— Уходят?
— Сводят счеты с жизнью. Тем самым избегая мучительного конца. И, разумеется, чем быстрее они уйдут, тем быстрее вернутся.
— И сколько человек так сделали?
— Шесть.
Коуви посмотрел в окна, на деревья в Центральном парке, ветви которых трепал сильный ветер.
— Это какое-то безумие. Сумасшествие.
Фарли рассмеялся.
— Я бы принял вас за психа, если бы вы так не подумали… Пойдемте, я покажу вам нашу лабораторию.
Поставив чашку с недопитым кофе, Коуви последовал за доктором, и они подошли к массивной двери, за которой находился научно-исследовательский комплекс Фонда. Фарли показал суперкомпьютеры, генетическую лабораторию, криогенный участок. В лабораторию, где поддерживалась идеальная стерильность, они, само собой, войти не смогли. Через окна в коридоре посмотрели на полдюжины мужчин и женщин в масках и белых халатах, которые вставляли пипетки в трубки, выращивали культуры в чашках Петри, склонялись над микроскопами.
Фарли отметил, что Коуви заинтригован, но стена сомнений еще не сломана.
— Давайте вернемся в кабинет, — предложил он.
Когда они вновь сели, Фарли — за стол, Коуви — в кресло, последний, наконец, сказал:
— Я об этом подумаю.
Фарли, улыбнувшись, кивнул.
— Еще бы. Такое решение… Некоторые люди просто не могут заставить себя поставить под всем этим свою подпись. Спешить тут незачем. — Он протянул Коуви большущую папку. — Вот здесь вы найдете полученные нами результаты, сравнение генетических данных для наших клиентов, ушедших из своей первой жизни и начавших вторую, интервью с ними. Идентифицировать их невозможно, но вы прочитаете о детях и о самом процессе. Что особенно приятно, вам нет необходимости прощаться с вашими близкими. Скажем, у вас есть сын или дочь… мы сможем связаться с ними, когда они станут старше, и предложить им свои услуги. А вы через сотню лет вновь увидитесь с ними.
При словах «сын или дочь» Коуви поднял голову и моргнул. Потом отвел взгляд.
— Ну, не знаю…
— Мистер Коуви, вот что я вам скажу. Мне понятен ваш скептицизм. Но вы же сказали мне, что вы — бизнесмен? Вот я и буду говорить с вами как с бизнесменом. Конечно, у вас есть сомнения. У кого их нет? Но, даже если вы уверены не на все сто процентов, если думаете, что я пытаюсь продать вам мыльный пузырь, что вы потеряете? Все равно вам умирать. Так почему не бросить кости, не пойти на риск? — Он выдержал паузу и увидел, что его слова дают требуемый эффект. — А теперь, если вы меня извините, мне нужно сделать несколько важных телефонных звонков. Вот тут — комната отдыха. Посидите, почитайте, чего нам удалось добиться.
Коуви с папкой в руках прошел в указанную Фарли комнату. Дверь за ним закрылась.
Фарли уже понял, что старик дотошный и обстоятельный. Соответственно, дал ему сорок пять минут на знакомство с находящимися в папке материалами. Наконец, поднялся из-за стола, подошел к двери в комнату отдыха, открыл ее. Коуви встретил его со словами:
— Я на это пойду. Хочу пойти.
— Я очень за вас рад. — Искренность в голосе Фарли не вызывала сомнений.
— И что мне теперь делать?
— Вам нужно пройти МР-томографию и сдать кровь на анализ.
— Вам не понадобится часть моего мозга?
— Этим-то и замечательны гены. Каждого из нас можно полностью воссоздать по одной клетке крови.
Коуви кивнул.
— Потом вы измените ваше завещание, а благотворительные организации мы возьмем из этого списка. — Фарли раскрыл одну из папок, лежащих на столе, и достал список благотворительных организаций, созданных Фондом в последнее время. — Какие вам нравятся? Вам нужно выбрать три или четыре. Они должны соответствовать вашим интересам в этой жизни.
— Вот. — Коуви обвел кружком три названия. — Самую большую сумму я оставлю «Метрополитенской ассоциации содействия искусству». Вероника, моя жена, была художницей. Так можно?
— Конечно. — Фарли переписал названия выбранных организаций и их реквизиты на отдельную карточку, протянул Коуви. — Отдайте вашему адвокату.
Старик кивнул.
— Его офис в нескольких километрах отсюда. Я смогу увидеться с ним прямо сейчас.
— А потом принесите нам копию завещания.
— А как насчет… ухода?
— Это ваш выбор, — ответил Фарли. — Исключительно ваш. Завтра или годом позже. Когда вы сочтете нужным.
У двери Коуви остановился, повернулся, пожал Фарли руку и рассмеялся.
— Кто бы мог подумать? Навсегда остаться среди живых.
Фарли сидел за столом в своем кабинете фонда «Лотос» и смотрел на стоящую на столе фотографию обнявшейся молодой пары. Фотография тех же людей, только постарше, стояла на бюро позади стола. Его родители. Они погибли в автокатастрофе, когда он учился в медицинской школе.
Их единственному сыну, который очень любил родителей, потребовались месяцы, чтобы оправиться от шока. А когда Фарли смог продолжить учебу, то решил специализироваться на медицине экстренной помощи, посвятить свою жизнь спасению людей, получивших тяжелые травмы.
Но молодого человека отличал блестящий ум, и он не мог полностью реализовать себя в отделении экстренной хирургии. Лежа без сна долгими ночами, думая о погибших родителях, он находил хоть малое утешение в том, что биохимически они продолжали жить в нем. Так у него развился интерес к генетике, и он с головой ушел в эту науку.
Месяцы, потом годы маниакальных, по двенадцать часов в день, исследований привели ко многим открытиям, не выходящим за рамки закона. Но при этом у него возникали менее традиционные, если не сказать, странные идеи. К примеру, клонирование сознания.
Не удивительно, что известные в генетике люди или игнорировали, или высмеивали его. Профессиональные журналы отклоняли его статьи, заявки на гранты возвращались. Постоянные отказы не обескураживали Фарли, но не снимали главного вопроса: где взять миллионы и миллионы, необходимые на практическую проверку его гипотез? И однажды, несколько лет назад, когда он, без цента в кармане, жил в однокомнатной квартире, которую снимал в доме у железной дороги, ему позвонил давний знакомый. Он прослышал о незавидном положении Фарли, и у него возникла интересная идея.
— Ты хочешь добыть деньги на свои исследования? — спросил он обедневшего коллегу. — Это просто. Найди действительно больных, действительно богатых пациентов и продай им бессмертие.
— Что?
— Нет, нет, ты послушай, — продолжал давний знакомый. — Найди пациентов, которые все равно вскорости умрут. Они же будут в отчаянии. Если правильно преподнести твой товар, они его купят.
— Мне пока нечего продавать, — ответил Фарли. — Я верю, что смогу этого добиться. Но на достижение практического результата могут уйти годы.
— Что ж, иногда приходится поступаться принципами. Ты можешь зарабатывать десять, двадцать миллионов долларов в день. На такие деньги можно оснастить отличную лабораторию.
Фарли молчал, обдумывая эти слова. Потом сказал:
— Я могу сохранить образцы тканей и, когда клонирование станет возможным, оживлю их первыми.
— Мудрое решение, — заметил знакомый.
— Тогда по рукам, — сказал Фарли своему коллеге, Энтони Шелдону, из кардиологического отделения Уэстбукской больницы, не только блестящему кардиохирургу, но и ловкому предпринимателю.
Вот так, пятью годами раньше, они основали фонд «Лотос», клинику и россыпь псевдо-благотворительных организаций. Доктор Шелдон, кабинет которого располагался рядом с Центром поддержки кардиологических больных, сумел изыскать возможность заглядывать в файлы пациентов, которые обращались в Центр, и выбирал самых богатых больных. Потом разными способами направлял их в фонд «Лотос», где Фарли продавал им возможность навсегда остаться среди живых.
Фарли сомневался, что кто-нибудь купится на эту уловку, но Шелдон как следует натаскал его. Продумал все до мелочей. Нашел индивидуальный подход к каждому из потенциальных клиентов и снабдил Фарли необходимой информацией. В случае Бенсонов, к примеру, Шелдон узнал о том, что они сильно любили друг друга. Вот Фарли и взял их тем, что они смогут навсегда остаться друг с другом. Так они и написали в предсмертной записке. Из медицинской карты Роберта Коуви в ЦПКБ Шелдон выяснил, что у того есть сын, отношения с которым не складываются, вот Фарли и ввернул, что у клиента может появиться еще одна возможность встретиться со своими детьми.
Шелдон позаботился и еще об одном важном моменте. Настоятельно требовал, чтобы потенциальные клиенты получали значительную дозу «Люминакса» (им сдабривались кофе, чай, другие напитки, которые подавали в Фонде). Оба доктора правомерно полагали, что без легкого наркотического опьянения человеку трудно подписаться под такой заумной идеей, как клонирование сознания.
Но решающим фактором, конечно же, было другое: отчаянное желание людей, стоящих на пороге смерти, поверить в то, что обещал им Фарли.
И, один за другим, люди ловились на этот крючок. За пять лет фонд «Лотос» заработал около 93 миллионов долларов.
Все шло хорошо до последнего времени, пока они не потеряли чувство меры. Вернее, его потерял Шелдон. Ранее они договорились, что кардиолог никогда не будет направлять в Фонд своих пациентов, а после того, как кто-то согласится обрести бессмертие, будут выдерживать паузу в шесть месяцев, а то и в год. Но у Тони Шелдона то ли появилась любовница с очень большими запросами, то ли он крупно проигрался на бирже. И так уж вышло, что сразу после Бенсонов появились Уитли, куда как более богатая чета, и Фарли с неохотой уступил уговорам Шелдона познакомить с достижениями Фонда и их.
Но они узнали, что Уитли, пусть ему и не терпелось стать участником программы, хотел убедиться, что его не надуют, а потому заказал специальную литературу по компьютерам, использующимся в генетических исследованиях, и по самой генетике. После смерти пациентов Фарли и Шелдону пришлось собрать все находящиеся в доме материалы, сжечь в камине и обыскать весь дом в поисках улик, которые могли вывести на Фонд.
Их вторжение в дом, возможно, насторожило полицию, которая и начала расследование обоих самоубийств. Копы допросили Шелдона, нагнав страху на Фарли. Но потом ситуацию разрядило появление козла, точнее, козы отпущения: Мак Маккэффри, молоденькой медсестры/консультанта Центра поддержки кардиологических больных. Она курировала их последнего потенциального кандидата на участие в программе, Роберта Коуви, а ранее консультировала как Бенсонов, так и Уитли. И благодаря этому попала в список подозреваемых. Ее положение усугубило и нежелание признаваться в том, что она консультировала Бенсонов. После самоубийства последних медсестра солгала насчет того, что виделась с ними, и выкрала из ЦПКБ медицинскую карту Бенсона. То есть сама подставила себя под удар. А потом Шелдон воспользовался своими связями и через фармацевта ЦПКБ получил пару бутылей, в которых Центр покупал «Люминакс», и бросил в них несколько таблеток. Бутыли он спрятал в доме Маккэффри, дабы все выглядело так, словно она накачивала пациентов «Люминаксом», а потом уговаривала покончить с собой. Фарли, для которого смерть и старение стали навязчивой идеей, собрал целую библиотеку статей по самоубийствам и эвтаназии. С десяток ксерокопий таких статей они оставили в гараже Маккэффри, вместе с бутылями из-под «Люминакса», на случай, если им понадобится человек, на которого они могли бы взвалить всю вину.
В этом их план удался. Маккэффри арестовали и посадили за решетку.
Конечно, арест медсестры сильно огорчил Фарли. Он даже размышлял вслух о том, что полиции нужно сообщить о ее невиновности. Но Шелдон доходчиво объяснил ему, что за этим последует, и Фарли отказался от своего первоначального намерения…
— Слушай, — сказал ему Шелдон, — мы сделаем это еще раз, с этим Коуви, а потом возьмем паузу. На год. На два.
— Нет. Давай подождем.
— Я его проверил, — упорствовал Шелдон. — Он стоит более пятидесяти миллионов.
— Я считаю, слишком рискованно.
— Я уже думал об этом. Поскольку полиция расследовала самоубийства Бенсонов и Уитли, — объяснил Шелдон, — будет лучше, если старика убьют при ограблении, или он попадет под машину.
— Но, — Фарли перешел на шепот, — ты предлагаешь убийство.
— Третье самоубийство вызовет очень уж сильные подозрения. Мы не можем. Слишком поздно говорить о морали, доктор, — рявкнул Шелдон. — Ты заключил сделку с дьяволом. Так что, теперь говорить не о чем, — и он бросил трубку.
Фарли какое-то время кипел, а потом понял, что Шелдон прав: пути назад уже не было. Он представил себе, с какой пользой удастся использовать в лаборатории дополнительные двадцать восемь миллионов…
Секретарша связалась с ним по аппарату внутренней связи.
— Мистер Коуви вернулся, сэр.
— Пригласи его ко мне.
Коуви вошел в кабинет. Они вновь обменялись рукопожатием. Веселый и радостный, как и большинство пациентов после принятия семидесяти пяти миллиграммов «Люминакса», Коуви с удовольствием взял еще одну чашку щедро сдобренного препаратом кофе, сунул руку в карман пиджака и достал копию дополнения к завещанию.
— Это вам.
Хотя Фарли не был юристом, он знал, куда нужно смотреть. И сомнений в том, что документ оформлен правильно, у него не возникло.
Он провел Коуви в лабораторию, чтобы ему сделали МРТ и взяли анализ крови, и удовлетворенно добавил, что тот принял правильное решение. Коуви искренне поблагодарил Фарли, с его лица не сходила улыбка, но Фарли понимал, что причина, по большей части, в «Люминаксе». Вернувшись в кабинет, он снял трубку и позвонил Энтони Шелдону:
— Коуви изменил завещание. Он уйдет где-то через пятнадцать минут.
— Я о нем позабочусь, — ответил Шелдон, и в трубке раздались гудки отбоя.
Роберт Коуви, в превосходном настроении, шел по улице. Странные мысли галопом мчались у него в голове.
Он думал о своей жизни… О людях, которые были ему небезразличны, которым не был безразличен он. Бригадир на заводе «Бедфорд», проработавший в компании сорок лет… Друзья по четверке гольфистов… столько раз они проходили все восемнадцать лунок… Вероника… его брат…
Его сын, разумеется.
Рэнди так и не позвонил. И, возможно, впервые Коуви понял, по какой причине мальчик, точнее, молодой человек, игнорирует его. Он-то всегда полагал, что был хорошим отцом. А может, это лишь его мнение. Надо бы хорошенько об этом подумать.
Да, стоит кому-то предложить тебе бессмертие, как ты сразу начинаешь разглядывать свою жизнь через увеличительное стекло.
Он рассмеялся. Может, рассказать ему о разговоре с Фарли. Господи, ему очень хотелось бы увидеть реакцию Рэнди! Он мог бы…
Шагая к автостоянке, Коуви заметил, что улица практически пустынна. Он обратил внимание на двух мужчин крепкого телосложения в дешевых костюмах, которые зашагали к нему.
Коуви замедлил шаг, нахмурился…
Что это?
Он остановился и попятился. Мужчины разделились. Один повернулся спиной к Коуви, оглядывая тротуар, второй мчался прямо на него. Одновременно оба выхватили из-под пиджаков пистолеты.
Нет!
Коуви повернулся, хотел побежать, но успел подумать, что бег может убить его быстрее, чем пули. Но это уже не имело значения. Прежде, чем Коуви успел сделать хоть шаг, мужчина схватил его и потащил в проулок между домами.
— Что вы делаете? Кто вы?
— Тихо! — Мужчина прижал Коуви к стене.
Второй присоединился к ним, продолжая оглядывать улицу и одновременно говоря по рации: «Мы его взяли. Плохишей не видать. Всем патрульным экипажам, начинайте!»
Тут же с обеих сторон улицы донесся рев двигателей и вой сирен.
— Извините, мистер Коуви. План пришлось изменить, — говорил мужчина, затащивший его в проулок. Оба показали ему бляхи и удостоверения сотрудников Управления шерифа округа Уэстбрук. — Мы работаем у Грега Ла Ту.
Ах, Ла Ту… Здоровяк-детектив, который этим утром приходил в его дом с худощавым молодым полицейским, Толботом Симмсом, чтобы рассказать занимательную историю. Некая организация, фонд «Лотос», занималась противоправной деятельностью, выуживая деньги из больных людей, но полиция не знала, как именно они это делают. С ним никто не связывался из этой организации? Когда Коуви подтвердил, что связывались, и на сегодня у него назначена встреча с директором, они задали другой вопрос: не возьмет ли он с собой «жучок», чтобы они могли узнать, как все происходит?