье, карьера. Объездил практически весь мир, насмотрелся такого, чего в кино уж точно не увидишь, пережил не только естественную смерть, но и страшную, порой нелепую гибель тех, кто был совсем рядом с ним, с кем полчаса тому назад разговаривал, «травил анекдоты», пил…
Пожалуй, потрясение он испытал только в самом первом бою, когда обнаружил, что пуля, попавшая в живого человека, издает такой же звук, как и при попадании в землю. А потом — привык. Даже к тому, что после боя отдыхали, сидя на трупах, а не на земле, все-таки теплее. Любой интеллигент-гуманитарий в очках закатил бы глаза под очками и долго вопил бы о цинизме и бессердечии. Что они понимают в настоящей жизни, гуманисты чертовы?!
Память снова подсунула ему давний эпизод: находясь в одной из командировок в российской глубинке, на маленьком таежном аэродроме, он против своей воли включился в странную игру. Самолет задерживался, и пожилая женщина-кассир, как выяснилось, местный хиромант, стала по линиям руки предсказывать судьбу офицерам его группы. Молодые, здоровые, самоуверенные — элита государственной безопасности, они откровенно хохотали, беззастенчиво комментируя услышанное. Считали, что хорошие манеры здесь ни к чему, да к тому же они выдавали себя за охотников. В этом, кстати, была доля правды: действительно, офицеры обеспечивали безопасность одного из партийных лидеров, уж очень любившего ударить картечью по головам братьев наших меньших. Особенно тогда, когда сам себя чувствовал комфортно за спиной — в прямом и переносном смысле — охранников.
Сегодня стыдно вспоминать, но и он протянул ладонь кассирше. Уж очень медленно шло время! Протянул и наигранно шутливо спросил:
— Ну, а меня что ждет? Дальняя дорога, казенный дом, червовая дама? Вообще-то я блондинок люблю. А может быть, просто не стоит лететь этим рейсом, а дождаться следующего или вообще не искушать судьбу и добраться до ближайшей железнодорожной станции?
Женщина шутливого тона не поддержала. До сих пор помнятся её печальные, умные, строгие, чуть-чуть сочувствующие серые глаза и негромкий голос:
— Знаете, вам и вашим ребятам — ведь вы, как я поняла, старший в этой группе, — бояться нечего. Пока вы с ними, с самолетом ничего не случится. И с вами тоже…
А потом как обухом по голове:
— Знаете, а вам ведь нужно поменять профессию: не убивать, а охранять.
И чуть заметная насмешка в серых глазах. У него аж мурашки по спине побежали, а в маленьком зале повисла мертвая тишина. Веселье как-то само по себе затихло, ребята бесшумно разбрелись по своим местам, причем каждый стал усиленно вспоминать, что ему-то лично нагадали. Обсуждая потом в самолете этот феномен, решили — спасительный вариант! — что кто-то проболтался об их настоящей профессии.
На этом и успокоились, хотя все прекрасно понимали, что пытаются сами себя обмануть: все они были опытными сотрудниками и знали, что за такие проколы по головке не погладят. Но поверить в какую-то мистику, чертовщину, ясновидение — это было просто невозможно. Тогда — невозможно.
Самое интересное: подобное ему потом неоднократно приходилось слышать не только от хиромантов, но и от других представителей загадочных профессий, которые к концу 80-х годов стали появляться в стране, как тараканы в запущенной квартире. Но и настоящие профессионалы, и откровенные шарлатаны в один голос твердили: «Пока вы этим занимаетесь, все будет в порядке, и с вами, и с теми, кто рядом, и с самим делом». Он отмалчивался и посмеивался: «Просто мне чертовски везет, вот и все».
Ему действительно всегда удивительно везло, в том числе и на людей. Наверное, поэтому он изначально считался талантливым агентуристом. Если возникала проблема, которую мог разрешить только специалист, то он такого специалиста находил обязательно, причем подходящего возраста, национальности и партийной принадлежности.
А уж с женщинами проблем вообще не было никаких и никогда; к каждой он чисто интуитивно находил нужный подход и вербовал так виртуозно, что иногда сам себе удивлялся. Немногие посвященные коллеги только посмеивались: «Дал же Бог талант человеку. Нам бы хоть половину — не агентов вербовать, а просто баб клеить. А он весь в своих служебных проблемах».
Вот и теперь очень кстати подвернулась эта рыжая девчонка-журналистка. Только нужно будет её поближе подтащить к пресс-группе Белого дома, в состав которой теоретически должен входить террорист. Теоретически, потому что только для этой группы будут кое-какие привилегии, то есть возможность подойти максимально близко к президентам.
Если бы он мог одним своим присутствием гарантировать, что никаких эксцессов не будет! Тогда — под любым предлогом! — приклеился бы к Рейгану намертво, в сортир бы с ним ходил, честное слово. И не такое приходилось делать, ничего, пока не умер. Не нравится — иди на другую работу. Легко сказать — иди. Эта его проклятая работа, точно любимая женщина, даже если она и подлая и не всегда чистая и непредсказуемая, все равно, как у Высоцкого, «плевать на это, очень хочется», и другой никакой не надо.
«Женщина, женщина… Она ещё не женщина, рыжая эта. И проблема, главная проблема заключается в том, что времени почти нет. А так именно то, что необходимо: неглупа, наблюдательна, обладает хорошей реакцией, профессию свою любит самозабвенно, тщеславием наделена в меру, да и на иностранных языках вроде бы лопочет».
Как просто было все это выяснить, даже не заглядывая в подготовленную на следующий день справку! Точно ведь, болтун — находка, причем не только для шпиона. И все должно получиться, на предложение оказать помощь органам госбезопасности отказа он не получал никогда, и результаты не заставляли себя ждать. Так что и тут осечки быть не должно. Но время, черт побери, время! И ещё что-то, что мешало ему сконцентрироваться и четко определить стратегию поведения с этой пигалицей.
Хотя зачем изобретать велосипед? Если он мог найти подход к зрелым и далеко не глупым людям, неужели нужно ломать голову над тем, как охмурить зеленую девчонку? Вот именно — девчонку. Заморочить голову ребенку, втянуть его во взрослые игры с непредсказуемым исходом, а потом в случае удачи поощрить конфеткой. А в случае неудачи? Черт побери, неудачи быть не должно! У него никогда не бывает неудач и теперь не будет. А когда вся эта история закончится, он найдет способ деликатно и тактично отодвинуть эту девочку на безопасное от себя расстояние.
«Интересное кино получается, — подумал он чуть ли не вслух. — Отодвинуть на безопасное расстояние от себя? Или самому отойти на безопасное расстояние, чтобы не заиграться? Только, кажется, я сам бы хотел заиграться, хотя это и смешно. Будет эта рыжая работать на меня или не будет, я должен увидеть её хотя бы ещё раз. Она же совершенно одна, и эта её бравада… Котенок выгибает спину и шипит, думая, что тем самым обеспечивает свою безопасность, а на самом деле…
Вот-вот, поищи оправдания своим прихотям, только этого и не хватало, только этого ещё в твоей биографии не было. А ещё лучше — пойди к генералу и скажи: „В интересах дела мне необходимо сделать эту девушку своей любовницей“. В интересах этого дела тебе позволят сделать любовницами все женское население Москвы. Так что даже эта блажь вполне может сойти с рук… Похоже, мне по-прежнему кто-то крепко ворожит. Все, закончили лирику, нужно поработать головой».
Он часто сам себя называл бюрократом. Воспринимая речь на слух, обязательно брал ручку и бумагу и пытался изобразить проблему схематически. То же самое делал и тогда, когда обдумывал предстоящую операцию. Кружки, квадратики, стрелки помогали ему глубже анализировать ситуацию, сказывалось физико-математическое образование. Кстати, в институте ему тоже прочили блистательную карьеру в точных науках, он даже диссертацию написал, только вот защитить времени не было.
Иногда он об этом жалел, иногда — радовался про себя тому, что жизнь сделала такой в общем-то неожиданный поворот, и он из аспирантуры попал в органы. Как она сказала, эта рыжая, когда он пожаловался, что так и не «остепенился»? Что-то вроде: «Лучше все потерять, чем сожалеть об утраченном». Смешно! Что этот ребенок знает об утратах и о нереализованных мечтах?
Еще он любил хорошую бумагу и легко скользящие по ней хорошие ручки. Любил рисовать и когда-то даже писал неплохие картины, ему прочили блестящий успех в живописи, если он профессионально ею займется. А теперь картины валяются где-то на антресолях, некоторые он в свое время раздарил. Не жалко было, нарисовал — отдал. Теперь иногда жалко. «Лучше все потерять…»
Но привычка рисовать сохранилась. И только когда абстрактный рисунок становился прост и красив, рождалась идея, перераставшая в безупречно-эффективный план мероприятия. Теперь он пытался графически изобразить грядущие отношения с этой, как её, Майей. Но из путаницы фигур и линий почему-то четко выступал её легкий, слегка курносый профиль. Это и раздражало, и мешало, и вызывало какое-то самому ему непонятное чувство не жалости, нет, стремления защитить и уберечь. Не от кого-то или чего-то, а просто — уберечь. Стареет? Наверное, если в голову приходят такие мысли, когда думать надо о том, чтобы защитить и уберечь не кого-либо, а американского президента. «Все, отставить. Всегда везло, повезет и теперь».
С каждым прожитым годом он все чаще задумывался о своем незримом хранителе. Как-то поделился своими размышлениями с товарищем по университету, ушедшим в религию и даже ставшим иеромонахом. Естественно, в ответ услышал:
— А ты окрестись. И все вопросы получат ответ.
Отказался. И не только из-за атеистических убеждений, которым был верен, а из-за боязни нарушить какой-то сложившийся баланс. Лучшее — враг хорошему, и неизвестно, как там оно обернется, если он будет совершать несвойственные ему поступки. Да и креститься чекисту как-то не к лицу, у коллег и начальства понимания он явно не встретит, скорее, наоборот. Хотя и в органах, к сожалению, начались изменения, причем не в лучшую сторону.
Развал страны постепенно начал захватывать и святая святых — органы государственной безопасности. Все чаще приукрашивалась, а значит — искажалась оперативная информация, чего раньше и представить себе было невозможно. Раз от раза он убеждался в том, что конъюнктура, стремление упредить мысли начальства, представить вещи в приятном для него, начальства, свете начали преобладать над нелицеприятной, но объективной реальностью.
И охране вопреки существующим правилам приходилось создавать альтернативную оперативную систему наблюдения за всем происходящим вокруг. А это серьезно затрудняет деятельность спецслужб по поиску террориста-одиночки. Сейчас, как никогда, необходимо единство действий, а не слежка друг за другом.
«Так. Какими же приметами мы располагаем? — снова вернулся к основной мысли полковник. — Спортивного телосложения. Рост под два метра… По таким приметам террориста хорошо в детском саду искать, а не среди пишущей братии. Тем более что он должен быть отлично замаскирован. Между прочим, и рост уменьшить — не проблема: есть отличные приспособления, которые удерживают согнутые ноги и „укорачивают“ человека чуть ли не на голову. Остается только надеяться, что к таким мерам его наниматели все же не прибегнут.
Интересно все же, чем им так Ронни не угодил? Впрочем, это их проблемы. Ладно, друг ситный, давай. Посмотрим, что у тебя получится. Москва — это тебе не Даллас, у нас особо не разгуляешься. Возьмем прямо на аэродроме, как только с трапа сойдешь.
Ага, размечтался! Что у тебя на этого террориста-журналиста есть? Ни-че-го! А если произошла ошибка и никакого „центрального террора“ в Москве не планируется? Если это все-таки дезинформация, ловко запущенная, чтобы и нас подставить, и агента нашего обезвредить? Может быть, они именно на то и рассчитывают, что мы будем „вязать“ всех приехавших баскетбольного роста? Гвалт по всему миру будет стоять такой, что на службе можно будет больше не показываться. Да и не будет у тебя уже службы. У нас такое не прощают — и это по большому счету правильно.
А тут ещё наш горячо любимый Михаил Сергеевич с супругой. Год назад верил ему, да как верил! Кто тогда думал, что все так одной болтовней и закончится? А может быть, „баскетболист“ именно в него стрелять намерился? Черт побери, тебе-то какая разница, в кого именно, главное, чтобы этого не произошло, чтобы в Москве тихо было. Приехали, пообнимались, поговорили, попозировали перед камерами, дали супругам пообщаться — и все, гуд бай, мистер президент! На прощание — ручкой, почетный караул торжественным маршем, затем по полю и на трап, на трап, мистер президент! Вот так.
А может, это „американы“ чудят? Не уберегли тогда своего Ронни от Хинкли. А этот Хинкли тоже с большим приветом оказался: отчаялся добиться от кинозвезды благосклонности „традиционными“ способами — посланиями с признаниями, уговорами и угрозами — и не придумал ничего лучше, как совершить покушение на собственного президента: я, мол, крутой мужик, весь мир в этом убедился. Тогда, в Вашингтоне, Дэн все это очень красочно описал, впечатление осталось сильное. Только тут придется все испытывать на собственной шкуре. Хуже! Придется отвечать за все. Черт, черт, черт!»
Предварительный анализ информации дал однозначный ответ — покушение возможно. К этому времени Рейган уже медленно, но верно шел на сближение с «перестраивающимся» Горбачевым. В США это не устраивало очень и очень многих. Особенно много недовольных было среди родных для Рейгана республиканцев, традиционно придерживающихся консервативных взглядов на процесс сближения с «империей зла».
Демократы, естественно, тоже не питали к нему особой любви. К тому же срок президентства Рейгана подходил к концу, и на его место уже был новый кандидат не от демократов, а от республиканцев. Так что несчастный случай с президентом никого особо и не огорчил бы. Но служба безопасности министерства финансов США, всегда занимавшаяся охраной первого лица страны, была далека от политических интриг и четко выполняла свои обязанности. Следовало немедленно связаться с американскими коллегами и проинформировать их о том, что может произойти…
«Ага, свяжись, свяжись». А они, возможно, сами больше всех в удачном выстреле заинтересованы — Ронни, говорят, последнее время очень многим мешает. Милое дело — организовать на него покушение или хотя бы не препятствовать этому, а потом все свалить на нас. Ведь и сам Рейган не так давно разорялся: СССР — империя зла. Вот и будет ему империя, будет и зло, причем скажут, что покушение организовано КГБ. И все наши прежние грехи вспомнят, и чужие заодно навесят, в Папу, мол, Римского стреляли, теперь уже до президента США дошли. И иди потом доказывай, что ты не верблюд. Кто оправдывается — тот виноват, всем известно.
Рейган тоже хорош! Никак свое актерское прошлое забыть не может, чуть какая встреча, особенно с прессой, сразу начинает хвост распускать. Перед камерами откровенно позирует, со всеми заигрывает, всех чохом охмурить желает. Ну, хочется покрасоваться — ради Бога, только с безопасного расстояния, нет, прямо на камеры лезет, и в Москве наверняка точно так же себя вести будет. А что там, в этих камерах? Да что угодно, и поди уследи, откуда «птичка вылетит» и в лоб кого-то клюнет. А может быть, я просто сам себя запугиваю? Пусть не дезинформация, а ошибка, обыкновенная ошибка могла произойти? Вполне.
Нет! Не могут наши так ошибаться. Раз говорят, что готовится покушение, значит, так оно и есть. Слава Богу, что хоть вовремя ещё предупредили, за три недели. Три недели — это много, раскрутим — не первый год замужем. Такое дело — лучшие силы мобилизуют, любую помощь можно будет получить, если… Если точно знать, где, когда и в чем эта помощь понадобится. А это, полковник, твои проблемы, твоя головная боль. Тебе и придется определять, что, где, когда. Как в популярной игре, только ставка несколько другая и популярность на всю страну не светит. Нужна она тебе, эта популярность? Ты не Горбачев.