– Это не за тобой, – произнес кто-то за спиной. Боря вздрогнул и обернулся. Это был Володя. Вероятно, гулял, ждал Борю, чтобы попасть в квартиру. Ключей-то у него нет. Володя жил вместе с Борей, был ему лучшим другом и единственным доверенным лицом. Володе Боря рассказывал все. О жертвах, о своем тщательно разработанном плане. Володя выслушивал его, хоть и с неохотой, но внимательно, отмечал промахи, если, конечно, таковые случались, иногда даже помогал разрабатывать детали. Он, несомненно, был умнее, тоньше и гибче Бори. В интеллектуальном смысле. Если бы не Володя, Борин план был бы совершенно иным. Более грубым, прямолинейным и… жестоким. При появлении приятеля Боря почувствовал большое облегчение.
– Думаешь, не за мной? – спросил он, косясь на стоящего рядом Володю, исподлобья наблюдающего за лейтенантом.
– Конечно, нет, – ответил тот. – Если бы тебя вычислили, то не стали бы «светиться», а устроили бы засаду в подъезде или в квартире.
– Да, наверное.
– Не наверное. – Володя не скрывал раздражения. – Не наверное, а точно. Оставь эту идиотскую манеру говорить «наверное». В жизни ничего не бывает «наверное». Рождаются точно. Умирают точно. Точные дни рождения, свадьбы и похороны. Твое «наверное» – обычное словоблудие. Пошли. Нечего торчать тут, как три тополя на Плющихе. Только внимание привлекаешь.
– Думаешь?
– А тебе часто встречаются идиоты, протирающие очки под карнизом, с которого течет, как из душа? Только тут Боря сообразил, что стоит точнехонько под козырьком крыши, а с этого самого козырька, и правда, льет будь здоров. Сочные капли звонко разбивались о его голову и плечи.
– Надевай очки и пошли, – продолжал напряженно Володя. Боря послушно подхватил сумку, нацепил очки на нос, и они зашагали к подъезду. Милиционер наблюдал за ними. Боря с облегчением отметил, что в заинтересованности лейтенанта не проглядывает профессиональная настороженность. Только насмешливое любопытство. Наверняка он невольно сравнивал себя, подтянутого, плечистого, атлетично-красивого, с расплывчато-нефигуристым чудаковатым очкариком.
– Будешь проходить мимо, – почти не разжимая губ, произнес Володя, – улыбнись и скажи: «Приветствую вас».
– Приветствую вас, – улыбаясь «интеллигентно», проще говоря, ущербно-идиотски, послушно повторил Боря, слегка кланяясь лейтенанту.
– Здравия желаю, – откликнулся тот привычно. Рука его автоматически пошла к шапке, но изменила направление. Лейтенант поправил воротник форменной куртки и сказал: – Здравствуйте. Конечно. Грешно издеваться над убогими. Боря потянул дверь подъезда, и одновременно с этим кто-то толкнул ее изнутри. На лицо лейтенанта словно набросили вуаль идиотской восторженности. Из гулкой темноты подъезда выпорхнула белобрысая стройненькая девчоночка. Боря знал ее. Она жила на втором этаже. А лейтенантик уже сиял, как начищенный пятак. Девчоночка бормотнула Боре «Здрась» и юрко ухватила своего мускулистого кавалера под локоть. Они пошли по двору быстро и в ногу.
– А? – спросил Боря, глядя вслед удаляющейся парочке. – Как тебе? Хороша?
– Симпатичная, – отозвался Володя задумчиво и глухо. Он мгновенно изменился. В нем не осталось и капли той силы, которая присутствовала две секунды назад.
– Может, заняться ею, когда все кончится? А? Как думаешь? Боря улыбнулся и покосился на собеседника.
– Оставь меня в покое, – вдруг резко ответил тот, но тут же снова сбился на плаксивость. – Это не смешно.
– Да? – Боря зло усмехнулся. – Ну, если это не смешно, то тогда, наверное, смешно бросать меня на произвол судьбы перед каким-то зачуханным ментом, да? Это, по-твоему, смешно?
– Если ты еще раз повысишь тон или скажешь «наверное», – истерично, зажмурившись, выпалил Володя, – я уйду и никогда больше не вернусь.
– Ты не уйдешь, – огрызнулся Боря, нажимая кнопку вызова лифта. – Мы оба это знаем. Кстати, насчет тона, ты сам виноват. Меня вполне могли поймать.
– А разве ты не на это рассчитывал?
– Но не сейчас, – ответил Боря жестко. Как раз открылись двери лифта, и они вошли в кабину. – Еще рано.
– Рано, – обреченно согласился Володя.
– Между прочим, порадуйся. Ты сегодня спас жизнь человеку. Володя встрепенулся, посмотрел на Борю. Лицо его осветилось надеждой.
– Ты не убил ее? Боря захохотал, громко и счастливо:
– Не-ет. Ее-то я как раз убил. Ее я убил, да так ловко, что она даже пискнуть не успела. В глазах Володи погас огонек ожидания. Он снова помрачнел и уставился на Борю из-под тонких бровей.
– О ком ты тогда говоришь?
– Об этом придурке. – Боря пошлепал ладонью по плечам и показал два оттопыренных пальца. – Как, по-твоему, что мне пришлось бы сделать с ним и его подругой, если бы этот урод полез ко мне со своей идиотской «ксивой», а?
– Н-не знаю.
– Посмотрите-ка на него, – язвительность в голосе Бори стала резкой, как бритва. – Он не знает. Не знает! Ты меня удивляешь. – Володя потупился. – Теперь даже дети знают такие вещи. А уж тебе с твоим умищем и подавно надо бы знать. Попытайся отгадать с трех раз. Даю наводящий вопрос: что у меня в сумке?
– Вещи. Володя отвел взгляд, а Боря снова загоготал. Ему нравилось происходящее. Он ненавидел своего сожителя. Ненавидел, потому что зависел от него. И эту свою ненависть ему приходилось выплескивать, чтобы не сойти с ума. А еще Боря чувствовал, что, если позволит этому дохляку Володе выпрямиться, перестанет подавлять его как личность, тот, пожалуй, сам раздавит его, Борю. Выпрямится и раздавит. Не в прямом, конечно, смысле. Но найдет способ загнать Борю в ловушку.
– Вещи, – повторил Володя, отстраняясь.
– Какие именно вещи?
– Плащ, перчатки…
– Плащ, перчатки и нож, – закончил Боря за него.
– Да. И нож, – обреченно подтвердил тот. Кабина лифта дрогнула, остановившись. Боря спокойно вышел, роясь на ходу в карманах, отыскивая ключи. Володя покорно шагал за ним.
– И ты говоришь, будто не знаешь, что делают в таких случаях? – вещал, не оборачиваясь, Боря. – Разве ответ не напрашивается сам собой? – Он вставил ключ в замочную скважину, повернул четыре раза. Щелкнул, открываясь, замок. Боря посторонился, пропуская вперед своего «забитого» спутника. Сам неторопливо вошел следом. – Иногда на тебя бывает жалко смотреть. Давай.
– Что? Боря стянул куртку. Забросил в ванную сумку с окровавленными вещами, заткнул слив и пустил воду.
– Садись, устраивайся поудобнее, – гаркнул, перекрывая шум воды, бьющей в фаянсовую стенку ванны. Ритуал уже стал привычным. Боря усаживал Володю в кресло и подробно, в деталях, рассказывал ему о том, как расправился с очередной жертвой. Володю это мучило. В такие минуты он выглядел, как ипохондрик Родион, вспоминающий умерщвленную посредством топора бабульку. Впрочем, Боре не было дела до душевных мучений приятеля. Сам он получал от этих рассказов непередаваемое удовольствие. Вытянув из сумки плащ, Боря взял кусок мыла и принялся старательно намыливать ткань. Он знал, что сейчас Володя, с обреченностью приговоренного, поднимающегося на эшафот, прошаркал в комнату и рухнул в могучее, обитое плюшем кресло. Боря набрал в грудь побольше воздуха и… начал рассказывать.
***
Без пяти двенадцать Маринка уже входила в свой крошечный кабинетик. Сменщица – закаленная в телефонно-любовных «баталиях» бой-баба, малярша, рельсоукладчица, с дивным, похожим на лепесток орхидеи, голосом, – заканчивала «обслуживать» очередного клиента, томящегося бессонницей и неразделенной любовью. Между томными стонами и сдавленным, на выдохе: «Да, еще-еще», она подмигнула Маринке. Та улыбнулась в ответ. Забавно наблюдать со стороны за работой телефонной «барышни». А что настроение у нее препаршивое, так это надо за дверью оставлять. Они ведь как актеры: вышел на сцену – о болячках забудь. На пике «страстной любви» сменщица потянулась за сигаретой и состроила гримаску – «достало». Маринка сняла пальто, присела на диванчик, вопросительно двинула бровями: «Скоро?» Сменщица закатила глаза и прошептала одними губами, беззвучно, зато вполне отчетливо: «Х… его знает». Не стеснялась она в выражениях. Маринка невольно засмеялась. Охи-вздохи продолжались еще минут пять. Наконец сменщица положила трубку, повернулась и громко, с непередаваемым выражением, заявила:
– Заводной, б… Четверть часа мурыжил, представляешь? Лучше бы бабу себе нормальную нашел.
– Тогда бы мы с тобой остались без работы, – ответила Маринка. – Сергей Сергеевич здесь?
– Умчался, наверное, благодетель. – Сменщица налила из термоса кофе, отхлебнула, закурила с наслаждением, поинтересовалась: – А что такое?
– Он мне такси обещал оплатить.
– Мне тоже. Я с него стребую, – заявила она уверенно, и Маринка ни на секунду не усомнилась, что действительно стребует. В отличие от нее. Сменщица откинулась на диван, выдохнула шумно: – Фу-у-у. И после такого, – «выстрел глазками» в телефон, – да к мужу! А он как полено, повернется ж…й и сопит в две дырки. Как быть, а, подруга? Выход один – е…я приличного искать. Чтобы уж не ходить, как сикуха тринадцатилетняя. На фиг мне такой мужик нужен? Ни денег от него, ни траханья. Верно? Маринка пожала плечами. Сменщица была женщиной странноватой. К жизни относилась философски. В смысле, пинала ее, жизнь, под зад. Не унывала и прибегала к ненормативной лексике, а проще говоря, к мату, при любом всплеске эмоций, независимо от причин.
– Ладно, поплыву я, – заключила она. – Еще такси ловить. В наше-то Митино сейчас не каждый повезет. Серега, скотина. Дорого ему мое дежурство обойдется. На панели телефона в очередной раз вспыхнула лампочка, замигала призывно. Сменщица, натягивая кожаное пальто, усмехнулась и, сообщив: «Твоя очередь, подруга. Становись в позу, иметь будут», – засмеялась, безумно довольная собственной, вполне соответствующей ситуации, хотя и солдафонской шутке. Местный юмор был довольно однобоким, что называется, «с уклоном в…». В основном «цепляли» сексуальную несостоятельность сильного пола да обсуждали забавные случаи «из практики». Маринка заняла «рабочее место» и, уже потянувшись за трубкой, кивнула на прощание уходящей сменщице.
– Давай, давай, – засмеялась та, открывая дверь, – клиент простынет.
– Я ждала тебя, – стандартно начала Маринка. Фраза годилась как для «новичков», так и для «повторюшек».
– Серьезно? Это был вчерашний «странный» клиент. Телефонный убийца. Пепел сгоревшей бумаги. Столько голосов, но этот запомнился особо. То ли перерыв был слишком маленьким, то ли голос слишком необычным.
– Значит, ты меня ждала. Почему?
– Ты мне понравился, – Маринка усмехнулась. Хорошо, что она слегка приняла на вечеринке. Иначе говорить было бы противно. А так вроде бы и ничего.
– Чем?
– Ты не похож на других.
– Я не похож на других, – медленно повторил он и после паузы поинтересовался ровно: – Как ты называешь себя сегодня? Ладно, подумала Маринка. Хочешь менять правила на ходу, будем менять. Этот человек звонит сюда не ради «телефонной любви». Отнюдь. Ему нужно что-то другое. ЧТО, она не понимала да и не горела желанием, но, раз он позвонил, пусть разговаривает. Занимались они любовью или нет, дирекцию фирмы не волнует. Важно, что человек позвонил. Счетчик включен. «Тайм из мани», как говорят англичане. Не самые глупые, кстати, ребята. В их фирме, да еще, пожалуй, в МГТС, сия пословица обретает буквальный смысл.
– Вчера звали Аллой, – ответила Маринка. – Хотя, если мне не изменяет память, вчера я умерла.
– Алла умерла, – подтвердил незнакомец. – Но при чем здесь ты?
– Насколько я помню, речь шла обо мне.
– Не-ет, – он усмехнулся. – Ты жива-здорова, сидишь у телефона, а Алла лежит в морге.
– Действительно? Маринка невольно напряглась. Незнакомец говорил иначе, чем прошлой ночью. Сегодня он не пытался ассоциировать ее с другой женщиной. Напротив, подчеркивал, что именно она, Маринка, включена в какие-то его игры. И как понимать последнюю фразу? Что это? Грубая угроза? Или, может быть, разговор – своеобразная патологическая «прелюдия» к телефонной любви?
– Разумеется. Так как ты называешь себя сегодня?
– Какая разница? Тебя ведь интересует не мое имя?
– Конечно, нет, – он засмеялся. – Я и так его знаю. Я знаю о тебе даже больше тебя самой. Точнее, я знаю о тебе все.
– И как же меня зовут? Он не мог знать ее имени. Согласно договору, заключенному с фирмой, дирекция не имела права раскрывать данные своих работниц кому бы то ни было без их на то письменного разрешения. Маринка же такого разрешения не давала.
– Что ты молчишь? В ее голосе послышалось торжество. Не знает и тянет время. Пытается то ли отгадать, то ли сделать одному ему понятные умозаключения.
– Думаю, – ответил незнакомец. – Как же тебя зовут? Наташа? Галина? Люба? А может быть, Марина? Марина… допустим… Рибанэ. А что? По-моему, вполне подходящее сочетание. Марина Рибанэ. Звучит. Он снова засмеялся, и от этого смеха по Маринкиной спине пробежали мурашки. Это уже не было похоже на шутку. Более того, это были даже не телефонные угрозы, что случается, и не психически неполноценный «клиент». Дело обстояло куда серьезней. Незнакомец действительно знал ее. Фамилия. Он назвал фамилию. Рибанэ – гораздо менее распространенная фамилия, чем, скажем, Иванова, Петрова или Сидорова. Вероятность простого угадывания равна нулю целых и нулю десятых.
– Кто вы такой? – спросила Маринка, чувствуя, как в груди поднимается мутная волна то ли страха, то ли паники. – Что вам нужно?
– Тебе трудно это понять? – В голосе незнакомца вновь начал разгораться огонь. – Я считал, что ты умнее тех, остальных.
– Каких «остальных»?
– Других. Тех, которые были, и тех, которые будут.
– В каком смысле?
– В прямом. Было шесть, осталось пять. – Огонь в его голосе набрал силу и теперь полыхал пожаром. В нем сплавились торжество и ненависть. Вместе с тем тон незнакомца оставался на удивление ровным. – Ты в самом низу. У тебя есть еще неделя. Постарайся потратить ее с толком. Короткие гудки. Маринка почувствовала, как капля пота стекла от виска по щеке. Она положила трубку на рычаг. Ей стало страшно. Как назло напарница ушла. Посидела бы еще пять минут, попила кофе, можно было бы обсудить с ней этот странный звонок, но… Маринка не знала, что ей делать. Верить или нет сообщению о смерти неведомых ей женщин. Возможно, это – блеф. Просто какой-нибудь ненормальный получает удовольствие, пугая других. Встречается ли такая форма психических расстройств? Господи, какая чушь. Маринка едва не засмеялась. Конечно, никого звонивший не убил и убить не мог.
– Психопат чертов, – пробормотала она с облегчением. Это всего лишь дурацкая шутка. Ну зачем бы убийце – настоящему убийце – звонить ей? Ведь, если она сообщит о странном незнакомце в милицию, не составит труда установить его адрес. По номеру телефона. Номер-то фиксируется! Что с того, что она не запомнила время звонка? Наверняка его не сразу соединили. Значит, ему пришлось бы звонить несколько раз, слушать голос, а затем вешать трубку. Нужно только проверить, с какого номера звонили несколько раз подряд. Кстати, хорошо бы пойти к Сергею Сергеевичу и поинтересоваться, откуда этот ненормальный «шутник» узнал ее имя и фамилию. Впрочем, ей-то понятно откуда. От драгоценного Сережи. Сергея Сергеевича Каляева. Больше неоткуда. Странно, Маринка не ощущала ни злости, ни раздражения. Только облегчение. Если хорошенько подумать, любому, даже самому невероятному происшествию можно найти рациональное объяснение. Ничего страшного не произошло. Маринка потянулась за сигаретами. В этот момент замигал световой индикатор на телефонном аппарате. Очередной клиент или же… Помешкав секунду, она сняла трубку.
***
Труп лежал посреди беседки. Обнаженное тело восково, мертвенно-серо белело в лучах переносных софитов, провода от которых тянулись к двухэтажному зданию детского сада. Руки мертвой девушки разбросаны крестом, ноги вытянуты. Явно искусственная поза. На дощатом полу большая лужа темной, загустевшей крови. Отрезанная голова лежит сантиметрах в пяти от тела. Вокруг столпились люди – местные ребята из патрульно-постовой службы, судебно-медицинский эксперт, криминалист, седоголовый мужчина в штатском, очевидно, следователь из районной прокуратуры, оператор с видеокамерой, понятые. Отдельно, чуть в стороне, участковый снимал показания с троих подростков, подсвечивая себе электрическим фонариком. По обеим сторонам от мальчишек «несли караул» двое бдительных патрульных с резиновыми дубинками в руках. Заметив приближающегося Волина, угрюмый сержант-пэпээсовец торопливо зашагал навстречу.