Во мне росло беспокойство. Видимо, Рейген был ошеломлен... Я мысленно вернулся к нашему разговору и стал быстро прокручивать его в уме. Да, он был ошеломлен, узнав, что мне известно об изъятых Брауном документах.
Рейген тогда высказал предположение, что либо Браун позвонил мне, «либо этой своей сестричке...». И именно тогда он надолго замолчал, и именно тогда напряжение в комнате, казалось, резко подскочило. Значит, это произошло, когда Рейген упомянул о Келли, когда он подумал о Келли.
Мое беспокойство переросло в тревогу. Почему Рейген не сказал, что Браун, возможно, виделся с Келли? Почему он сказал, что Браун позвонил именно ей? Напрашивался только один ответ: Рейген знал, что Браун не мог увидеться с ней.
Я быстро взглянул на него и увидел, что он пристально наблюдал за мной, медленно водя пальцем по шраму на губе.
Я собрался с мыслями. Рейген мог знать, что Браун не виделся с Келли, только потому, что сразу же после кражи установил наблюдение за Келли и ее домом.
Я был уверен: Рейгена ошеломила именно мысль о Келли.
Ведь сразу после этого он и услал куда-то своих головорезов.
Наверняка к Келли домой. И сейчас они были уже на пути туда.
У меня застучало в висках.
— Ты уверен, что бумаги, которые взял Браун, действительно сущая ерунда? — спросил я Рейгена. — Тебе и правда все равно; получишь ты эту ерунду назад или нет?
— Правда.
Я чуточку отвлекся от Рейгена, и он успел слегка подвинуться к столу и сунуть руку в ящик. Я прекрасно понимал, что она сжимает рукоятку пистолета.
— Ведь это Минк и Кэнди уехали, Рейген? — небрежно спросил я.
Я встал, стараясь не делать резких движений, подошел к окну и раздвинул шторы. Мой «кадиллак» и машина Рейгена стояли на месте. «Линкольна» конечно же не было.
— Здесь никого нет, Скотт, — сказал Рейген очень тихо.
Я вернулся к своему массивному креслу, непринужденно откинулся на его спинку и сказал:
— Я надеялся, что они проторчат тут чуть дольше.
Говоря это, я водил руками по подлокотникам кресла. Тяжело мне придется. Но не слишком. Потом, вцепившись в подлокотники, я сказал:
— Может, будет другой случай...
И тогда, рывком подняв кресло, я метнул его в Рейгена.
Пистолет у него действительно был наготове, и он выстрелил.
Прогремел выстрел, такой громкий, словно палили из пушки, но пуля угодила в кресло. Я видел, как она туда вошла, прежде чем кресло обрушилось на Рейгена. Я оттолкнулся одной ногой от пола и прыгнул, спланировав над столом, на Рейгена, когда он, уклонившись от летящего на него кресла, снова развернулся ко мне, наставив на меня пистолет.
Но тут я бросился на него. Рейген издал отчаянный вопль и повалился на пол. Я приземлился поверх него и, когда он попытался выстрелить в меня, проворно выхватил левой рукой у него пистолет. Я уперся коленом в пол, сжал правую руку в кулак и нацелил его в челюсть Рейгену, но слегка промахнулся, поэтому размахнулся еще раз и уже влепил ему как следует.
Рейген опрокинулся на спину. Я забросил пистолет в дальний конец комнаты, кинулся к телефону и набрал номер Келли. Может быть, еще не поздно. В трубке были слышны гудки, длинные гудки...
На полу зашевелился Рейген. Слушая гудки в телефонной трубке, я не сводил с него глаз. Он грязно выругался сквозь зубы, взгляд его угрюмых темных глаз сделался диким, кровь сочилась из уголка рта.
— Сукин сын, — прошипел он. — Я убью тебя, убью тебя, ублюдок, я убью...
Но к тому времени я уже поспешно ретировался. Телефон еще продолжал гудеть, когда я швырнул его на стол, аппарат соскользнул со стола и упал на пол. Я вихрем пронесся по коридору и кинулся к своему «кадиллаку». Сейчас мои мысли были заняты исключительно Минком и Кэнди.
А потом тревога о Келли вытеснила все прочие мысли и чувства.
Головорезы одерживают верх над Драмом
Вашингтон, округ Колумбия, 20 ч. 00 мин., понедельник, 14 декабря
Таксопарк «Ветераны» находился в полуквартале от Нью-Джерси-авеню, рядом с крупным военно-морским оружейным заводом на Анакостиа-Ривер.
Я припарковал машину неподалеку от таксопарка и запер, поскольку это был неблагополучный район, со множеством притонов и забегаловок, неоновые вывески которых сулят радость и отдохновение усталым, ожесточенным людям, кочующим от пивнушки в пивнушку.
Диспетчер гаража восседал за неопрятным столом в стеклянном кубе конторы. Это был пухлый человек, лысый, как изношенная автомобильная шина. Он курил толстую сигару.
Если кислое выражение его лица и означало что-то, то можно было предположить, что особого удовольствия сигара ему не доставляет.
Когда я постучал в дверь, он кивком своей лысой головы пригласил меня войти.
— Минуточку, парень, — сказал он и снова повернулся к микрофону переговорного устройства: — Понял тебя, семерка. Отключаюсь. — Потом поднял глаза на меня. — Чем могу быть полезен?
— Я пытаюсь найти такси, которое подвозило пассажира из Национального аэропорта примерно в семь часов.
— Пытаетесь найти? Зачем?
— Это чрезвычайно важно.
Лысый кисло улыбнулся своей сигаре и положил ее на ободок большой медной пепельницы.
— Важно для вас или для нашей компании? — уточнил он.
— В такси остался багаж. Я приехал его забрать.
— Сегодня вечером в гараже не оставляли никакого багажа, парень. Заходи утречком, ладно?
— Я лучше подожду. Сколько было сегодня вызовов после обеда?
Диспетчер резко поднял глаза:
— Ты из полиции?
— Нет. А что?
— У меня нюх. Говоришь, словно полицейский.
— Я — частный детектив.
Это разожгло его любопытство. Он достал путевой лист и принялся водить по нему указательным пальцем, таким же толстым, как его сигара.
— Сегодня днем мы отправляли в аэропорт три машины. Две новые, с иголочки.
— Это такси не было новым.
— Значит, это четырехлетний «додж», а за рулем был Хэнк Кэмбриа.
— Он-то мне и нужен.
Лицо диспетчера приняло откровенно подозрительное выражение.
— Господи Иисусе, это просто смешно! — сказал он.
— В чем дело?
— Кэмбриа. Он не давал о себе знать уже полчаса или около того. — И заговорил в свой микрофон: — Диспетчер вызывает тринадцатый. Отбой. Диспетчер вызывает тринадцатый. Эй, просыпайся, Хэнк! — Он снова посмотрел на меня. — Забавно. Он не отвечает.
— Откуда он связывался с вами в последний раз? — спросил я.
— Дайте вспомнить... шесть пятьдесят четыре, аэропорт. Один пассажир. До «Статлера».
— У вас имеется домашний адрес Хэнка Кэмбриа?
— Конечно, где-то был.
Его взгляд становился самодовольным. Я положил на стол пятидолларовую бумажку. Она тотчас же исчезла в его руке.
— Норт-Кэпитол-стрит, номер 248, — сказал он.
Я уже собрался было идти, когда закудахтало его радио.
— Чарли, это Стэн, номер третий. У нас неприятности.
— Да ну?
— Машина на Маунт-Вернон-Мемориал-парквей. Там полиция.
— Ты стоишь? — пробубнил Чарли в микрофон.
— Не могу. У меня пассажир.
— Машина повреждена?
— Не думаю. Похоже, это четырехлетний «додж». Прямо к северу от железнодорожного моста, Чарли.
— Ладно. Я проверю.
— Такси Кэмбриа? — спросил я у Чарли.
— Угу. Если этот мерзавец попал там в аварию... — Он стремительно вскочил на ноги, открыл дверь и заорал: — Эй, Солли! Подмени меня, пожалуйста, ладно? Меня срочно вызывают.
Подошел высокий тощий парень в ветровке, жующий бутерброд.
— В такую ночку получишь массу удовольствия, — сказал он.
— Я вас подвезу, — предложил я Чарли.
— Подвезешь? Там должен быть какой-то чемодан.
Мы вместе вышли на улицу. Снег пошел сильнее.
Вскоре после того, как мы по мосту через Потомак выехали на Маунт-Вернон-Мемориал-парквей, я увидел мигалку полицейской машины, стоявшей у обочины рядом со злополучным такси. А за полицейской машиной — белую машину «Скорой помощи», припаркованную у обочины. В ста ярдах южнее этого места сквозь густой снег смутно виднелся железнодорожный мост — то самое место, где я догнал Очкарика и парня в шинели. Но их автомобиля уже не было.
Мы подъехали к полицейской машине и вышли.
— Валите отсюда, — велел нам дородный полицейский, — тут вам не спектакль.
— Таксопарк «Ветераны», — представился Чарли, протягивая удостоверение. — Что здесь произошло?
— Один из ваших шоферов разбился, мистер.
Двое других полицейских переговаривались между собой.
Один говорил:
— ...автомобиль как раз в этом месте. Видишь следы? И вот тут еще... — Он присел на корточки и показал: — Отсюда тягач начал их отбуксировывать.
— Разбился? — переспросил Чарли, тупо уставившись на полицейского. — Он сильно пострадал?
— Его забрали в «скорую». Он умирает, мистер.
— Господи Иисусе! Хэнк Кэмбриа! Я ведь разговаривал с ним сегодня днем.
Мы подошли к «скорой». Шофер как раз закрывал двойные задние дверцы. Санитар склонился над Хэнком Кэмбриа.
— ...клянусь Богом, мистер Аббамонте, — услышали мы голос Кэмбриа. — Я получу свои денежки...
— Успокойтесь, — вторил ему санитар.
— Дайте мне на него взглянуть, — попросил Чарли.
Шофер бросил взгляд на дородного полицейского, тот кивнул в знак согласия, и Чарли забрался в «скорую», но тут же поспешно вылез наружу.
— Видели его лицо? — повторял он снова и снова. — Вы видели его лицо, черт побери?! — Голос его стал похож на хриплое карканье.
Шофер закрыл дверцы и обошел «скорую», направляясь к кабине.
— Я могу отвезти такси в гараж? — спросил Чарли у дородного полицейского.
— Не сегодня. Сейчас его доставят в полицейский гараж на Александрии. Я дам вам расписку. У этого парня Кэмбриа были враги? Может, ему кто-то завидовал?
— Сотворить такое из зависти?
Полицейский вручил Чарли расписку, говоря:
— Полагаю, вам лучше уехать. Завтра мы пошлем своего человека в Вашингтон, чтобы он встретился с вашим управляющим.
— Из зависти? — повторил Чарли, а потом резко добавил: — Вот что я вам скажу... у этого разгильдяя были денежные затруднения.
— Какого рода?
— Ну, не знаю, ему нужны были деньги. Думаю, он играл на скачках. Он пару раз брал у меня взаймы.
— И намного Кэмбриа вас нагрел? — поинтересовался дородный полицейский.
— Всего на десятку.
— Но вы думаете, что у него были и другие долги?
Снег таял на лысой голове Чарли, и вода стекала по его лицу, словно слезы.
— Я слишком разболтался.
— Так вы считаете, у него были другие долги? — Ага. Догадываюсь.
— Вы догадываетесь или знаете наверняка?
Чарли вздохнул.
— Аббамонте, — сказал он. — Ростовщик из главной штаб-квартиры «Братства перевозчиков». Кэмбриа прежде работал дальнобойщиком, то есть перевозил грузы. — Он вдруг схватил полицейского за плащ. — Если только узнают, откуда эта информация, я окажусь на дне Потомака с камнем на шее.
— Успокойтесь и поезжайте домой. Мы сохраняем конфиденциальность.
«Скорая» стала медленно отъезжать. Мы с Чарли сели в мой автомобиль.
— Аббамонте, — сказал он. — Мне следует проверить, уж не свихнулся ли я.
Пока мы ехали по мосту через Потомак, Чарли молчал.
— Пожалуй, тебе не видать багажа, парень, — сказал он наконец.
— Похоже на то.
— Как я могу связаться с тобой на случай, если его не конфискуют?
— Никак. Я сам с вами свяжусь.
Я высадил Чарли у гаража. Снегопад усиливался, застилая ветровое стекло.
Дом номер 248 на Норт-Кэпитол-стрит оказался ветхим щитовым домиком, в котором размещались четыре квартиры — две наверху и две внизу. Хэнк Кэмбриа проживал в квартире на втором этаже в задней части дома.
На мой стук откликнулся женский голос:
— Ты опять забыл свой ключ, Хэнк? Почему ты не повесил его на кольцо вместе с ключами от машины, как я тебе говорила?
Она открыла дверь и, как только увидела меня, стала поспешно ее закрывать. Я вставил в дверь ногу.
— Что вам нужно, мистер? Хэнка еще нет дома.
Ее вопрос был весьма кстати. Однако Абакуса Аббамонте, акулу-ростовщика из «Национального братства грузоперевозчиков», я знал понаслышке. Если вы задолжали Аббамонте, ваш долг начинал расти с астрономической скоростью. Ростовщик Аббамонте взимал двадцать процентов за каждую неделю просрочки. В общем и целом получалось так, что долг в сотню за месяц оборачивался уже двумя.
Допустим, Хэнк Кэмбриа задолжал Аббамонте. Допустим, Кэмбриа пришел в отчаяние, потому что был не в состоянии вернуть ростовщику долг, и согласился в счет погашения долга выполнить какое-то поручение Аббамонте. А фактически — Майка Сэнда, который держал «Национальное братство грузоперевозчиков» в железном кулаке, словно рулевую баранку.
Например, помочь инсценировать похищение по неизвестным причинам. Разве что парень по имени Хольт собирался нарушить тем самым закон Галахада...
Таунсенд Хольт. Это имя прежде мне ничего не говорило, а поскольку имя это довольно распространенное, у меня не было оснований как-то связывать его с «Братством». Но теперь, с появлением на нашей арене Аббамонте, я не мог не усмотреть определенной связи. Дело в том, что человек по имени Таунсенд Хольт отвечал в «Национальном братстве грузоперевозчиков» за связи с общественностью. Сейчас Хольт стоял на ушах: его положение существенно осложнилось, и он едва удерживался на плаву, поскольку через неделю должны были начаться публичные слушания Хартселльской комиссии, которые не сулят ничего хорошего боссам «Братства» и их главарю Майку Сэнду.
— Хэнк еще не пришел домой, — повторила женщина.
— Позвольте войти, миссис Кэмбриа. Я хотел бы переговорить с вами.
Она нехотя впустила меня в квартиру, явно напуганная моим появлением. Это была чуть полноватая, но удивительно симпатичная женщина лет двадцати пяти. Длинные темные волосы, собранные на затылке в «конский хвост», широко расставленные темные глаза латинянки, сочные красные губы и щедрая фигура, угадываемая под дешевым цветастым домашним халатом. Она закрыла за мной дверь и постояла минуту, прислонившись к ней, словно в надежде справиться с овладевшим ею беспокойством.
Гостиная была маленькая и обставлена разнородной мебелью, купленной наверняка на распродаже подержанных вещей.
Я обвел взглядом изрядно продавленную софу, два массивных кресла с подлокотниками и засаленными спинками, пару исцарапанных журнальных столиков и телевизор старой модели с экраном размером с почтовую открытку. На экране под звуки приторной музыки мужчина разыгрывал в рамках приличия страстную сцену любви с хорошо одетой женщиной. Миссис Кэмбриа выключила телевизор, обрекая любовников кануть в электронную вечность.
— Послушайте, — сказала она прежде, чем я успел заговорить, — клянусь, Хэнку представилась возможность хорошо подзаработать. Так и передайте мистеру Аббамонте.
— С чего вы взяли, что меня послал к вам мистер Аббамонте?
— А разве нет?
Женщина посмотрела на мое распахнутое пальто, серый фланелевый костюм под ним, пристегнутый воротничок и галстук.
— У нас не бывает других гостей.
Я не стал ее разубеждать, хотя чувствовал себя неловко.
— Откуда мистеру Аббамонте знать, что Хэнку представилась такая возможность? Разве он не слышал этой песни раньше, как вы думаете?
— Так что же вы хотите от нас, мистер? Чтобы мы встали перед вами на колени? Хэнк получил постоянную работу, он работает таксистом. Он непременно заплатит. Неужели мы должны умолять вас, стоя на коленях?
— Есть другие способы, — сказал я, пытаясь вызвать ее на откровенность.
— Послушайте, я знаю, что Хэнк все еще не расплатился. Когда он работал на грузовике, то обычно занимал у мистера Аббамонте, чтобы заплатить профсоюзные взносы, возвращал долг и снова занимал... Но он не собирается... — От волнения ее голос стал хриплым и прерывистым.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Мари.
— Не думаете ли вы, Мари, что существуют какие-то другие формы расплаты?
Я хотел, чтобы она рассказала о сделке, на которую пошел ее муж с Аббамонте, но она истолковала мои слова превратно:
— Что вы хотите, мистер?