У плиты трудилась девушка со множеством косичек. «Таджичка? Или узбечка?» – подумала я. Она повернулась, услышав звук открывающейся двери, и с удивлением уставилась на нашу компанию, но не произнесла ни звука. Вслед за нами на кухню пожаловали все молодые ребята. Девушка была совсем юной, правда, я затруднилась бы точно определить ее возраст – пятнадцать? семнадцать? девятнадцать? Не больше, чем мне, это точно, но могла оказаться и лет на семь-восемь моложе.
– Сулема, накрой чего-нибудь по-быстрому, – велел Михалыч. – Сашка, – он повернулся к одному из парней, – тащи ящик из гаража.
– Так там же ничего не осталось после вчерашнего, – выпалил Сашка.
– Как не осталось? – Михалыч искренне удивился. – Андрюха когда в подвал-то лазил? Ты чего, паря?
– Не осталось, шеф, – кивнул охранник в кожаной жилетке. – Все пустые.
– Ну ни хрена себе… – протянул Михалыч. – И когда это мы только… Так, ладно, мужики, кто-нибудь живо в подвал. Старче, ты какую водку предпочитаешь?
– Нашу, сынок, отечественную, – тут же ответил дядя Саша. – Не эту иностранную дрянь.
– Молодец, папаша, – кивнул Михалыч, хлопая дядю Сашу по плечу. – Наш человек. Андрюха, давай «Синопскую»!
Дядя Саша одобрительно закивал, и они с Михалычем пустились в воспоминания, в каких годах какую водочку употребляли. Я поняла, что Михалыч все больше проникался идеей общения с Плутоном, несмотря на то, что у него на волосатой груди висел крестик на веревочке.
Михалыч крикнул двоим ребятам, чтобы пошли встали на ворота: мало ли что.
– Да что тут может быть? – невинно спросил дядя Саша. – Террористов, что ли, опасаешься? Пусть ребята с нами посидят, Михалыч. Запрут ворота и к нам подключаются. Ну какие воры сюда сунуться могут? Подумай сам. Элитный поселок, везде охрана…
Михалыч подумал и решил, что никто сюда в самом деле не сунется, велел закрыть ворота, притащить стулья и рассаживаться. Начиналась пьянка.
Сулема быстро накрывала на стол, не поднимая глаз на мужчин и не произнося ни звука. Немая? Но слышала, что ей сказал Михалыч. Управлялась она здорово. Я вначале думала, предложить ей свою помощь или нет, потом решила, что лучше этого не делать: я здесь с другой целью. Да и не стоит старушке предлагать помощь молодой девчонке.
Выпили по первой. Я только чуть-чуть пригубила: опять же негоже было божьей (или Плутоновой) старушке опрокидывать в себя рюмку. Дядя Саша с Михалычем вскоре стали лучшими друзьями. Я знала, что Никитин пить умеет и ему нужно ведро, чтобы опьянеть. Перепьет кого хочешь. Наверное, старая кагэбэшная закваска плюс морское и ниишное прошлое. Мне доводилось видеть его пьяным, правда, он всегда оставался на двух конечностях и мог сам дойти до дома. Да, я помогала ему попасть ключом в замок, но уже в дверь парадной и квартиры, до которых он добирался самостоятельно. Да и если бы я не появлялась, не сомневаюсь: дядя Саша справился бы без чьей-либо помощи – раньше или позже. Как он признавался мне, он мобилизуется, если нужно для дела. Пить с друзьями – одно, с врагами – совсем другое. Во вражеском лагере он почти не пьянеет или даже совсем не пьянеет. Просто приказывает себе – и может нормально работать. К сожалению, подобное получается далеко не у всех.
– А этому можно научиться? – как-то спросила я, заинтересовавшись, не входит ли подобный навык в программу подготовки чекиста.
– Не знаю, – ответил дядя Саша и рассказал, как сам себе устраивал тренировки по насильственному воздержанию и по умению не напиться «до карачек».
Как я уже говорила, он пятнадцать лет плавал – за границу на пассажирском лайнере. Там было шесть баров, естественно, все бармены пытались расположить к себе человека из «конторы». Времена-то какие были.
– Вот выхожу утром из каюты, – вспоминал дядя Саша, – а первый уже тележку катит, заставленную всеми мыслимыми и немыслимыми напитками. «Что сегодня кушать будете, Александр Петрович?» – спрашивает. «Уйди! – кричу. – Не трави душу!» Иду дальше. Второй бар. Бармен зазывает, он уже налил, стаканом трясет. Молча прохожу мимо. Третий навстречу движется с улыбочкой… И так по нескольку раз в день. Но сдерживался. Просто видел, сколько мужиков классных спились на судах… Жить-то всегда хотелось. Причем хорошо жить. И башка варила. Планы по молодости у меня были наполеоновские… Вот и не спился.
Интересно, а какие планы у Александра Петровича в его пятьдесят? – захотелось узнать мне.
Марис пил поменьше, общаясь в основном с Андреем, который ходил в подвал за ящиком водки. Со мной заговорил парень в кожаной жилетке, которого звали Валерой, остальные слушали дядю Сашу.
Я вытащила из авоськи наш рекламный проспект и показала его Валере. Сидевший рядом Костик, его приятель, тоже периодически заглядывал на цветные страницы, слушая то дядю Сашу, то меня.
Журнальчик был оформлен красочно и отпечатан на хорошей финской бумаге. На каждой странице сверху шли какие-то закорючки.
– Это каббалистические символы? – вдруг спросил Костик.
«Ба, какие мы слова знаем!» – подумала я, решив, что надо быть осторожнее и не ляпнуть какую-нибудь глупость. Хорошо, что я сегодня задала дяде Саше именно этот вопрос. От нечего делать я листала журнал, сидя у себя в комнате, пока они с Марисом занимались своими делами. Я как раз поинтересовалась, что это за закорючки. Никитин объяснил, что данные письмена ничего не значат – просто кто-то дрожащей рукой выводил посылаемые в нетрезвый ум сигналы, давая им буквенное воплощение, только на каком языке, не смог бы сказать и сам. Обо всем, что касается каббалы, меня просветил Марис, так что я, недавно подкованная по этому вопросу, занялась просвещением Валеры с Костиком.
Естественно, я не стала выдавать версию дяди Саши насчет того, кто придумал эти символы, заявив, что это алфавит языка, на котором говорит Высший Разум.
– Значит, вначале язык надо выучить, а только потом можно с ним общаться? – спросил Валера.
– Знание приходит естественно, – пояснила я. – Плутон говорит с тобой, и ты понимаешь, что он говорит. А насчет каббалы… Понимаете, братья, каббалистика основана на вере в то, что при помощи молитв и ритуалов человек в состоянии активно вмешиваться в божественно-космический процесс. Мы, Дети Плутона, только доносим до людей сообщаемое нам Высшим Разумом. Мы не вмешиваемся в этот божественно-космический процесс, мы говорим о том, что нужно сделать, чтобы жизнь стала лучше. Вот, например, уничтожение бактериологического оружия. Это принесет только добро.
– Но люди все равно продолжают воевать, – заметил Костик. – И не собираются отказываться от оружия.
– Мы хотели бы, чтобы они отказались, но понимаем, что такое пока невозможно… Мы не идеалисты. Но пусть оружие будет менее жестоко, чтобы от его применения не страдали хотя бы последующие поколения. Вы понимаете меня, братья?
Молодые люди закивали. Я подумала, что с братом Костиком я предпочла бы вступить в родственные отношения, только не братско-сестринские, а несколько иные. Парень был как раз в моем вкусе.
– Мамаша, – обратился ко мне Валера («Да я младше тебя, родной», – хотелось сказать мне, но я, естественно, промолчала), – а вы порчу снимаете? Лечите людей?
– Нет, сынок, порчу мы не снимаем и бесов не изгоняем, но многие наши братья и сестры имеют медицинское образование. Есть потомственные лекари. Если можем – помогаем людям. Нет – не беремся. Иногда ведь и доброе слово может облегчить страдания, правда? А ты-то на что жалуешься, сынок?
Валера был кровь с молоком, впрочем, как и остальные добры молодцы, собравшиеся за столом. Еще бы: железное здоровье надо иметь, чтобы так квасить каждый день. А из застольной беседы я поняла, что пьянки тут происходят ежедневно, за исключением тех редких вечеров, когда появляется хозяин, но о его приезде сообщается заранее, и тогда на даче начинается генеральная уборка, все приводят себя в порядок.
Сам Валера ни на что не жаловался, но вот… Он явно сомневался, говорить мне о чем-то, что его беспокоило, или нет. Они переглянулись с Костиком. Тот пожал плечами: тоже не мог принять решения.
– Мальчики, – обратилась я к ним, – давайте выйдем на свежий воздух, здесь уже так накурено, а я – человек немолодой…
Парни тут же встали. Михалыч, несмотря на то, что был пьян, мгновенно поднял голову и спросил:
– Куда?
– Да вот бабушка просит на свежий воздух вывести подышать…
«Знал бы ты, милый, какая я тебе бабушка. Тоже мне – внучек!»
Михалыч махнул рукой, отпуская. Другой рукой он уже обнимал дядю Сашу. Михалычу довелось побывать в Афгане, правда, всего два месяца, и он углубился в воспоминания.
Мы вышли на крылечко с задней стороны дома. Между ним и забором было метра три.
– Что-то у вас во дворике ни деревца, ни кустика, – заметила я своим старушечьим голоском. – Да и травка вся какая-то пожухлая, примятая.
– А, это все Михалыч! – махнул рукой Костик. – Чтобы никакой душман за деревом не спрятался.
– Он что, боится призраков? – спросила я и подумала, не начинается ли у старшего белая горячка.
– Да непонятно, чего он боится. Живем тут уже два года. Никто не заявлялся. Ни мусора, ни душманы, ни привидения.
Значит, точно – белая горячка.
– А что вас тут поселили, мальчики? – с невинным выражением морщинистого лица спросила я.
Ребята переглянулись, но потом, видимо, признали вопрос вполне естественным. Что может подумать божья старушка, узнав, что шесть молодых парней под началом Михалыча два года живут на загородной вилле, ничего, с ее точки зрения, не делая.
– Да понимаете… – начал Костик, почесывая затылок. – В общем, мы этот дом охраняем.
– А что его охранять? Мы вот сегодня с солдатиками говорили, тоже дом охраняют. А другие дома никто не охраняет. Вон их сколько, неохраняемых. Ваш хозяин думает, что сюда воры полезут? Да такой забор от всех воров защитит! Взяли бы собачку позлее…
– Не нам решать, мамаша, – неожиданно резко ответил Валера.
Я удивленно посмотрела на него. Он явно понял, что переборщил, извинился, заметил, что их наняли, чтобы тут жить, платят за это, а они с Костиком, в общем, кроме как на охрану, ни на что не пригодны. Согласились в свое время, так и живут.
Я подумала, что ребятам эта жизнь уже опостылела, они с удовольствием поменяли бы место работы, только не знают куда податься, да и расслабились здесь явно. Конечно, им было не положено разговаривать с посторонними, но они уже так надоели друг другу, что были рады любому новому лицу. Все, включая Михалыча. Мы, трое стариков, с их точки зрения, никакой опасности не представляли. Можно и побеседовать.
– Так что болит, мальчики? – Я решила вернуться к теме, из-за которой мы, в общем-то, и покинули общий стол.
– Не у нас…
Парни снова переглянулись, и наконец Валера решился:
– У одной девушки.
– А где она, милые?
– Здесь.
– У этой восточной, что ли?
– Нет, с Сулемой все в порядке, – покачал головой Костик и добавил через несколько секунд: – Пока.
Валера ткнул его в бок.
– Здесь еще одна кухарка есть? – Я прикидывалась ничего не понимающей. – Я как раз думала: что же одна девушка на вас на всех готовит? Тяжело, наверное. И дом такой большой убирать.
– Сейчас она одна готовит, – сказал Валера. – Вот другая как раз заболела… Мы хотели вас попросить… поговорить с ней, что ли. Она жить не хочет. От еды отказывается. Лежит, отвернувшись к стенке. Вроде бы так с ней все в порядке… Поговорите, бабушка.
– Конечно, поговорю, – закивала я, судорожно размышляя: «Рута? Или нет?»
Мы снова вошли в дом и поднялись по лестнице на третий, последний, этаж. Верхняя площадка была похожа на клетку, дверь, тоже металлическая, была заперта. У Костика имелся ключ, он вставил его в навесной замок, повернул два раза и пропустил меня вперед, потом снова навесил замок, теперь уже изнутри.
Я посмотрела, в какой карман он опустил ключ. Мне не нравилось быть запертой вместе с этими орлами, тем более ни Марис, ни дядя Саша не знали, где я сейчас нахожусь. А вдруг эти на что-то обратили внимание? Вдруг поняли, что никакая я не божья старушка? Сейчас оставят меня в этой тюрьме, потом мужиков повяжут… И не выбраться нам отсюда. Нет, так думать нельзя. Я приказала себе успокоиться.
Мы оказались в коридоре, по обеим сторонам которого шли тяжелые двери, правда, на этот раз деревянные – по две на каждой стороне на относительно большом расстоянии одна от другой. Я видела, что впереди коридор расширяется, переходя в холл, но, что там, рассмотреть не смогла, видела только еще одну металлическую дверь. Парни остановились у второй двери справа. Валера набрал какой-то код на кодовом замке (к сожалению, мне не удалось увидеть цифры, потому что Костик загораживал мне вид), толкнул дверь. Валера вошел первым. «Как хорошо, что он не приучен пропускать женщину вперед!» – подумала я. Мне не хотелось бы заходить в эту комнату первой. Я последовала за Валерой, Костик замыкал шествие.
– Лилька, мы тебе гостей привели! – крикнул Валера.
Парни явно опешили, оказавшись внутри. Они, как я поняла, ожидали увидеть на кровати какую-то девушку.
Это была большая комната, общей площадью метров двадцать-двадцать пять, с обшитыми деревом стенами. Окно было застеклено очень толстым стеклом (бронированным? – возникла у меня мысль), широкая кровать со смятыми простынями стояла у левой стены, белая тумбочка с телевизором «Сони» – напротив кровати, справа от двери – вешалка, на которой висело несколько дорогих женских платьев. Сразу за входной дверью располагался комод с множеством ящиков, над которым было огромное зеркало. На полу – толстый ковер, лампа, встроенная в потолок, ночник над кроватью. Комнату нельзя было бы назвать тюремной камерой – с такой-то обстановкой и благодаря еще одной существенной детали: работал кондиционер. Но это все равно была чья-то тюрьма…
– Лиля, выходи! – крикнул Валерий, обращаясь к закрытой двери, расположенной за кроватью.
«Туалет?» – подумала я.
Валерий дернул дверь. Она оказалась запертой изнутри.
– Зачем она закрылась? – спросил у друга Костик. – На хрена вообще защелки поставили?
Парни дернули дверь по очереди.
– Черт, почему она не внутрь открывается?! – воскликнул Костик. – Выбили бы сейчас к чертовой матери!
Дверь не казалась мне особо мощной – по сравнению с той, что вела в комнату, выбить ее таким добрым молодцам ничего не стоило – независимо от того, куда она открывалась, что они и сделали, на мгновение забыв о моем существовании.
При виде открывшегося зрелища все мы буквально остолбенели.
Красивая при жизни девушка, обезображенная смертью, лежала в ванне, заполненной густой красной жидкостью. У нее была запрокинута назад голова и слегка приоткрыт рот. Одна рука безвольно свисала с края ванны. Девушка перерезала себе вены.
Глава 14
Разные люди по-разному реагируют на смерть. В особенности насильственную. Мне уже доводилось видеть трупы тех, кто умер не своей смертью. Моего предыдущего, например. Видок был, скажу я вам… Когда хоронили, его, конечно, привели в божеский вид. Лицо подправили, то да се. Тем более хоронят-то с закрытыми глазами, вот если бы требовалось с открытыми – возникли бы проблемы: от глаз-то как раз ничего не осталось. Гример, или как он там называется, на славу поработал над моим предыдущим. Но то, что предстало моим бедным глазонькам в тот миг на даче Гавнадия Павловича, было просто жутким… Да и запах…
Мы все втроем вылетели в коридор. Пожалуй, я отреагировала спокойнее всех, может быть, потому, что была мобилизована на опасность. Знала, что нахожусь во вражеском тылу. Я быстро взяла себя в руки. Надо было и дальше работать, не выходя из образа.
Костик стоял, прислонившись к стене, и хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Глаза у него были безумные, похоже, что в эту минуту он ничего не соображал. Он силился что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука. Валера, наоборот, матерился, изобретая все новые и новые комбинации.