— Ну что, отдашь бабки? — спросил Макс с надеждой. — Или завтра тебя опять в гроб положить?
Киселевич устало махнул рукой. Он уже понял, что никому ничего ни за что не отдаст. Если выдержал такое испытание, то выдержит и любое другое. Брал-то чужие деньги, а отдавать приходится свои кровные. Поэтому никому, никогда и ни за что! Но сказал совсем другое:
— Ладно, так и быть, отдам! Клянусь! Когда соберу…
— Три дня сроку, — твердо сказал Макс. — Иначе в гроб закатаем и похороним!
— Да уж не сомневаюсь, — согласился перепуганный директор.
И друзьям ничего не оставалось, как откланяться и уйти ни с чем. Запах легких денег опять, в который раз, прошелестел под самым носом и растворился в воздухе. Какой-то он недосягаемый, эфемерный, неовеществленный! Так и не удается нашим друзьям пощупать бумажки руками. И что за напасть такая!
Глава 5
«Спальный вагон»
Когда легкие деньги сами плывут в руки, то лучше всего сначала оглянуться вокруг себя в поисках спасательного круга, потому как они могут легко утащить за собой на дно. Не стоит также сразу хватать их руками, они могут пахнуть и очень дурно, так что потом вся репутация будет с душком. Подходя к легким деньгам, надо сначала подумать, в какое место их можно засунуть, чтобы никто не видел, и если подходящего места не найдется, то лучше всего пройти мимо. Если все же пришла охота схватить легкие деньги, которые плохо лежат, то лучше всего брать их в перчатках, а при отсутствии перчаток палкой или каким-то другим предметом, чтобы потом на деньгах не осталось отпечатков пальцев. Если, при несоблюдении всех этих условий, легкие деньги каким-то образом попали в руки, то не стоит их долго разглядывать, лучше сразу уносить ноги и побыстрей, пока кому-то ещё не придет охота их схватить. Или схватить того, у кого они оказались в руках. Так что лучше их сразу спрятать и подальше, а после этого постараться забыть место тайника. А если все же легкие деньги проплыли мимо, то не стоит расстраиваться из-за такого пустяка. Хотя это и не каждому удается…
Лева Меченый метался по кабинету в крайнем раздражении и, размахивая руками, выкрикивал всевозможные ругательства. Делал он это мастерски, наверное, научился, когда служил в спорткомитете. Причем, матерных ругательств он практически не употреблял, что говорит о высочайшем мастерстве ругани. Ведь матом ругаться всякий может, а взгреть подчиненных в приличных выражениях удается не каждому руководителю.
Друзья сидели в креслах и, опустив головы, слушали его ругань.
— Врет он все, паскуда позорная! Понимаете? Врет, гнида зловонная! Этот сучий потрох вечно накалывал всех, кто с ним по дури связывался. У меня есть абсолютно точные сведения, что эта козлина безрогая взяла кредит на очень приличную сумму. Не меньше пятисот тысяч! Искать надо было лучше, орлы залетные! Искать! Спрятал мерзавец где-то бабки! Спрятал, скотский прихвостень! Надо было всю его контору перевернуть вверх дном и найти!
— Да мы все обыскали! — проговорил Макс виноватым тоном. — Все гробы перевернули! Все углы обшарили! Ничего не нашли!
— Значит, не все! — гаркнул Лева так, что одна из фотографий, на которой он был изображен в обнимку с известным всей стране футболистом, упала со стены. — Полы надо было вскрыть, стены раскурочить!
— А может быть, он их не в конторе держит, а в банке? — высказал предположение Жорик. Где ещё может держать человек крупную сумму денег, если не на работе? Дома, что ли, в бачке унитаза? Не настолько же Киселевич наивен, чтобы держать такую сумму где придется!
Лева остановился посреди кабинета и посмотрел на Жору тяжелым взглядом убийцы. Тот вжал голову в плечи, как будто ожидал от шефа увесистого подзатыльника.
— Если бы он бабки в банке держал, я бы об этом знал! Я с этим гробокопателем пять лет дело имею и за каждым его шагом слежу. И могу, как на суде, рассказать, кого и когда этот толстопузый бегемот кинул и на сколько! И мне ли не знать, сколько у него на счету денег и в каком банке!
И тут вдруг у Левы звякнул мобильник. Тревожно так, нервно звякнул. Так что все собравшиеся даже вздрогнули. Просто не вовремя он растрезвонился, совсем не вовремя. Но оказалось, что не только вовремя, а даже с небольшим опозданием.
Лева включил трубку, послушал немного и закричал:
— Что!? Не может быть! Черт возьми! Вот склизкая глиста! Ну, поймаю его, яйца оторву!
Он швырнул мобилу на стол. Телефон жалобно пискнул, и, по-видимому, прекратил свое существование. Лева не обратил на это внимания. Он был таким возбужденным и расстроенным, каким его никогда ещё не видели друзья. Авторитет подошел вплотную к сидящей троице и прошипел прямо в лицо Максу, как ответственному за порученное дело. У Макса даже похолодела спина и отнялись кисти рук.
— Все! Плакали наши денежки! Понятно!
— Нет… — еле слышно прошептал Макс, тяжело глотая застрявшую в горле слюну.
— Вашего Киселевича только что видели на вокзале! Он покупал билет на поезд! В Москву собрался ехать, гнида паскудная! И у него в руке было что?
— Что? — удивленно пробормотал Жорик.
— Ди-пло-мат! — с расстановкой сказал Лева. — Кейс! Саквояж! Ясно! В котором лежали бабки!
— Почему ты думаешь, что в дипломате лежали бабки? — уточнил Макс, преодолевая желание сползти под стол и вылезти где-нибудь в другом, каком-нибудь сказочном месте, где нет ни авторитетов, ни гробовщиков, ни вообще денег.
— Потому что в отпуск едут с чемоданом! — отрезал Лева. — А в кейсе перевозят бабки! Тут и думать нечего! Эта свиная отбивная, этот ходячий окорок взял кредит и решил бросить здесь все, а деньги положить в какой-нибудь московский банк под хороший процент. Теперь будет жить припеваючи и в ус не дуть! Ясно как дважды два! Это же легкие деньги!
— И что теперь делать? — поинтересовался Боря.
— Бежать за ним! Бежать! Догонять! Отнимать! — Лева чуть не сказал «мочить», но вовремя сдержался. А то ведь подчиненные могут понять его слова буквально! И замочат директора до того, как он вернет деньги. Вот когда вернет, тогда можно будет и приголубить. Так приголубить, чтоб другим должникам не повадно было задерживать выплаты.
Он выдвинул ящик стола, достал оттуда нераспечатанную пачку сотенных рублевых купюр и швырнул на стол перед Максом.
— Вот вам десять штук на непредвиденные расходы! И чтоб мне Киселя живым или мертвым… Но только с бабками! Если не достанете, я тогда вас собственными руками… Все его гробы на вас пущу! Ясно!
— Есть! — гаркнул Макс, подхватил деньги, выскочил из кресла и поскакал к двери. Жорик с Борей тоже снялись со своих мест и увязались следом за ним.
Через минуту они уже запрыгнули в машину.
Вокзал города Карячина был построен в пятидесятых годах по типовому проекту, разработанному типовой мастерской одного из типовых институтов. Выкрашенный типовой красной краской кирпичный фасад с типовыми белыми наличниками и резным карнизом — такой вокзал можно увидеть в любом типовом городишке. Поменялись бы только буквы на фронтоне, составляющие название, да размер основного здания. Для больших городков вокзал строился пошире, для небольших — поуже. Вот и вся разница. Вокзал города Карячина был маленьким, как и сам городок, и поезда, проезжавшие мимо, иногда даже не останавливались. Зато был один единственный поезд, который отправлялся один раз в два дня до Москвы. Обратного поезда из Москвы в Карячин не было совсем, так что жители городка спрыгивали на платформу с проходящих мимо поездов.
Привокзальная жизнь была такой же типовой, как и везде. Тот же тесный зал ожидания, те же измученные пассажиры, тот же пьяный милиционер, те же грязные попрошайки. Единственным отличием карячинского вокзала в этот вечер от других похожих вокзалов было то, что один из пассажиров вез с собой страшную сумму наликом — пятьсот тысяч долларов. Правда, об этом никто не знал, иначе пассажиру устроили бы пышные проводы в дальний путь с оркестром и канканом голоногих девиц. Или скромные проводы в последний путь в компании пьяных могильщиков. Смотря, кто первый узнал бы о его багаже.
Ровно в двадцать один ноль пять с карячинского вокзала отходил московский поезд. Время было летнее, и поэтому пассажиров хватало в избытке. Кто-то ехал в отпуск на юг, а, как известно, чтобы двинуться на юг, надо обязательно проехать транзитом через столицу. Кто-то ехал по делам, то есть в надежде завязать деловые отношения со столичными фирмами. Кто-то ехал поступать в институт, кто-то к родственникам, кто-то от родственников. Понятно, что без веской причины ни один нормальный человек не сдвинется с места и не поедет черти куда, за тридевять земель.
По перрону вдоль состава шли отъезжающие вместе с провожающими. Они тащили с собой чемоданы, портфели, сумки, котомки и саквояжи. Иногда носильщик прокатывал тележку с огромной кучей всевозможных коробок с импортными надписями по бокам. Атмосфера была напряженная — кричали носильщики, мамаши гонялись за убежавшими детьми, бежали опаздывающие, толкая зазевавшихся любопытных, в общем, царила полная неразбериха. Несмотря на вечернее время, было ещё светло, как днем — в середине лета сумерки сгущаются позже.
А этот странный пассажир шел себе налегке с одним только пластиковым кейсом, покачивая его вперед-назад и изредка озираясь по сторонам. Он шел вдоль вагона номер «восемь», очень дорогого спального вагона, единственного такого вагона во всем поезде, в котором имелись только двухместные купе. Подошел к открытой двери, достал из кармана пиджака билет и, не выпуская из руки кейса, предъявил проводнице. При этом нервно оглянулся по сторонам, словно боялся слежки. Пока проводница проверяла билет, он быстро окинул взглядом перрон и, похоже, ничего подозрительного не заметил. Да и не мог заметить. Даже если бы слежка была, вряд ли ему удалось бы её увидеть в такой толчее. Значит, он остался уверен, что никто так и не знает о содержимом его кейса и о том, что он уезжает из Карячина, может быть навсегда.
— Через сколько отъезжаем? — спросил он.
— Через десять минут, — ответила проводница и вернула ему билет.
Пассажир скоренько забрался в вагон и пошел искать свое купе.
Рядом с вагонной дверью стоял паренек лет восемнадцати, с волосами ежиком, пустым взглядом и глупой ухмылкой на губах. Пассажир с кейсом только на мгновение привлек его внимание, и паренек тут же обернулся к своей мамаше, которая провожала его в дальний путь. Ее любимый сынок уезжал в столицу поступать в институт. По идее, мамаше самой надо было поехать с ним, чтобы своим энергичным напором воздействовать на приемную комиссию, да дела задержали в Карячине, и мамаша решила рискнуть отправить ребенка одного. Уж лучше бы она поехала с ним, с ребенком-то всякое может произойти! Тем более с таким безалаберным, как её сынок.
Однако её заботы явно раздражали сына, он пренебрежительно слушал наставления мамаши и все время смотрел по сторонам.
— Так ты все понял, Витенька? — режущим слух писклявым голосом говорила она. — Как приедешь в Москву, сразу отправляйся в институт, не гуляй. Адрес я тебе написала.
— Ну, понял, понял… — нехотя отвечал оболтус Витя.
— И проси место в общежитии, — верещала мамаша. — А то может не хватить!
— Да хватит…
— И не забудь сдать документы в приемную комиссию.
— Не забуду…
— И, прошу тебя, не ввязывайся ни в какие истории.
— Не ввяжусь…
Тут он загляделся на двух юных девушек, которые садились в вагон, сдав билеты на проверку проводнице. Девушки весело болтали о чем-то своем и даже хихикнули, увидев великовозрастного сынка в объятиях его мамаши. Они получили назад свои билеты и упорхнули в вагон, помахав Вите платьицами. Витек совсем приуныл.
— Ну все, садись, а то сейчас поезд поедет! — заторопила сынка мамаша.
Она поцеловала его на прощанье в щеку и пожелала счастливого пути. Витя подхватил свой чемодан и быстренько забрался в вагон, искренне радуясь, что отделался от назойливой опеки. Собственно, он для этого и ехал поступать в институт, чтобы отдохнуть немного от нее, а все это образование ему было до фени, потому как он прекрасно понимал, что образование на хлеб не намажешь, а престижную работу в какой-нибудь торговой фирме можно найти и вообще без всякого образования.
Мамаша проследовала к середине вагона, чтобы помахать ему через окно, а проводница уже собралась было залезть на подножку, поскольку поезд должен был вот-вот тронуться, как к вагону подбежали парень с девушкой. Молодой человек, довольно симпатичной наружности, тащил два чемодана, а девушка бежала следом, стараясь от него не отстать. Он закинул чемоданы в тамбур и начал искать по карманам билеты. Повытаскивал все, что там было, но билетов так и не нашел.
— Алиса, билеты у тебя?! — нервно спросил он и дернул девушку за локоть.
— У меня их нет! — испуганно проговорила она. — Ты же положил их себе в карман!
— Как это нет!? — посерьезнел парень. — Как нет! Это ты держала их в руках!
— Роман, я их не брала! — чуть не заплакала девушка.
— Посмотри в карманах! Быстро!
— Поторапливайтесь! — равнодушным голосом изрекла проводница. — Сейчас поезд тронется!
— Это я сейчас тронусь! — пообещал парень и толкнул подругу в бок. — Ищи быстрей!
Алиса испуганно сунула руку в передний карман джинсов, потом в задний и, конечно, достала оттуда две розовые бумажки.
— Ой, они у меня!
— Ну что ж ты такая размазня! — раздраженно проговорил Роман, поднялся по ступенькам в тамбур, схватил чемоданы и потащил их по проходу.
Алиса предъявила билеты проводнице, запрыгнула в вагон и побежала следом за ним.
Проводница поднялась в тамбур и закрыла дверь. И как только она это сделала, поезд действительно тронулся и стал медленно отползать от перрона, постепенно ускоряя ход. Провожающие спешно замахали руками на прощанье, двигаясь вместе с поездом, пока тот не разогнался, как следует. И тогда они отстали и остановились, все так же махая руками.
И когда последний вагон уже подъезжал к краю платформы, на перрон выбежали наши друзья-мошенники. Впереди несся более спортивный Жорик, ловко маневрируя между стоящими людьми, следом за ним бежал Макс, с трудом увертываясь от столкновения с зеваками, а последним еле-еле поспевал Боря. Ему-то, видно, такая беготня была не по силам, потому как он спотыкался на бегу и даже сбил с ног кого-то из провожающих. И услышал в свой адрес парочку крепких выражений.
Но поезда они все-таки не догнали. Жорик ухватился за поручень последнего вагона, пробежал несколько шагов, но так и не смог запрыгнуть на подножку — все силы ушли на бег. Сделав ещё шагов десять, Жорик отцепился от поручня и остановился, на него тут же налетел Макс, чуть не сбив с ног, и последним в них воткнулся Боря, завалив обоих на землю. Чертыхаясь и матерясь, они с трудом поднялись на ноги и посмотрели вслед исчезающему в вечерних сумерках поезду. Но тот уже безвозвратно ушел вдаль, и только долетел откуда-то издалека его протяжный свисток.
— Ушел! — крикнул Макс, отталкивая от себя Борю. — Ушел, забодай его комар!
— Не успели, твою мать! — тяжело дыша, ругнулся Жорик. — Выскользнул между пальцев, червяк!
— Все, теперь не догнать! — подвел черту Боря. — Ни за что не догнать!
Макс, как всегда, был самым сообразительным. Он принимал решения мгновенно, особенно когда они касались лично его. А сейчас была поставлена на карту его профессиональная честь и, может быть, даже жизнь. Кто знает, что сделает с ними Лева Меченый, если они провалят такую легкую операцию по отъему денег у должника. Хотя за последние часы она все меньше и меньше казалась им легкой.
— Быстро в машину! — крикнул он. — Первая остановка в Рогулькино! Успеем!
Друзья развернулись на сто восемьдесят и побежали обратно. Впереди всех несся Жорик, рассекая толпу, за ним в кильватере держался Макс, и последним поспешал Боря, который опять умудрился сбить с ног того же самого человека. Тот разразился такой бурной матерной руганью, которую не услышишь и в пивной. Но его уже никто не слушал.
Трое непутевых выбивателей долгов выскочили на привокзальную площадь, подбежали к стоящему невдалеке на стоянке бориному «фольксвагену», запрыгнули в него и хлопнули дверцами.