Через несколько минут пес отказался от своих претензий, а сторож не пришел по уважительной причине: он был еще пьянее, чем Лесь, и никакая сила в мире не вынудила бы его оставить дежурку. Но об этом Лесь не знал. А посему не решился подняться к себе наверх нормальным шагом, опустился на четвереньки и пополз, затаив дыхание, застывая от ужаса при каждом мощном храпе несколько ослабевшего стража.
Таким манером добирался он до своего четвертого этажа весьма длительное время и дополз совершенно измученный. Закрыл за собой дверь и привалился к ней, стараясь вспомнить страшно важное, чрезвычайно неотложное дело. Апеллировать к памяти было бесполезно. Что-то мелькало про хулиганов, а, может, про миллионера, кто-то замышлял на кого-то напасть пораньше, еще до восьми утра, и еще всякое разное в таком роде, а он должен что-то подготовить. Все было столь запутанно и мучительно, что Лесь решил сперва малость выспаться.
С большим трудом он поснимал с вешалки все рабочие халаты и устроил из них лежбище в коридоре, напротив входной двери, где ощущался слабый сквознячок. Ему было очень жарко. Рядом со своей постелью уложил найденный на столе наточенный мясницкий нож и свернутый петлей шнур — эти предметы смутно напоминали ему о чем-то весьма важном и необходимом. Потом, расставшись с большей частью своего гардероба, свалился на постель в одних плавках и заснул.
В шесть утра в квартире главного инженера зазвонил телефон.
— Ну, так как? — спросил неуверенно зав мастерской.
— Будете через полчаса на службе, как договорились?
— Через сорок пять минут, — ответил главный заспанным голосом. — У нас целый час на обсуждение деталей. Я думаю, успеем?
— Должны успеть. Ну так я без пятнадцати семь буду.
Почивающего сном праведника Леся неожиданно разбудил скрежет ключа в двери. Он уже ворочался во сне, так как в кармане одного халата лежало что-то твердое и ужасно давило Лесю бок. Хотел, было, повернуться и вдруг вспомнил все сразу, и этого всего оказалось чересчур много. Необходимость спрятаться на службе, нападение на кадровичку, хулиганы, таинственный поклонник Барбары… И голове закружился вихрь — надо было как-то действовать. С трудом приняв сидячее положение, полусонный, мало что соображающий, схватил лежащий около него ножище, увидел шнур и собрался встать, не уверенный, убегать ли ему или дождаться кадровички, которая всегда являлась на службу первая. Пока он пребывал в нерешительности, дверь отворилась и появился главный инженер.
Лесь еще не успел оторваться от полу, и взгляд его поневоле и прежде всего упал на ботинки главного инженера. Серые, итальянские, в дырочках, хорошо знакомые ботинки.
Главный окаменел в дверях, сраженный невероятным ирелищем: на полу, на куче халатов, сидел Лесь в плавках с большим мясницким ножом в одной руке и чуть ли не с пароходным канатом в другой, уставив неподвижный взгляд на его ботинки…
Главный тоже посмотрел на свои ботинки, потом на Леся: а не галлюцинации ли у него от этой жары? Голый Лесь с ножом в помещении, которое вчера он лично закрыл на ключ — это же полный абсурд.
Потрясенный видом ботинок, Лесь оставался в той же самой позиции. Он уже и не помнил, что в дверях должна была появиться кадровичка, а не главный инженер. Молнией пронеслась мысль — здесь вмешалась сама судьба: незачем копаться в каких-то сложных проблемах, надо попросту убить главного. Медленно он поднял дикий взгляд от ботинок на лицо.
Главный слегка встревожился, может, человек помешался от жары? Но он был мужчина самостоятельный, а посему вошел в коридор и прикрыл дверь.
— Господи Боже, как вы здесь оказались?
Лесь сделал движение — дабы ринуться на него, словно какой-нибудь могучий хищник, но не успел. Главный получил мощный удар дверью, и в коридор вошел зав мастерской. Он открыл рот, чтобы извиниться, и ничего не сказал: его взгляд упал на Леся; ошеломленный, как и главный инженер, он не мог вымолвить ни слова. А Лесь взглянул на ботинки зава и тоже потерял дар речи, ибо и у зава были такие же серые ботинки. Все трое молчали, уставившись друг на друга в полном столбняке.
Главный инженер первым пришел в себя — он уже несколько освоился с ситуацией и подошел к Лесю.
— Что вы здесь делаете?
— Что случилось? — спросил потрясенный зав. — Пан Лесь, вы здесь ночевали?
В самом факте ночевки не было ничего особенного: служащие, загнанные в угол сроками работы, частенько проводили ночи на службе. Но, в общем-то, никто из них никогда не спал в коридоре, на куче халатов, к тому же в плавках и с мясницким ножом в руках. Никто никогда не сверлил верховную власть подобным взглядом…
— Башмаки, — едва выговорил Лесь.
— Что? — спросил руководитель мастерской.
— Башмаки, — повторил Лесь. — Откуда у вас такие ботинки?
Зав и главный обменялись беспокойными взглядами: явные признаки умопомрачения.
— Какие башмаки? — машинально переспросил зав.
— А вот эти, — ответил Лесь и показал ножом.
Оба, главный и зав, словно по команде, посмотрели на указанную обувь, а затем перевели взгляды на идентичную соседнюю пару. Зав слегка растерялся.
— У пана Збышека такие же туфли, — ответил он неуверенно и с некоторой претензией.
— Вот именно, — возмутился Лесь.
Негодование, вызванное обувью обоих начальников, пока что подавило все другие чувства. В нем все еще бродила смутная мысль, а не убить ли в таком случае обоих, но при этом появилось неясное ощущение, что, пожалуй, это нехорошо, и вообще, речь-то как будто шла о чем-то другом.
— А где вы купили ботинки? — спросил с интересом главный инженер.
— На Брацкой. За четыреста пятьдесят злотых. А вы?
— Что вы говорите, и я тоже. Прекрасные туфли, не правда ли?
— Именно! Кажется, югославские, импортные…
У напряженного, готового к прыжку Леся совсем свело мышцы, и он с тяжким вздохом снова уселся на халаты, не выпуская из рук ножа, и снова уставился на четыре стоящие перед ним ноги. Начальники, увлеченные проблемой ботинок, снова вспомнили о нем и прервали оживленную дискуссию.
— Ну, пан Лесь, — примирительно заговорил зав, — может, вы все-таки встанете, вот-вот люди придут. И скажите, наконец, почему вы здесь? Почему здесь спали?!
Категорически решив не говорить правды, Лесь не очень-то соображал насчет ответа, а в довершение всех бед, абсолютно забыл, в чем оная правда заключалась. К тому же у него с похмелья начала трещать голова. Он бессмысленно посмотрел на зава и столь же бессмысленно ответил:
— Я хотел оказаться здесь ранним утром.
— Как вы сюда вошли?! — с отчаянием воскликнул наивный инженер, ему именно этот пустяк показался самым загадочным. — У вас ключ есть?
— Откуда? — справедливо возмутился Лесь. — Откуда у меня ключ!
— А тогда как?! Как вы сюда попали?!
— Кто вчера закрывал помещение? — с подозрением справился зав.
— Я сам закрывал и не понимаю…
— Ну же, как вы сюда попали, пан Лесь?
— Не знаю, — упорствовал Лесь. — Я вообще сюда не находил.
Если уж придерживаться точности, Лесь говорил святую правду — он и в самом деле не пришел, а приполз. Но об этом его начальники и не догадывались, ответ же Леся ничего им не объяснил.
— Как это вы не знаете? Пьяны были?
— Ясно, напился. Ничего не знаю, ничего не помню.
— Господи, нажраться в жарищу? Так и удар можно заработать!
— Алкоголь охлаждает, — находчиво заявил Лесь, решив твердить, что ничего, мол, не знает. Другого выхода скрыть таинственную и для него правду он не видел.
Зав и главный переглянулись.
— Понимаю, нализался до положения риз, — философски заметил главный. — Понимаю, у него теперь перерыв в биографии. Понимаю даже, что в такую жару его удар не хватил! Но абсолютно не пониаю, как он проник через закрытую дверь! Ведь не в окно же влез, четвертый этаж!
— А, может, в окно влезли? — поинтересовался зав мастерской, — он считал, что пьяный на все способен.
— Не знаю, — стойко ответил Лесь.
— Ну, ладно, а на кой черт вам этот нож?!
Лесь с недоумением осмотрел нож, прикидываясь, что видит его в первый раз в жизни.
— Не знаю, — Лесь твердо придерживался избранной позиции.
— А вы уверены, что вчера никого не зарезали?
Лесь уже хотел отчеканить свое «не знаю», но сообразил: если этой ночью кто-нибудь кого-нибудь зарезал, все будет свидетельствовать против него, а посему быстро сменил интонацию.
— Нет и нет. Ножа с собой не таскал.
— А где был нож?
— Не знаю.
— С ним не договориться, — вздохнул расстроенный главный инженер. — Пускай лучше сперва протрезвеет.
— Вот именно. Пан Лесь, встаньте и что-нибудь сделайте. Умойтесь, к примеру.
— Не могу, нет воды.
— На втором этаже вода есть. Побрейтесь, выпейте кефиру, не знаю, что еще, но нельзя же весь день здесь лежать!
Справедливость этого замечания засияла даже в похмельном тумане. Лесь подумал, встал с пола, посмотрел на нож и с сожалением положил его на стол. Затем собрал халаты вместе со своей одеждой и отправился в раздевалку. Когда уже одетый вышел, кадровичка сидела на своем месте. Лесь, не говоря ни слова, расписался в книге присутствия и направился к парикмахеру.
Зав мастерской и главный инженер сидели в кабинете и долго смотрели друг на друга в беспокойном молчании.
— Думаете, он того? — озабоченно начал зав.
— Если жарища не кончится, у всех крыша поедет, — ответил главный подавленно. — Он, наверное, крайне восприимчив.
— А как по-вашему, что это у него застряло насчет ботинок?
— Может, никак обуви не достанет? По вашему мнению, он этот нож не пустил в ход?
— Надеюсь, нет. Откуда он его выкопал? Знаете, пожалуй, я этот нож заберу и спрячу на всякий случай. Черт его знает… Физиономия у него диковатая…
— Спрячьте. Сегодня бы с ним помягче…
После визита в парикмахерскую, кефира, одной-единственной рюмки по методу «клин клином» и пива Лесь вернулся на службу в радостном настроении. В нем бурлило удивительно позитивное отношение к жизни и удивительно негативное к работе. Беззаботно отдаваясь этому радостному настроению, он сидел некоторое время за столом и мечтательно следил за Барбарой. Вдруг его охватил творчёский энтузиазм, он схватил кальку, мягкий карандаш и начал рисовать ее портрет.
В основе своей Лесь был импрессионистом, а сюрреализм и абстракционизм вели борьбу за его творческое «я» с переменным успехом. Следы этой борьбы четко наметились в создаваемом портрете. Источник вдохновения не обращал на художника ни малейшего внимания, Лесь рисовал беспрепятственно и с жаром, пока вошедший Каролек не заинтересовался его работой и не начал с интересом рассматривать уже оконченное произведение.
— Барбара, — позвал он, подавляя бестактное хихиканье, — иди-ка, посмотри на свой портрет.
Барбара, предчувствуя недоброе, встала и подошла к Лесю.
— Что это такое? — спросила она, помолчав. — Что означает это странное нечто? Интересно, в чем ты углядел сходство со мной, Каролек?
— А он не спускает с тебя глаз.
— Ах вот как. Нельзя ли пояснить, пан Лесь, в какой степени ваше творение связано со мной?
В подозрительно бархатном голосе Барбары прорывались зловещие нотки, но увлеченный художник не обратил на это внимания и продолжал восторженно пялиться на нее.
— Я вас так вижу, — прошептал он страстно.
У Барбары на мгновение перехватило голос. Портрет представлял собой многочисленные геометрические фигуры, в коих с некоторым усилием удалось бы увидеть обнаженную, так сказать, натуру, то есть деформированную фигуру, пожалуй, женского пола в позитуре сфинкса с весьма приподнятой вверх задней частью и с чем-то вроде цветочка в части передней, представляющей, скорее всего, зубы. Барбара и Каролек долго рассматривали шедевр в молчании.
— Вы меня так видите?.. — медленно начала Барбара.
— Это только меня вы так видите или всех женщин?
— Только вас…
— Позвольте выразить вам сочувствие. Целыми днями пребывать в одной комнате с чем-то, что вы так видите, это чудовищно! Мне вас искренне жаль! Надеюсь, вам станет легче по возможности этого не видеть! Повернем ваш стол, и с сего дня вы будете сидеть ко мне спиной!
Каролек бестактно и напропалую захохотал. Заинтригованный Януш присоединился к группе около Леся и стоял молча, сраженный оригинальностью видения женщины. Кто-то еще заглянул в комнату и вошел, предчувствуя нечто интересное. Через минуту над Лесем собралось уже семь человек. Последними присоединились главный инженер и зав мастерской.
— Что это такое? — с любопытством осведомился главный.
— Портрет Барбары, — вежливо объяснил Каролек.
Главный и зав взглянули друг на друга с ужасом. Подтверждались их самые худшие предположения.
— Прекрасно, — слегка неуверенно начал зав. — Вы прекрасно уловили… Эта характерная деформация…
— Что? — холодно прервала его Барбара. — Что ты сказал?
Зав вдруг понял, что попался. С одной стороны, опасный безумец, в руках у которого собственными глазами видел мясницкий нож, а с другой — разъяренная и непредсказуемая фурия. Сначала он хотел попросту удрать, но тут же устыдился: главному архитектору, руководителю коллектива надлежит нести все связанные с должностью тяготы. Секунду поколебавшись, он решительно повернулся к фурии.
— Мне надо с тобой поговорить. Пожалуйста, пройдем ко мне…
Они с Барбарой вышли, а главный, когда первый шок миновал, к вящему удивлению окружающих, начал вдохновенно всех убеждать: произведение Леся, дескать, просто уникально и великолепно.
Через четверть часа вся мастерская была проинструктирована: жара особенно повлияла на одного из сослуживцев. А польщенный Лесь никак не мог понять, чему приписать восхитительную, прямо-таки навязчивую общественную доброжелательность и отзывчивость. Все как один поспешно соглашались с его высказываниями, оказывали услуги, старались предупреждать малейшие его желания. Даже Януш, который до сих пор нудил его и пилил, теперь избегал, как огня, всякого упоминания о сроках интерьеров.
Настроение Леся радужно расцвело. Он вдруг почувствовал глубокую симпатию к сотрудникам, черные мысли испарились вместе с подавленностью. Веселый и счастливый он совсем забыл о страшных призраках и вспомнил о них лишь на следующий день по пути на работу.
Разумеется, он снова опоздал и снова не придумал никакой убедительной причины. Радужное настроение пошло к черту, и душа снова погрузилась во мрак и живейшее негодование на кадровичку.
Он вошел в ее комнату, подписал присутствие и помедлил. Сделать вид, что совсем забыл о книге опозданий и поскорей смыться к себе в комнату? Не успеет, сейчас Матильда пихнет ему эту мерзкую макулатуру…
Ничего подобного не произошло. Пани Матильда мрачно взглянула на него, отняла служебную ручку и, не говоря ни слова, вернулась к своим делам. Лесь забеспокоился. Уже вчера, под конец рабочего дня, он понял, что утренняя встреча с завом и главным не прошла безнаказанно, и его подозревают в помешательстве. Все бы ничего, и он вовсе не переживал, поскольку в такой ситуации было кое-что приятное. Однако, если твердокаменная кадровичка, испуганная его сумасшествием, боится рассердить его книгой опозданий, по-видимому, дела зашли далеко. И неизвестно, куда еще могут зайти… Во всяком случае, он спрашивать про эту идиотскую книгу вовсе не намерен!
— Добрый день, — поздоровался он, войдя в свою комнату и положив портфель на стол. — Вы случайно не знаете, почему Матильда не всучила мне сегодня кондуит? Или все дело в том, что я спятил?
— Отчасти, без сомнения, так, — вежливо подтвердила Пирбара. — Но основная причина в другом. Причина весьма нелестная для вас.
— Пойди сразу признайся, — добродушно предложил Януш. — Говорят, признание — смягчающее обстоятельство.
— А в чем мне признаться? — осторожно осведомился Лось. Беспокойство его возрастало.
— А вы не упрямьтесь. Не имеет смысла, и так все выяснится.