Мы прошли мимо пристани для яхт, мимо второго увеселительного пирса, за которым фонари стали попадаться все реже, а толпа постепенно сошла на нет. Короткий черный мол тянулся от берега, вдоль всей его длины качались привязанные лодки. Мой Рыжий свернул туда.
Он дошел почти до самого конца и остановился над деревянной лесенкой.
– Я пригоню ее сюда. Пока мотор разогреется, придется немного пошуметь.
– Послушай, – сказал я. – Я забыл. Мне позарез нужно позвонить одному человеку.
– Это можно устроить. Иди сюда.
Он повел меня дальше, к самому концу мола, опустился на колени, звякнул ключами на цепочке и отомкнул висячий замок. Потом поднял крышку маленького люка, вытащил оттуда телефон и, сняв трубку, послушал гудок.
– Все еще работает, – в его голосе послышалась усмешка. – Каким-то жуликам понадобилось тут его устроить. Не забудь потом защелкнуть замок.
Он бесшумно растворился в темноте. Минут десять я слушал, как плещется о столбы мола вода; время от времени во мгле слышалось хлопанье крыльев – наверное, какой-то плохо спавшей чайки. Где-то вдалеке взревел и ревел еще минут пять мотор. Потом шум внезапно оборвался. Прошло еще несколько минут. Что-то мягко толкнулось у подножия лестницы, и приглушенный голос внизу сказал:
– Все готово.
Я поспешил назад к телефону, набрал номер и спросил Фулвайдера. Мне сказали, он пошел домой. Я набрал другой номер. Подошла женщина. Я попросил шефа, сказав, что звонят из управления.
Я снова ждал. Наконец раздался жирный, так и отдававший картошкой на сале голос шефа:
– Да? Неужели нельзя дать человеку поесть? Кто это?
– Кармади, шеф. Сейнт на «Монтечито». Ужасно жалко, что это за пределами ваших полномочий.
Он начал орать как сумасшедший. Я не стал дожидаться паузы, повесил трубку и, сунув телефон назад в его уютную оцинкованную норку, запер крышку. Потом спустился по лестнице к Рыжему.
Его большой черный быстроходный катер скользил по блестящей, как нефть, воде. Мотор не издавал ни звука, только у борта бурлила и шипела вода.
Городские огни снова превратились в желтое пятно над черной водой, а борта славного «Монтечито» снова выросли и засияли иллюминаторами, четко обрисовываясь на фоне черного океана.
11
Со стороны океана борт не освещался прожектором. Рыжий сбавил обороты почти до нуля, свернул под выступом кормы и в полной темноте двинулся вдоль скользкой металлической обшивки так же уверенно, как член клуба двигается по ковровой дорожке своего вестибюля.
Высоко над нами обозначились неясные очертания двустворчатой железной двери. Ближе к нам опускалась в воду толстая, ржавая, покрытая слизью якорная цепь. Катер ткнулся носом в старую обшивку «Монтечито», и под нашими ногами на дне лодки заплескалась вода. Над моей головой выросла большая тень экс-полицейского. В темноту улетела свернутая веревка. Там она зацепилась за что-то и упала назад в лодку. Рыжий туго натянул ее и обмотал вокруг какого-то выступа на корме лодки.
Он тихо сказал:
– Она встает на дыбы, как призовая лошадь. Нам надо лезть по этим перекладинам.
Я взялся за руль и старался держать нос катера плотно прижатым к грязному скользкому корпусу корабля, пока Рыжий добирался до спускавшейся по обшивке борта железной лесенки. Сопя, он подтянул еле различимое во мраке свое большое, согнутое под прямым углом тело на нижнюю ступеньку; тапочки его скользили по мокрым перекладинам.
Через некоторое время наверху что-то скрипнуло, и туманную мглу прорезала слабая полоска желтоватого света, на фоне которой выглядывала вниз голова Рыжего.
Я полез за ним. Работа оказалась не из легких, так что я, приземлившись в грязном, пропитанном кислой вонью и набитом ящиками и бочонками трюме, долго не мог отдышаться. Из-под ног разбегались, прячась в темные углы, крысы. Верзила-лодочник коснулся губами моего уха:
– Отсюда нам нетрудно будет добраться до якорного ката, а там в котельную ведет коридорчик. У них всегда работает один запасной котел – для горячей воды – и генератор. Там только один человек. С ним я справлюсь. Это не то, что команда наверху – там ребята посерьезнее.
В котельной – я тебе покажу – есть вентилятор без решетки. Выходит на палубу. Там уже твое дело.
– У тебя на борту, наверное, куча родственников, – сказал я.
– Да нет. Просто когда живешь на побережье, приходится слышать всякие вещи. И потом, почем ты знаешь, может, я из такой команды, которая решила во что бы то ни стало опрокинуть эту вшивую лоханку? Ты назад быстро вернешься?
– Когда я кувырнусь за борт, грохот, наверное, будет жуткий, – сказал я. – На, держи.
Я выудил из бумажника еще пару банкнотов и протянул ему.
Он покачал рыжей головой.
– М-м. Это за обратное путешествие?
– Я оплачиваю его вперед, – сказал я. – Даже если оно мне не понадобится. Давай бери, пока я не начал реветь.
– Ну... спасибо, брат. Ты хороший парень.
Мы стали пробираться между бочками и ящиками. Впереди был проход, освещенный тусклой желтой лампочкой, а за ним – узкая железная дверь. За дверью находился якорный кат, и оттуда по коридорчику мы добрались до закапанной машинным маслом лесенки, которая вела вниз. Внизу было слышно тихое шипение масляных горелок, и мы, осторожно пробираясь вдоль груд железа, пошли на звук.
Заглянув за угол, мы увидели маленького грязного итальянца в темно-красной шелковой рубашке, который сидел под голой лампочкой на скрепленном проволокой сломанном конторском стуле и при помощи очков в стальной оправе и черного обгрызенного пальца читал газету.
Рыжий ласково окликнул его:
– Эй, Коротыш. Как поживают твои маленькие бамбино?
Итальяшка разинул рот и вскочил. Рыжий ударил его. Мы положили малыша на пол и разорвали его пурпурную рубаху на полосы для кляпа и веревок.
– Нехорошо, конечно, бить очкариков, – вздохнул Рыжий. – Но другого выхода не было. Когда ты полезешь по вентилятору, грохот будет адский – здесь, внизу. Там-то наверху никто ничего не услышит.
Я сказал, что по мне все идет лучше некуда, и мы, оставив связанного итальянца на полу, отыскали вентилятор без решетки. Я пожал Рыжему руку, выразил надежду увидеть его еще когда-нибудь и полез по лестнице внутри вентиляционной трубы.
Там было холодно и темно, хоть глаз выколи. Вниз по трубе тянулся пропитанный туманом воздух, и подъем показался мне ужасно длинным. Часа через полтора – а по времени через три минуты – я добрался до палубы и осторожно высунул голову из дыры. Сбоку от меня белел ряд накрытых парусиной шлюпок. В темноте между ними раздавался взволнованно-нежный шепот. Снизу доносился тяжелый пульсирующий грохот музыки. Над головой светился мачтовый огонь, и несколько тусклых звезд угрюмо взирали вниз сквозь полупрозрачную дымку тумана.
Я прислушался, но сирены полицейского катера не было слышно. Я выбрался из вентилятора и спустился на палубу.
Шепталась парочка, обнявшаяся под одной из шлюпок. На меня они не обратили решительно никакого внимания. Я пошел вдоль палубы, мимо закрытых дверей трех или четырех кают. Сквозь жалюзи двух из них пробивалось немного света. Я прислушался, но не услышал ничего, кроме доносившегося снизу, с главной палубы шума веселья.
Я шагнул туда, где тень была погуще, набрал в легкие побольше воздуха и завыл – длинным полувоем-полурычанием серого лесного волка, когда он одинок и голоден, и далеко от дома, и злобы в нем накопилось столько, что хватит на семерых волкодавов.
Ответом мне было низкое, глухое завывание овчарки. Где-то поодаль в темноте палубы взвизгнула девушка, и мужской голос произнес:
– Я думал, все алкаши тут уже надрались вмертвую.
Я выпрямился и, на ходу вытаскивая пистолет, бросился на лай. Он шел из каюты на той стороне палубы.
Я приложил ухо к двери и услышал ласково успокаивающий собаку мужской голос. Лай прекратился, пес еще раз или два зарычал и умолк. В двери, к которой я прислонялся, повернули ключ.
Я отскочил и упал на одно колено. Придерживаемая длинной смуглой рукой дверь приоткрылась. Отсвет неяркого палубного фонаря блеснул на черных волосах. Я поднялся и с размаху опустил рукоять пистолета на высунувшуюся голову. Человек в дверях наклонился вперед и мягко упал в мои объятия. Я втащил его в каюту и толкнул на застеленную койку.
После этого я прикрыл дверь и снова запер ее. На противоположной койке, поджав ноги, застыла небольшого роста девушка с широко раскрытыми глазами. Я сказал:
– Привет, мисс Снейр. Трудновато было вас отыскать. Хотите домой?
Фермер Сейнт перевернулся и сел, держась за голову. Он сидел так не шевелясь, уставившись на меня своими пронзительно-черными глазами. Губы его растянулись в почти добродушной улыбке.
Я обвел глазами каюту, не понимая, куда могла деваться собака, но потом заметил вторую, внутреннюю дверь. Я снова взглянул на девушку.
Глядеть там особо было не на что – впрочем, самые большие неприятности и случаются обычно из-за таких вот незаметных людей. Она скорчилась на койке, подтянув к подбородку колени. Один глаз ее закрывала прядь волос. На ней было вязаное платье, гольфы и спортивные туфли с закрывавшими подъем широкими язычками. Из-под подола платья выглядывали голые костлявые коленки. Она была похожа на школьницу.
Я похлопал Сейнта по карманам, но оружия у него не было. Он насмешливо глядел на меня.
Девушка подняла руку и откинула со лба волосы. Она смотрела на меня так, словно я был за полкилометра отсюда. Потом дыхание ее прервалось, и она заплакала.
– Мы женаты, – сказал Сейнт. – Она думает, что вы намерены всадить в меня всю вашу обойму. А с волчьим воем вы это неплохо придумали.
Я не ответил. Я прислушался. Но снаружи не доносилось ни звука.
– Как вы узнали, где искать?
– Мне сказала Диана – перед смертью, – сказал я грубо.
В глазах его мелькнула боль.
– В это я не верю, сыщик.
– Вы же сбежали и бросили ее в ловушке. Чего же вам еще было ждать?
– Я думал, легавые не станут палить в женщину, а снаружи у меня был шанс хоть что-то сделать. Кто ее?
– Один из людей Фулвайдера. Вы в него попали.
Голова его резко дернулась назад, и в лице на секунду появилось какое-то дикое выражение. Он криво улыбнулся и взглянул на все еще ревевшую девушку.
– Ничего, лапочка, все будет хорошо. Тебя я вытащу.
Он обернулся ко мне.
– Положим, я выйду отсюда без шума. Можно будет сделать так, чтобы не впутывать ее в это дело?
– Что значит «без шума»? – поинтересовался я.
– На этом корабле у меня куча друзей, сыщик. Вам кажется, что вы кончили, а вы еще и не начинали.
– Вы сами ее впутали, – сказал я. – И вытащить ее вам не удастся. За все надо платить.
12
Он медленно кивнул, уставившись в пол у своих ног. Девушка было перестала плакать, вытерла щеки и опять разревелась.
– Фулвайдер знает, что я здесь? – медленно спросил Сейнт.
– Угу.
– Это вы ему сказали?
– Угу.
Он пожал плечами.
– Что ж, с вашей колокольни это, наверное, правильно. Конечно. Только если меня сцапает Фулвайдер, я уже ничего никому не скажу. Мне бы с окружным прокурором поговорить, может, я и убедил бы его, что она тут ни при чем, во всем, что касалось моей работы, она ни сном ни духом.
– Об этом вы тоже могли бы подумать раньше, – сказал я зло. – Не надо было возвращаться к Сандстрэнду и косить из вашей машинки всех подряд.
Он откинул голову и засмеялся.
– Не надо? Положим, вы отвалили какому-нибудь типу десять кусков за протекцию, а он за ваши же денежки хватает вашу жену и запихивает ее в тухлую психушку к знакомому жулику, а вам велит убираться подальше, если не хотите, чтобы вашу жену завтра выкатило прибоем на берег? Что бы вы сделали? Мило улыбнулись в ответ или, прихватив железку потяжелее, пошли бы потолковать с этим типом?
– Ее тогда уже там не было, – сказал я. – Просто вам позарез надо было убить кого-нибудь, как алкашу – опохмелиться. К тому же, если бы вы не носились так с этой собакой, пока она не убила человека, ваш покровитель бы не перетрусил и не продал бы вас.
– Я люблю собак, – спокойно ответил Сейнт. – Я вообще, когда не на работе, вполне нормальный парень.
Просто я не выдерживаю, когда на меня начинают давить со всех сторон.
Я прислушался. На палубе по-прежнему не было слышно ни звука.
– Послушайте, – сказал я быстро. – Я вам предлагаю свою игру. Под грузовым люком у меня стоит лодка, и я попытаюсь доставить девушку домой прежде, чем они ее хватятся. Что будет с вами – меня не касается. Для вас я и палец о палец не ударю, хоть вы и любите собак.
Девушка вдруг сказала упрямым детским голосом:
– Я не поеду домой! Я ни за что не поеду домой!
– Через год вы будете благодарить меня, – рявкнул я на нее.
– Он прав, лапочка, – сказал Сейнт. – Смывайся вместе с ним, и поскорее.
– Не пойду, – сердито пискнула девушка. – Никуда я не пойду, и все.
Разорвав тишину палубы, в дверь с той стороны грохнуло что-то твердое. Мрачный голос крикнул:
– Открывайте! Именем закона!
Я быстро вскочил спиной к двери, не сводя глаз с Сейнта. Через плечо я спросил:
– Фулвайдер здесь?
– Здесь, – загремел жирный голос шефа. – Кармади?
– Послушайте, шеф. Сейнт здесь и готов сдаться. Тут с ним девушка, о которой я вам говорил. Так что входите без шума, ладно?
– Добро, – сказал шеф. – Отпирайте дверь.
Я повернул ключ, прыжком пересек каюту и встал спиной к внутренней перегородке рядом с дверью, за которой шевелилась начавшая уже тихо ворчать собака.
Входная дверь распахнулась. Вошли двое, которых я раньше не видел, со взведенными револьверами. Позади них появился толстый шеф. Пока он захлопывал дверь, я краем глаза заметил на палубе несколько форменных корабельных кителей.
Два полисмена прыгнули к Сейнту, скрутили ему руки и защелкнули наручники. Потом шагнули назад и стали позади шефа. Сейнт усмехнулся и облизал капавшую с нижней губы кровь.
Фулвайдер с упреком посмотрел на меня и передвинул сигару в другой угол рта. Девушка, по-видимому, никого не интересовала.
– Черт вас подери, Кармади, – проворчал он. – Вы что, не могли объяснить мне, где вас искать?
– Я сам не знал, – ответил я. – Кроме того, я думал, что корабль – это вне вашей юрисдикции.
– К черту юрисдикцию. Мы предупредили федералов. Они скоро будут здесь.
Один из полицейских захохотал.
– Ну, не слишком скоро, – пробасил он насмешливо.
– Убери игрушку, ты сыщик.
– Давай отними, – предложил я ему.
Он шагнул было ко мне, но шеф махнул ему рукой, чтобы шел назад. Второй полицейский караулил Сейнта и ни на что больше не реагировал.
– Так как же вы его отыскали? – поинтересовался Фулвайдер.
– Во всяком случае не с помощью денег, которые он мне платил за то, чтобы его не нашли, – сказал я.
В лице Фулвайдера ничего не изменилось. Голос его стал сонно-ленивым.
– О-о, а вы шутник, – сказал он очень ласково.
Я ответил с отвращением:
– Вы с вашей бандой, что, принимали меня совсем за грудного младенца? Ваш чистенький городок провонял насквозь. Все знают, что это побеленная снаружи выгребная яма. Святой приют для бандитов, где любой погоревший урка может спокойно залечь на дно – если он будет исправно платить и не будет задирать местных акул – и откуда на любом быстроходном катере он всегда может перебраться в Мексику, если к нему повернется указующий перст.
– Еще что-нибудь? – чрезвычайно вежливо спросил шеф.
– Еще! – заорал я. – Я слишком долго все это копил, чтобы теперь вам не выложить. Это вы нашпиговали меня наркотиками так, что я чуть не сбрендил, и заперли меня в частную каталажку. Когда это не сработало, это вы с Гэлбрейтом и Дунканом решили подстроить мне ловушку, чтобы Сандстрэнд, ваш помощник, оказался убитым из моего пистолета, а меня можно было бы пристрелить якобы за сопротивление аресту. Сейнт испортил вам игру и спас мне жизнь. Конечно, это вряд ли входило в его намерения, однако он это действительно сделал. Вы все это время знали, где находится девушка, которую я искал. Она была женой Сейнта, и вы придерживали ее для себя, чтобы заставить его не выходить из вашей воли. Но вы хоть подумали, черт вас возьми, зачем мне понадобилось звонить вам, что Сейнт здесь? Тут есть одна штука, которой вы не знаете.