Витя Солонин действительно совершил этой ночью прогулку под ночным африканским небом. Но соображения, которыми он руководствовался, были отнюдь не романтические.
Когда участники группы заснули, да и сам Виктор уже готовился видеть сны, вдалеке послышался шум приближающейся машины. Сквозь полузакрытые глаза Солонин увидел, как Юрий Данилович тихо вылез из своего спального мешка и, аккуратно переступая через спящих людей, вышел из дворика.
Тем временем машина остановилась, не доехав до лагеря несколько сот метров.
Еще раз оглядев спящих, Юрий Данилович направился в ту сторону.
Когда он отдалился на достаточное расстояние, из лагеря так же осторожно вышел Виктор Солонин.
Ему пришлось пробираться в стороне от дороги. На каждом шагу он опасался с грохотом упасть, зацепившись ногой за какой-нибудь камень.
Машина стояла с потушенными фарами, но свет в салоне горел. Возле машины Солонин увидел Юрия Даниловича и двоих африканцев. Того, с которым Юрий Данилович встречался в ресторане, среди них не было. В какой-то момент Юрий Данилович повернулся, и в правом глазу у него что-то блеснуло. Присмотревшись, Солонин понял, что это увеличительное стекло, которое используют ювелиры. Что мог рассматривать Кокушкин с помощью такой лупы, следователь знал без подсказки.
Это могли быть только драгоценные камни. И эта камни Юрию Даниловичу привезли ночью два африканца.
«Теплее, — подумал Витя Солонин. — Уже теплее».
В это время стоявшие возле машины люди начали прощаться, и Виктор понял, что не успел заметать, куда делись камни — взял ли Юрий Данилович их себе или они остались у африканцев.
Солонин осторожно двинулся обратно к лагерю. Ему было необходимо успеть туда раньше Кокушкина. На половине! дороги он услышал сзади шум отъезжающей машины.
Витя как раз успел забраться в спальный мешок и застегнуть «молнию», когда во дворик вошел Юрий Данилович. Убедившись, что все спят, он так же аккуратно прошел на свое место и, судя по тому, что вскоре к общему хору добавился еще один храп, заснул.
Весь следующий день прошел в машине. Для того чтобы добраться до следующего препятствия, группе выживания необходимо было проехать за световой день более тысячи километров.
Три раскалившихся докрасна внедорожника неслись по африканской дороге на предельной скорости.
Участники группы выживания по очереди воздавали хвалу такому прекрасному изобретению человечества, как кондиционер. К счастью, никого из присутствующих в машине не укачивало.
Ехать целый день оказалось не менее сложным испытанием, чем марш-бросок по саванне. К вечеру все были измотаны и, остановившись возле очередного мотеля, высыпали из машины с радостью маленьких детей, которые наконец-таки доехали до своего пионерского лагеря.
Возле мотеля уже стояла одна машина. Ее водитель, белый европеец, опустив переднее сиденье до упора, спал. Из его ушей торчали наушники от плеера, а сам плеер лежал на сиденье рядом с водителем. Из наушников доносилась музыка.
От шума подъехавших машин водитель не проснулся. Очевидно, наушники ему требовались именно для этой цели.
Он проснулся спустя полтора часа, когда группа выживания уже разбила лагерь и принялась за приготовление ужина. От распространившегося по округе запаха горячей еды наушники защитить не могли:
Несколько раз потянув носом, водитель открыл глаза, выключил плеер и огляделся по сторонам. Заметив прибывшую компанию, он вылез из машины и, ничуть не смущаясь, отправился знакомиться.
Водитель представился Карлом. Говорил он по-немецки и сказал, что путешествует по Намибии в одиночку на взятом напрокат автомобиле.
Карла пригласили к столу. Отказываться он не стал. О роде своих занятий Карл предпочел не распространяться.
Наибольшего взаимопонимания он достиг с Юрием Даниловичем Кокушкиным, поскольку из всех присутствующих Юрий Данилович был единственным, кто владел немецким языком в совершенстве.
Наблюдая за их беседой, Александр Борисович Турецкий не мог отделаться от мысли, что эти люди прекрасно друг друга знают.
«Вот как плохо не знать языков, — корил себя Александр Борисович. — Приеду в Москву, обязательно займусь».
Он смотрел на остальных товарищей и пытался определить по лицам, не кажется ли им то, что кажется ему.
Насколько он успел понять, Герасим Севастьянович Бровкин знал немецкий язык, да и бывший интерполовец Феликс Светланов наверняка знал.
Однако ни тот, ни другой не проявляли никаких признаков беспокойства или удивления. Впрочем, оба общались с Карлом исключительно по-английски, на который тот решил переходить при общем разговоре.
Единственным, кто, как показалось Александру Борисовичу, чувствовал себя несколько не в своей тарелке, был Витя Солонин. Наблюдая за ним, Александр Борисович заметил, что Витя намеренно старается не смотреть в сторону Юрия Даниловича. Однако, как показалось Турецкому, внимательно вслушивается в каждое произнесенное им или Карлом слово.
«Слушает так, как будто знает немецкий, — подумал Александр Борисович. — А хотя, С другой стороны, может, он его действительно знает? Я ведь никогда об этом не спрашивал».
После ужина решили прогуляться по окрестностям. За время, проведенное в машине, все слегка надоели друг другу, поэтому пошли не единым гуртом, а разбившись по парочкам. При этом каждый выбрал себе в собеседники человека, ехавшего в другой машине.
Когда Александр Борисович огляделся в поисках Солонина, с которым ему не терпелось остаться наедине, чтобы поделиться своими наблюдениями, он с удивлением обнаружил, что Виктора нигде не видно. Наверно, он уже ушел. Не было видно и Юрия Даниловича с Карлом.
Александр Борисович почувствовал даже легкую обиду и решил вообще никуда не ходить, а вместо этого лечь спать. Завтра предстояло преодолеть каменную гряду, а это, насколько он знал, было труднее, чем марш-бросок. Александр Борисович счел благоразумным выспаться.
Поднявшись рано утром, он обнаружил рядом с собой пустой спальный мешок Вити Солонина. Оказалось, что Виктор проснулся еще раньше и теперь сидел на камне недалеко от лагеря и рассматривал каменную гряду, которую им сегодня предстояло преодолеть. Машины Карла, как, впрочем, и самого Карла рядом с мотелем не было.
— Он еще вчера уехал, — пояснил Солонин. — Прямо в ночь. Мы ему предлагали переночевать, но он ни в какую. Сказал, что любит ездить на машине по ночной Африке при свете фар. Для этого и спит днем.
— Слушай, Витя, — спросил Александр Борисович, — а тебе вчера ничего не показалось странным? Ну этот Карл и то, как они общались с Юрием Даниловичем?
— Не знаю, — почесал ухо Солонин. — Мне вообще показалось, что он русский.
Преодоление каменной гряды отличалось от марш-броска по саванне только тем, что идти надо было не по ровной местности, а пробираясь между каменными завалами.
Развернуться в такой обстановке было негде, поэтому группа двигалась, вытянувшись в цепочку.
На этот раз Александр Борисович решил не идти последним, а пристроился в середине, сразу за Герасимом Севастьяновичем Бровкиным.
И тому была причина.
— В этих камнях водится много змей, — спокойно сказал Герасим Севастьянович, перед тем как группа вышла на маршрут. — Так что будьте аккуратней.
А как, спрашивается, быть аккуратней?
— А змеи ядовитые? — поинтересовался кто-то из региональных отставников.
— Разные. Но много и ядовитых. Поэтому руками их лучше не трогать.
Хотя Александр Борисович и не собирался трогать ядовитых и вообще никаких африканских змей руками, он на всякий случай занял место рядом с Бровкиным, который, как он помнил из рассказов Гожелинского, был большим специалистом по этим пресмыкающимся.
Сам Александр Борисович змей не любил. Более того, он их боялся. Даже безобидных ужей.
Где-то он читал, что инстинктивный страх человека перед змеями берет свое начало в печально известной истории грехопадения Адама и Евы. С этим заявлением, безусловно, можно было бы поспорить, но одно было несомненно — инстинктивный страх человека перед змеями имеет место быть.
Хотя, как и в любой ситуации, в наличии на данном испытании змей был свой плюс.
Впрочем, сам Александр Борисович подумает об этом, только когда каменная гряда будет уже позади.
Оглянувшись, Турецкий вдруг поймет, что практически не устал. Всю дорогу он будет думать исключительно о коварных ползучих созданиях, подстерегающих помощника заместителя генерального прокурора в каменных расщелинах, и это отвлечет его от всего остального — от тяжелого рюкзака, от трудной дороги, от недостатка воды. И даже внутренний голос Александра Борисовича будет тактично помалкивать.
Змеи в этих камнях и вправду водились в избытке.
Солнце уже светило вовсю, и Александр Борисович то и дело замечал на камнях очередную переливающуюся шкуру и плоскую голову с длинным, постоянно дрожащим жалом.
У страха, как известно, глаза велики.
Через какое-то время восхождения Александру Борисовичу стало казаться, что змеи на него смотрят. Каждый раз, проходя мимо очередного пресмыкающегося, Александр Борисович думал, что равнодушие змей уж слишком нарочито. Все они ждут только одного — когда пройдут люди, ждут для того, чтобы стремительно сползти со своих камней и броситься вслед.
Шло время, а Александр Борисович продолжал так думать.
Вдруг идущие впереди люди остановились.
— Герасим, подойди, пожалуйста, сюда, — раздался из начала колонны голос Сергея Юшина, — срочно требуется твоя консультация.
— Что случилось? — тревожно спросил Александр Борисович.
Впрочем, одно он понял сразу — дело пахнет керосином.
Герасим Севастьянович начал пробираться вперед, и Турецкий машинально начал двигаться следом.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Это было гораздо хуже всего, что он ожидал увидеть.
Александр Борисович, не раздумывая, двинулся бы назад, к месту их предыдущей стоянки, если бы страх не сковал ему ноги.
Слева от тропы, на расстоянии метра, лежал большой клубок змей. Сама по себе эта картина была неприятной. Но худшее было не в этом.
Ежесекундно из этого клубка высовывалась какая-нибудь змея, а иногда сразу несколько, и с совершенно определенными намерениями делала бросок в сторону дороги. Справа камни поднимались практически отвесной стеной, так что никакой возможности обойти это место не существовало.
Кроме всего прочего, весь клубок угрожающе шипел.
Участники группы выживания в нерешительности столпились в паре метров от змеиного лежбища и ждали, что скажет Герасим Севастьянович.
Молчали даже такие бесстрашные асы экстремального туризма, как Юшин и Гожелинский.
Герасим Севастьянович прошел вперед и посмотрел на змеиный клубок. Расстояние между ним и змеями было не более метра.
— Осторожней, — выкрикнул кто-то сзади.
— Попрошу не учить, — не оборачиваясь, ответил Бровкин.
Над группой повисла тишина.
— Ядовитые, — удовлетворенно сказал Герасим Севастьянович. — Яд действует на человека по-разному, в зависимости от организма. От сорока минут до трех часов.
— А потом? — на всякий случай уточнил Александр Борисович.
— А потом все, — сказал Герасим Севастьянович. — В общем, ничего страшного.
Улыбнувшись товарищам, Герасим Севастьянович бодро сделал несколько шагов вперед. Сразу три змеи дернулись в его сторону, но Бровкин был уже для них недосягаем.
Народ был ошарашен. На Бровкина посыпались вопросы:
— Как ты это сделал?
— А если бы они укусили?
— А если укусят, то что тогда делать?
Герасим Севастьянович пошел навстречу пожеланиям публики. Как известный фокусник, он поднял обе руки ладонями вперед:
— Ладно, ладно. Тест на внимательность. Показываю еще два раза.
Он так же спокойно прошел мимо клубка к застывшим зрителям, после этого развернулся и повторил маневр в обратную сторону.
И опять оба раза в его сторону бросались змеи, и оба раза Герасим Севастьянович умудрялся избежать непосредственного соприкосновения.
И снова никто ничего не понял.
— Уж так и быть, объясню, — любезно согласился Бровкин. — Данный вид змей, название которых вам все равно ни о чем не скажет, действительно очень ядовиты. Однако более чем на пятьдесят сантиметров они броситься не могут. Встретить одну такую змею гораздо опасней, чем клубок. В клубке они связаны друг с другом, так что до вас попросту не дотянутся. Здесь около метра, так что можете не опасаться. Да, когда будете проходить мимо них, — засмеялся Герасим Севастьянович, — глаза лучше не закрывать. А то, не ровен час, оступитесь и рухнете прямо на это гнездовье. Ну, давайте по очереди.
Один за другим участники группы проходили мимо шипящего змеиного клубка. Каждый раз Александр Борисович Турецкий говорил себе, что не стоит смотреть, как змеи бросаются в сторону дороги. Но оторваться от этого зрелища он тоже не мог.
Наконец настала его очередь, и он без страха и сомнения тоже пошел вперед.
И прошел.
Как он на это решился? На этот вопрос Александр Борисович так никогда и не сможет себе толком ответить.
В половине второго ночи Александру Борисовичу позвонил по роумингу Вячеслав Иванович Грязнов:
— Здорово, Турецкий. Ты как там, живой?
— Привет, Слава. Вообще-то я сплю. У нас с тобой разные часовые пояса.
— Ну извини, — хмыкнул Грязнов. —