Роджер сказал гораздо спокойнее:
— Продолжайте.
— Подумал, что кто-то из ребятишек балуется, только и всего. И лишь после того, как миссис Гейл принесла жокейку и сказала, что она принадлежит Сиду Картрайту, я понял, что это означает.
— А что это означает?
Фолей открыл глаза.
— Мне тошно на вас смотреть, — сказал он чуть ли не по складам. — Обещаю вам довести до общего сведения, как вы со мной обращаетесь… Вы еще пожалеете, что не оказали мне своевременной помощи и…
— Что это означает? — чуть повысил голос Роджер.
— Вы знаете не хуже меня. Если была использована машина моей матери…
Он прижал обе руки к глазам.
— Господи, я так измучился, что просто не знаю, что и думать, Почему бы вам, для разнообразия, не поломать свою голову? Я — я живу на нервах вот уже целую неделю, прошлой ночью я практически совсем не спал, плохо соображаю, что я делаю.
— Это вы убили Сида Картрайта?
Фолей не сразу среагировал, просто опустил голову на землю. Теперь его лицо выглядело много спокойнее, как будто то немногое, что он сообщил Роджеру, сильно сократило его страхи. И заговорил он куда ровнее:
— Я никого не убивал и не похищал, Вест, и вы это знаете. Возможно, с моей стороны было безумием стараться избавиться от нашей машины, чтобы вы не могли сказать, что ее использовали, но я перепугался, заметив в ней пятна крови. Я их замывал, однако кое-что осталось. Когда вы к нам пришли, я решил, что любой ценой надо добиться того, чтобы вы не увидели «Остин». По-видимому, у меня началась паника.
— Откуда такое донкихотство?
— Я ей кое-чем обязан!
— Вашей матери?
— Разумеется, я имею в виду свою мать. Неужели вам надо все говорить целыми распространенными предложениями, да еще расставив знаки препинания?
— Не обязательно.
Роджер сунул руку в задний карман и достал фляжку с бренди, отвинтил крышечку и протянул Фолею:
— Глотните-ка.
Фолей, удивленный переменой в настроении суперинтенданта, послушно взял левой рукой фляжку, поднес ее ко рту и набрал полный рот обжигающей жидкости.
— Спасибо.
— Сигарету?
— Пожалуйста. Мои кончились.
Роджер дал ему сигарету и зажег ее.
— А теперь посвятим пяток минут тому, чтобы привести все в порядок, а потом уж займемся проблемой вашего подъема наверх, — заговорил Роджер. — Вы заметили, как из машины выбросили жокейку, и когда миссис Гейл принесла шапочку Сида Картрайта, решили, что это та самая шапочка? Так?
— Конечно. Это была та же самая шапочка.
— Очень может быть. Вы заподозрили, что машина вашей матери была использована для похищения Сида. Верно?
— Но ведь это же очевидно, не правда ли?
— Вы видели водителя?
— Нет.
— Мужчина или женщина?
— Я вообще не видел, кто сидел за рулем.
— Вы говорите, что ваш садовник часто пользуется машиной?
— Да, поэтому я и подумал, что это он везет своих племянников. Но когда я вернулся домой, то убедился, что это был не он… Все утро он возился в саду или в огороде. Так мне сказала горничная.
— Спасибо. У вас только один садовник?
— Вообще-то двое, но лишь один настоящий. Это Джордж Энзелл. Второй — его отец, однако этот уже не работник, его время миновало.
— Что это за дети его сестры?
— Если это важно, то Джордж Энзелл с отцом живут в коттедже вместе с овдовевшей сестрой Джорджа и ее ребятишками. Сестра работает приходящей горничной в Фолей-Холле.
— Где находится коттедж полковника Мэддена?
— Недалеко от огорода.
— Много ли крови было в машине? — резко спросил Роджер.
— Послушайте, Вест, вы уже заставили меня сказать вам больше, чем я собирался. Больше я ничего говорить не стану. Вы можете оставить меня здесь на всю ночь, если вам угодно, но ни одного лишнего слова вы из меня теперь не вытяните. Однако, на вашем месте я бы не оставлял меня здесь. В этих краях люди чтут и уважают нашу семью, они скорее поверят мне, чем вам. Если вы мне поможете, думаю, я сумею добраться до вершины.
Бренди его сильно подбодрило. Возможно, в этом отношении Роджер допустил ошибку, но, по его мнению, не было необходимости все выяснять до самого конца, тем более, что любое показание нужно было не только проверять, но и перепроверять много раз. История была правдоподобной, пятна крови являлись прямой уликой, но они же и усиливали опасение, что Сида Картрайта больше нет в живых.
Роджер осмотрелся, определяя, каким путем легче выбраться из этого котлована, потом нагнулся, обхватил Фолея двумя руками и помог ему подняться на ноги. Одно колено у Фолея отекло еще сильнее, и надеть на ногу ботинок больше не представлялось возможным. Роджер завязал шнурки и повесил его себе на шею. Фолей оперся левой рукой ему о плечо, и они пустились в обратный путь, хотя и страшно медленно. Но когда они добрались до веревки и оба ухватились за нее, их задача сразу заметно облегчилась. Однако, скорость восхождения заставляла желать лучшего. До верха они поднимались минут 30, еще 10 минут ушло на то, чтобы подойти к первому выступу и к подножью холма, где лежал перевернутый «Остин».
Тишину нарушало их тяжелое дыхание, пение птиц и стрекотание кузнечиков. Остановившись, чтобы отдышаться, Роджер услышал какое-то непонятное гудение, но не стал над этим задумываться. Опять самолет, скорее всего. У него самого с лица катился пот, что касается Фолея, то тому пришлось не сладко. Он был вынужден касаться земли поврежденной ногой, что, видимо, было очень болезненно. Чтобы уменьшить на нее нагрузку, он буквально висел на Роджере, который не мог дождаться конца подъема.
— Что это за шум? — спросил он внезапно.
— Гудение какое-то?
— Да.
— Я сам удивляюсь.
— Похоже на пожар.
— В это время года у вас бывают вересковые пожары?
— Весной было много дождей, так что не должно бы быть…
Роджер поднял голову, прислушался и уверенно сказал:
— И все же это пожар.
Теперь над их головами проплывали клубы черного дыма. Роджер на минуту почувствовал панический страх городского жителя перед этим стихийным бедствием, особенно потому, что он не знал ни размеров, ни свирепости пожаров на вересковых пустошах. Когда он спускался, нигде не было заметно дыма.
Пусть будут прокляты всякие пожары! Он бросил через плечо:
— Отдохните здесь!
И опустил Фолея на землю, потом как можно быстрее стал взбираться на холм, преодолевая большую часть пути на четвереньках. При этом все время смотрел в сторону источника дыма. Сейчас он уже прекрасно различал запах. Горел вовсе не вереск, потому что в воздухе ощущался бензин.
Вот и выступ. Он заглянул поверх его. «Остин» представлял собой пылающую массу, над которой клубился черный, густой дым, постепенно вытягивающийся по ветру узкой темной полосой. Далеко отсюда, возле края холма, виднелся одинокий всадник на лошади, но отсюда нельзя было даже определить, был ли это мужчина или женщина. Он уже был близок к вершине перевала и через пару секунд скрылся за ним.
Роджер даже отсюда чувствовал нестерпимый жар и понимал, что он не в силах справиться с огнем.
Кто еще мог желать уничтожить те улики, которые представлял собой старый «Остин"?
Леди Фолей?
Когда он наблюдал за тем, как пылает машина, Роджер испытывал неизвестное ему доселе чувство напряжения. Казалось, ему поручено было предельно простое дело, изобилующее массой свидетельских показаний и почти с уже готовым решением. Оно оказалось более интересным, чем он опасался, благодаря обстановке и людям, причастным к нему. Исчезновение сына убитого предельно усложняло его, вынуждая Роджера признать, что преступник отличается особой безжалостностью и неразборчивостью в выборе средств. Вот именно, безжалостностью. Этот эпитет снова пришел на ум Роджеру, когда он смотрел, как огонь безнадежно уничтожает машину, а вместе с ней и пятна крови, которые теперь уже не могут считаться «вещественными доказательствами», ибо их происхождение можно будет объяснить десятками самых невинных обстоятельств.
Не говоря уже о том, что лишь он один может утверждать, что таковые существовали. Для суда это ничто.
Фолей крикнул:
— Что это?
— Кто-то закончил вашу работу, — грубо ответил Роджер и повернул назад.
— Что вы имеете в виду?
— Горит машина.
— Вы хотите сказать, что ее кто-то поджег?
У Фолея заблестели глаза.
— Совершенно верно.
— Но — но это же невозможно? Скорее всего это… это пожар замедленного действия.
— Впервые слышу о таком. Баки с бензином сами по себе не взрываются, утечки горючего тоже не было… Кто же, как вы считаете, мог уничтожить «Остин»?
— Меня спрашивать бессмысленно.
— А я спрашиваю именно вас, и не начинайте снова крутить-финтить!
— Я уже вас предупреждал, что вы больше не услышите от меня ни единого слова. Так оно и будет.
Однако Роджер ясно видел, что у Фолея был совершенно озадаченный вид.
Ничего не оставалось, как продолжить дальнейшее восхождение. Вскоре Фолей будет вообще в состоянии передвигаться более самостоятельно.
Поддерживая Лайонела, Роджер продолжал видеть перед глазами желто-оранжевые языки пламени и одинокого всадника или всадницу на горизонте. Но все это перекрывалось фактом беспрецедентной безжалостности преступника. А это было особенно жутко, потому что Сид Картрайт все еще не найден.
Знал ли Фолей, где он находится? Был ли Сид еще жив? Весьма сомнительно.
Они перевалили через край первого барьера. Теперь пламя было куда ниже да и дым порассеялся, но когда они приблизилась к раскаленным остаткам металлического корпуса «Остина», ветер пахнул на них нестерпимым жаром.
Они обогнули пожарище по дуге и начали второй этап восхождения. Когда они миновали машину, вдали показались два всадника, потом еще несколько. Все они направляли своих коней к горящей машине.
Впереди находилась Дафния Гейл, за ней Дженкинс. В тяжеловесном неуклюжем человеке Роджер узнал полковника Мэддена, чьи фотографии часто появлялись на страницах спортивных еженедельников. Но всех их опережала леди Фолей. На ней были надеты темно-коричневые бриджи для верховой езды, жокейская шапочка чуть сдвинута набок, можно было сказать, что эта женщина создана для конноспортивных соревнований.
Она взглянула на огонь, потом на сына.
Дафния Гейл испуганно спросила:
— Ведь Сида не было в этой машине, нет?
— Нет, — успокоил ее Роджер, но сердце у него болезненно сжалось при мысли, что могли означать следы крови на обшивке сгоревшей машины.
И тут же деловито осведомился:
— Вы все ехали вместе?
— Нет, — ответил полковник Мэдден, — мы прискакали с миссис Гейл и ее сестрой. Увидели дым и завернули сюда. Леди Фолей прибыла из дома. Верно я говорю, Марта?
Выходит, что леди Фолей могла быть этой одинокой всадницей.
ГЛАВА 10
РАЗНЫЕ СООБРАЖЕНИЯ
Если даже кто-то из них и понял важность вопроса Роджера, вслух ничего не было сказано, но те взгляды, которыми обменялись леди Фолей и Дафния Гейл, были явно враждебными. Причем, жене тренера было гораздо труднее скрывать свои чувства, чем более старой женщине.
Леди Фолей спросила:
— Ты сильно повредил себе ногу, Лайонел?
— Вывихнул колено, оно раздулось, как шар. Все будет в порядке, когда мне поставят хороший компресс.
— Нужно непременно сделать рентген, — вмешался Роджер. — Это можно будет устроить, как только мы отвезем его в Арнткотт.
Дженкинс уже стоял возле Лайонела, а с другой стороны — второй конюх. Вдвоем им удалось без труда поднять и усадить молодого человека в седло. Конюх сел сзади на круп лошади. Роджер мог ехать с Дженкинсом или идти пешком, однако время было гораздо дороже, чем соображения ущемленного самолюбия. Седло оказалось на редкость удобным. Прошло уже пять лет с тех пор, как он последний раз ездил верхом, во время торжественной процессии в Лондоне, ну и конечно же ему ни разу не приходилось подниматься на лошади по крутому холму. Но с опытным Дженкинсом позади себя Роджер ничего не боялся, а усталость давала себя знать, так что он был счастлив, что ему не надо идти самому.
Вскоре они были на вершине. Там собралось еще три-четыре человека на лошадях, все они глазели на обгоревшие останки машины. Роджер обрадовался, увидев среди них Снелла, стоящего подле мотороллера «Веспа».
— Не могу ли я чем-то помочь, сэр? — спросил он прежде всего.
«Сэр» было сказано ради леди Фолей.
— Да, инспектор. Я пришлю сюда людей, как только мне удастся это сделать. Пока же я не хочу, чтобы кто-нибудь спускался к машине и вообще близко подходил к этой гряде. Мне необходимо снять отпечатки лошадиных подков, так чтобы точно выяснить, кто приближался к машине и…
Леди Фолей впервые заулыбалась, Фолей откровенно издевался, Дафния Гейл махнула рукой, показывая, что она готова была услышать какие угодно глупости, но на такой идиотизм никак не рассчитывала. И только инспектор Снелл сохранял совершенно серьезное выражение лица, его глаза внимательно глядели на старшего офицера.
— Весьма сомнительно, что удастся найти много следов на траве, сэр.
— Вблизи машины имеются обнаженные участки грунта, кроме того, есть еще тропа, — холодно отрезал Роджер. — Одного следа нам будет вполне достаточно, чтобы установить личность интересующего нас человека. Посадите мистера Фолея на заднее сидение моей машины. И, повторяю, проследите за тем, чтобы никто не спускался вниз.
— Слушаюсь, сэр.
Снелл говорил с требуемым почтением. Он умел работать на публику.
Леди Фолей продолжала слегка улыбаться, но Дафния Гейл взглянула на Роджера с возросшим интересом. Она все время была невероятно напряжена, и Роджер подумал, что ее настроение и мозг были такими же хрупкими, как тот фарфор, из которого она казалась сделанной. Ему очень хотелось с ней поговорить и узнать причину откровенной враждебности «изящной статуэтки» к леди Фолей. Однако существовали другие, куда более важные проблемы. Всегда было так: наступал момент, когда необходимо одновременно заниматься десятком всяческих дел. Внутри него как будто бы что-то сидело и понукало действовать, торопило, подгоняло, не давало покоя. Сейчас причина всех его переживаний был исчезнувший Сид Картрайт.
Дженкинс усадил Лайонела Фолея в машину. Тот забился в самый угол, вытянул ноги и вообще ни на кого не смотрел. Его мать не спускала с него глаз, очевидно, не понимая поведения сына.
Роджер обошел кругом, сел за руль машины. Наступила странная тишина, когда он отъехал. Сам он почему-то думал о том, где находится сестра миссис Гейл — Кэтлин и как ее фамилия, он почему-то ее не запомнил. Последнее его раздражало.
Он медленно ехал по неровной местности, отлично понимая, как болезненно переносит ухабы Лайонел Фолей. В зеркальце ему было видно лицо молодого человека с поджатыми губами, как будто боль в колене была совершенно нестерпимой. Он сидел, откинувшись на подушки, глаза его были закрыты и было очень трудно определить, о чем он думает.
Роджер резко спросил:
— Вы ведь абсолютно уверены, что ваша мать причастна к данному делу, не так ли?
Фолей не ответил.
— Верно я говорю?
— Единственное, в чем я действительно уверен, что я не желаю больше произносить ни одного слова, пока не услышу совета адвоката. Разве в этой мере предосторожности есть что-то противозаконное?
Роджер ответил все так же резко:
— Масса недомыслия, а противозакония и правда нет. Вам никогда не случалось задумываться над тем, какого рода работу приходится выполнять нам, полицейским? Мы можем вызвать любого эксперта. Можем получить наиболее квалифицированные советы относительно лошадей и верховой езды, мы можем запрудить эти места нашими сотрудниками, которые станут расспрашивать всех подряд, выясняя мельчайшие подробности. Мы намерены выяснить, кто вел эту машину сегодня утром, и для этого не остановимся перед тем, чтобы допросить всех жителей деревни, а то и нескольких деревень — до самого Ридинга, пока не наткнемся на такого человека, который даст нам необходимые сведения. Мы можем объявить о данном деле по радио, возможно, по телевидению, стоит только сказать одно слово. Более того, мы непременно зададим всем вопрос, кто мог сидеть за рулем вашего «Остина», и девять человек из десяти ответят, что во всем виновата леди Фолей.