— А почему не убить в два или в три часа? Еще безопаснее.
— Ланч, — сказал Амброуз.
Молодец!
— Неужели убийца позволит ланчу нарушить свои планы?
— При чем тут убийца? Я говорю об убитом. Ведь вы же определите, когда он в последний раз ел.
— Ах да, как же я забыл?
— Дядя Генри ел между половиной первого и половиной второго, так что не было бы смысла ставить часы на одиннадцать, если бы он уже поел. Думаю, инспектор, время смерти — от половины двенадцатого до половины первого, скорее всего двенадцать часов.
Логично.
— Итак, сэр, — сказал я, — если предположить, что убийство произошло в двенадцать, то у убийцы есть неопровержимое алиби на одиннадцать часов и нет алиби на двенадцать.
— Вы правы, инспектор.
— В таком случае, сэр, я бы хотел спросить вас: где вы были в одиннадцать и в двенадцать часов?
Амброуз громко засмеялся.
— Так и знал, что вы спросите, — сверкнул он глазами. — Просто как чувствовал.
— Мне придется всех спросить, сэр, не только вас.
— Дайте подумать. Я пошел к Вестонам, поболтать за ланчем с друзьями. Из дома вышел сразу после десяти, потом около гаража разговаривал с шофером и садовником примерно до половины одиннадцатого. В половине первого был у Вестонов. До них четыре мили по полю, да и день был жаркий, так что я не очень торопился.
— А почему вы не поехали на машине, сэр?
— Миссис Майкл собиралась в город за покупками. Кроме того, — заметил он, похлопав себя по животу, — пешая прогулка помогает сохранять стройность.
— Вы кого-нибудь встретили?
— Не помню.
— Кто-нибудь знал о ваших планах? — спросил я.
— Да. За завтраком мы говорили о том, кто что будет делать. Майкл… Впрочем, вы, наверное, предпочтете сами узнать у него. Прошу прощения.
Однако я решил, что мне не мешает знать, о чем они говорили, даже если их планы остались невыполненными, поэтому я попросил его продолжать.
— Майкл всегда привозит домой кучу газет. Он из тех, кто работает, даже когда спит. Я разрешил ему занять мою комнату и обещал прислать выпивку, а он предупредил жену, что будет занят все утро. Питер и его девушка… Инспектор, думаю, вы сами знаете, какие могут быть планы у жениха с невестой. Мне хотелось сыграть в гольф с Джоном, но он ждал звонка в одиннадцать, а потом собирался погулять по парку.
Вдруг он вскочил. Видно, его осенила какая-то идея, и я поинтересовался — какая, потому что меня тоже осенила идея.
— Дядины записи! — воскликнул он. — Какие же мы идиоты!
— Я как раз подумал о них.
Если человек наблюдает за птицами, то он постоянно что-нибудь записывает, по крайней мере когда делает фотографии. Убежище ученого мне очень понравилось. За большим буком и кустами его не так-то легко было разглядеть. Шалаш как шалаш, но очень удобный. В дневнике последняя запись помечена «10.27»!
— Что скажете? — спросил я мистера Амброуза.
— Странно, — ответил он, перелистав несколько страниц. — И это после всех наших теоретизирований. Не мог же он полтора часа не делать записей. А!..
— Что?
— Последняя запись сделана внизу страницы. Это совпадение?
— Думаете, следующая страница вырвана?
— Да.
— Если так, то впереди тоже должно не хватать страницы.
Так и оказалось. Не хватало страницы за март. Все сошлось, и мистер Амброуз снова обрел довольный вид.
Что ж, сыщик — любитель поработал на славу. А теперь я расскажу вам, что получилось у профессионала. Завтрак мистера Картера был его последней едой. Если время ланча 12.30, то, следовательно, он был убит между 9.45 и 12.30. Убийство вполне могло произойти и в двенадцать часов, если бы не алиби… Помните, убийца должен был иметь алиби на одиннадцать часов, а не на двенадцать? И тут-то все пошло вкривь и вкось. У лесника Роджерса вообще никакого алиби не было, а у другого рабочего было алиби на все утро. Мистер Майкл Картер якобы не выходил из комнаты Амброуза Картера, по крайней мере он так утверждал.
— Никто к вам не приходил? — спросил я Майкла. — Вспомните, пожалуйста.
— Служанка принесла виски с содовой. Я не просил, но все-таки выпил.
— Когда это было, сэр?
— Не помню. Может быть, она помнит.
Всем своим видом он показывал, что слишком занят делом и не может обращать внимание на всякие пустяки.
Дорис подтвердила насчет виски, но точное время вспомнить не смогла: что-то около одиннадцати. У мистера Питера и его невесты алиби было неопровержимое. Так же у шофера и миссис Майкл. Конечно, можно сказать, что показания влюбленной невесты не очень надежны, но, с другой стороны, зачем мистеру Питеру возиться с часами, если он мог рассчитывать на девушку? Разочаровал меня мистер Джон Уаймен. Ему позвонили в 10.30, а не в 11.00, после чего он взял клюшку и мячи и отправился играть в гольф. Это подтвердила миссис Майкл.
Вот как выглядел список подозреваемых в результате опроса:
1. Майкл Картер. Пил виски около одиннадцати, следовательно, у него алиби на 11.00, а на 12.00 алиби нет.
2. Роджерс. Но только в случае, если Джон Уаймен перевел стрелки часов и вырвал страницу из дневника. А зачем? Испугался, что его заподозрят? Он больше всех нуждался в деньгах и обсуждал с Амброузом, как заговорить о них с дядей.
3. Любой бродяга, но только с помощью Джона Уаймена. Маловероятно.
Почему Джон Уаймен не поставил часы на 10.30, на время, когда у него было алиби? Никакого смысла. Если исключить этих двоих, то остается Майкл Картер. Но тут пришла Дорис и заявила, что ошиблась насчет времени. Она, видите ли, заболталась с другой служанкой и отнесла виски в двенадцать часов.
Вечером я еще раз все обдумал, так как утром мне предстояло докладывать начальству. Сел в свое любимое кресло, раскурил трубку, поставил рядом бутылку и положил ноги на другое кресло.
Первым делом — часы. Убийца мудрил с часами, чтобы нас запутать. Что у нас есть? Отметина на левом запястье, надетые не на ту руку часы, вырванная из дневника страница. Ну и что? «Прекрасно, — подумал я. — Лучше не бывает! Убийца прекрасно все устроил».
Как же я сразу не догадался? Зачем убийце убеждать меня, что одиннадцать — неправильное время? Да затем, что оно правильное. Двойной блеф. Зачем надевать часы на правое запястье и делать вид, будто не осталось никаких следов? Конечно же, убийство произошло в одиннадцать, сколько бы мне ни твердили, что это не так.
Кто же мог его совершить?
Мистер Майкл Уаймен. У него нет алиби на 11.00. В 10.35 все из дома ушли, и он оставался один до 12.00, когда Дорис принесла ему виски.
Амброуз и Джон. У них тоже нет алиби на одиннадцать часов.
Я стал думать дальше.
Все указывало на то, что преступление совершил один из племянников. Если тот, кто это сделал, старался меня убедить, будто убийца должен иметь алиби на 11.00, то он не сомневался в его наличии. Только при этом условии он мог чувствовать себя в безопасности. А что получается? Майкл знал, где был Амброуз в 11.00? Нет. И Джон тоже не знал. Он не знал, где были все остальные в 11.00. Постой — постой: он не знал, где был Амброуз. А Амброуз?.. Я вскочил с кресла и крикнул:
— Амброуз!
Он заказал для Майкла виски на одиннадцать часов. Так он обеспечил алиби Майклу! В одиннадцать часов, как ему было известно, Джон ждал звонка. Алиби Джона. Ну кто мог предположить, что оба алиби не сработают? Амброуз! Сыщик — любитель. Он обратил мое внимание на отметину на левом запястье, на разбитые часы, на отсутствие страницы в дневнике. Он доказал, что убийство было совершено в двенадцать часов, когда все его братья, как назло, имели алиби! Амброуз!
Вот так, сэр. Если бы не мой сыщик — любитель, я бы ни за что не справился. Здорово он мне помог. Только что толку? Мы оба знаем, кто убийца, а доказательств-то никаких.
Лен Грэй
Маленькая старушка из Крикет — Крик
Арт Боуэн и я с головой зарылись в бумаги, когда вошла моя секретарша Пенни Топ.
— Ну, Пенни, что там?
— Господин Каммингс, в приемной женщина. Она хочет работать у нас.
Пенни положила заявление на мой стол.
— Хорошо, хорошо. Надеюсь, она не только что из университета… — И тут у меня глаза полезли на лоб. — Пятьдесят пять лет! — завопил я. — Какого черта?
Арт взял у меня заявление.
— Успокойся, Ральф. Не можем же мы выгонять людей только за то, что им больше лет, чем нам хочется. А вдруг старушка умеет работать?
Старик Арт у нас миротворец. Настоящий скаут.
— Ладно, — все еще неуверенно проговорил я. — Мэйбл Джампстоун. Большой стаж. Кажется, нам подходит. Хочешь задать ей пару вопросов?
— Конечно. Почему бы и нет? Давай вместе.
Вообще-то в нашей страховой компании так поступать не полагалось. Мы должны были по одиночке разговаривать с претендентами и нести за них персональную ответственность.
— Звать? — надменно спросила Пенни, выражая тем самым свое отношение к очередной кандидатке.
— Зови, Пенни. Давай сюда мисс Джампстоун.
Она вошла, улыбаясь и кивая головой, в черном костюме, вышедшем из моды, должно быть, еще до первой мировой войны. Пурпурную шляпку украшали пластмассовые цветочки. Старушка напомнила мне мою экономку Иду Крабтчи, чьей единственной страстью было гоняться в желтом «паккарде» за кошками.
— Привет! — громко сказала она, усевшись на стул.
Я смотрел на Арта, который весь подался вперед, забыв закрыть рот и выпучив от изумления глаза.
— Э… Мисс Джампстоун, — сказал я.
— Мэйбл, пожалуйста.
— Хорошо. Мэйбл. Мистер Боуэн, мой коллега.
Я махнул рукой в сторону Арта, который бормотал что-то малопонятное себе под нос.
— У вас очень интересная анкета, Мэйбл. Вы написали, что родились в Крикет — Крик, штат Каролина.
— Правильно, молодой человек. В доме Джона и Мэри Джексонов, — подтвердила она с гордой улыбкой.
Арт еще больше подался вперед.
— Джона и Мэри Джексонов?
— О да! Они разводили гладиолусы.
Он попытался улыбнуться. Молодец старина Арт.
— Да — да, конечно. Должно быть, я забыл. Дай мне анкету, Ральф.
Мэйбл и я смотрели друг на друга, и каждый раз, когда она мне подмигивала, я переводил взгляд на потолок.
Арт оторвался от анкеты.
— Вы проработали в страховой компании десять лет. Почему вы ушли?
Молодец Арт. Оказывается, он умеет ловить людей врасплох. Вот уж чего никогда за ним не замечал.
Мэйбл пожала плечиками.
— Молодой человек, вы когда-нибудь жили на севере? Совершенно другой мир. Холодный, пасмурный. Я не могла не уехать. Я сказала Гарри… Это мой муж. Он недавно скончался. Боже, упокой его душу. Ну вот, я ему сказала, что мы должны переехать сюда. Мистер Боуэн, вы не представляете, как я люблю солнце. Но вы, верно, никогда не бывали в Крикет — Крик, — прибавила она.
И это было правдой. Не думаю, чтобы Арт даже слышал о Крикет — Крик. У него вдруг сделался такой вид, будто больше всего на свете ему хотелось убежать и спрятаться. А Мэйбл весело кивала ему.
— Мэйбл, — сказал я, — вы должны будете содержать наши бумаги в порядке. Это нетрудно. У нас ведь небольшая контора.
— Вот как?
— Именно. Иногда вам придется печатать на машинке. Вы умеете печатать?
— О Боже, конечно! Хотите проверить?
— Да, да. Прекрасная идея. Сейчас отыщем машинку. Ты идешь, Арт?
— А как же! — усмехнулся он.
Мы вышли из конторы, и Арт шепнул мне:
— Держу пари, у нее не больше десяти слов в минуту.
Оказалось больше девяноста. Каретка летала взад и вперед с такой скоростью, что у Арта заболела шея.
Мэйбл вручила мне три страницы. Я не смог найти ни одной ошибки. Арт изучал каждую страницу так, словно искал отпечатки пальцев.
Мэйбл вернулась в мой кабинет, а Арт и я прошли дальше по коридору и завернули за угол.
— Что ты думаешь? — спросил Арт.
— Она самая лучшая машинистка в этом здании.
На другой день Арт просунул голову в мою дверь.
— Проверил, почему она ушла с предыдущей работы?
— С ней все в порядке. Мы ее берем.
— Вот удивятся тут! — рассмеялся Арт.
За два месяца Мэйбл Джампстоун стала самой популярной личностью во всем здании. В дни рождения коллег она приносила кексы и подавала их во время двенадцатичасового перерыва. Люди, у которых были затруднения, теперь валом валили к ней за советом. Она приходила раньше всех и уходила позже всех. И не пропустила ни одного рабочего дня. Ни одного.
Шесть месяцев спустя Арт неожиданно ввалился в мой кабинет и тяжело плюхнулся на стул. Глаза у него были стеклянные.
— Что с тобой? — спросил я.
— Почтовые переводы, — простонал он.
Мы получали довольно много переводов от наших клиентов и раз в неделю, в пятницу, отвозили их в банк. Была пятница.
— Ну и что, Арт? Давай же, говори!
— Харви отправился в банк. Он звонил десять минут назад. Его ограбили. Ударили по голове. Догадываешься, кто?
— Кто?
— Мэйбл. Мэйбл Джампстоун. Наша маленькая старушка.
— Ты шутишь! Не может быть, Арт.
Он покачал головой.
— Харви сказал, что она сама захотела его сопровождать. А потом вытащила из своей сумочки пистолет и приказала ему убираться. Деньги и машина Харви исчезли без следа.
— Не могу поверить.
— Но это правда. Каждое слово. Что будем делать?
Я щелкнул пальцами.
— Анкета. Идем.
Мы побежали в комнату, где хранились документы, открыли папку с надписью «Сотрудники», но вместо бумаг Мэйбл нашли лишь аккуратно напечатанную записку: «Выхожу в отставку. Искренне ваша, Мэйбл».
Имя тоже было напечатано. Ни подписи, ничего. Мэйбл никогда ничего не писала. Она все печатала на машинке.
Арт умоляюще посмотрел на меня.
— Ты помнишь хоть что-нибудь из ее анкеты?
— Ради Бога, Арт, это было шесть месяцев назад! — Я немного подумал. — Помню только одно…
— Что?
— Она жила в Крикет — Крик. Интересно, такое место существует?
Мы проверили. И не нашли его.
Домой я вернулся поздно. Полицейские нам очень сочувствовали и даже не засмеялись, когда мы сказали, что нашей грабительнице пятьдесят пять лет. Они попросили фотографию или образец подписи.
У нас не было ни того, ни другого…
Я открыл банку с пивом и вошел в комнату.
Мэйбл сидела на кровати и аккуратно раскладывала семьдесят восемь тысяч долларов на две равные кучки.
Я улыбнулся и окликнул ее:
— Мама!
Дороти Л. Сейерс
Жемчужное колье
Сэр Септимус Шейл один раз в году (и только один раз в году) умел настоять на своем. Все остальное время он позволял своей молодой жене заполнять дом модной железной мебелью, демонстрирующей законы физики, и авангардистскими художниками и поэтами, отрицающими всякие законы, а также наслаждаться коктейлями, верить в теорию относительности и одеваться так экстравагантно, как ей только угодно. Но Рождество должно было быть Рождеством. В общем, этот простодушный человек в самом деле находил удовольствие в пудинге с изюмом, шутихах и хлопушках и свято верил, что все остальные «в глубине души» любят то же самое.
Поэтому на Рождество он уезжал в свое поместье, расположенное в Эссексе, приказывал слугам завесить кубистские электрические лампы ветками омелы, накупить деликатесов у «Фортнам и Мейсон», повесить чулки у изголовий кроватей из полированного орехового дерева и единственный раз в году убрать все электрические обогреватели, зато положить в камины настоящие поленья, не говоря уж о большом полене, которое издавна принято сжигать в сочельник.
После этого он звал всех домашних и гостей к себе и, до отвала накормив всякой диккенсовщиной, а потом рождественским обедом, заставлял разыгрывать шарады и прочую детскую чепуху, завершая праздник «прятками» в потемках.
Так как сэр Септимус Шейл был очень богатым человеком, то гости радостно ему подыгрывали, а если им этого не хотелось, они предпочитали скрывать свои чувства.