- Милочка, ты была чудесна! А я?..
- Милочка, ты...
- Милочка...
* 3 *
В кабинете Рональд и Дэвид Стреттоны припали наконец к такой нужной для каждого из них вещи, как шерри.
- Ну, будем, Дэвид!
- Будем!
- Слава богу, все позади.
- Да.
- Ты как, ничего?
- Порядок.
- Сад растет замечательно?
- Не то слово.
- Ну, слава тебе господи, все устроилось. И главное, что это несомненное самоубийство - после всего.
- После всего?
- По-моему, у Шерингэма была как-то безумная идея, что это сделал ты.
- Что сделал?
- Ину удавил. Я все думал - догадываешься ты или нет?
- Так вот он к чему гнул. А я-то не мог понять.
- Он прямо наизнанку выворачивался ради благородного дела - спасти тебя от виселицы.
- Что делает ему честь - если он правда так считал.
- Хотя идея дурацкая.
- Ну, не знаю. Я-то часто подумывал о чем-нибудь таком. Но у меня бы просто пороху не хватило.
- Что ж, она сама избавила тебя от хлопот. Что, повторим?
- С удовольствием!
- Ну, будем!
- Еще как будем!
* 4 *
В саду мистер Уильямсон сражался с этической проблемой. Можно ли считать лжесвидетельством, если человек присягает, причем не кривя душой, в том, о чем ему напомнили другие и чего сам он ну совершенно не помнит.
Или все-таки нельзя?
Мистера Уильямсона это беспокоило не на шутку.
* 5 *
У себя в аптечной комнате доктор Чалмерс снял с полки бутыль с раствором хлороформа и отлил в пузырек. Совсем некстати получилось - коронер промариновал их всех почти весь рабочий день, да еще его фармацевт слег с сильной простудой; все это здорово выбило доктора из графика.
Ладно, дознание прошло вполне гладко. Доктор Чалмерс никогда в этом и не сомневался, но все равно приятно, что все уже позади.
Освидетельствование оказалось штукой на редкость неприятной, но тут уж ничего не попишешь.
Что ж, отличная работа, и выполнена как следует. Доктор Чалмерс ни на мгновение не сожалел о содеянном. Только несколько удивился, что его ни единого раза не терзали ни совесть, ни тревога. Он-то считал раньше, что убийц тянет на место преступления, что они вздрагивают, стоит к ним обратиться. А доктор Чалмерс, наоборот, был очень доволен собой; он никогда бы прежде не подумал, что способен на такой необыкновенный поступок, и находил некоторое удовлетворение в том, что, оказывается, способен.
Но ведь риска-то не было ни малейшего.
Он завинтил бутыль с хлороформом и поставил ее на место, заткнул пробкой пузырек, налепив этикетку, и аккуратно завернул его в чистую белую бумагу.
- Фил!- донесся страдальческий голос из глубины коридора.
- А?
- Ты что, за стол сегодня вообще не сядешь?
- Иду, дорогая моя.
И доктор Чалмерс уселся за стол и съел свой ленч с огромным аппетитом.
Доктор Чалмерс не был чересчур впечатлительным человеком.
* 6 *
В половине седьмого вечера Майк Армстронг появился в крохотной гостиной крохотной квартирки Марго Стреттон в Блумсбери.
- Здравствуй, милый!- с чувством приветствовала его Марго.
- Здравствуй.
- Как день прошел?
- Да неплохо. Вот, принес вечернюю газету, там заметочка про Ину и дознание.
- Ой! Дай-ка сюда. Где?
Майк Армстронг ткнул пальцем в заметку. Марго поспешно пробежала ее глазами.
- "Самоубийство в результате временного помешательства". Ну, все правильно,- произнесла она со вздохом облегчения.
- Кроме слова "временного".
- Это точно.
Уронив газету на колени, Марго устремила взгляд на жениха.
- Значит, на этом точка?
- Ну да.
- Их это вполне удовлетворило? Я хотела сказать - они не сомневаются, что это было самоубийство?
- Ну, очевидно.
- Ты уверен, что больше никаких дознаний не будет?
- Думаю, не будет. А с какой стати их устраивать?
Вместо ответа Марго сообщила:
- Милый, я тебе не говорила, но я чуть не умерла, когда вчера вечером сюда заявился тот мужчина.
- Кто, этот парень, инспектор? А что? Ведь он сказал, что это обычная процедура. Они обязаны опросить всех, кто там был.
- Знаю. Но я испугалась, что он заставит меня сегодня давать показания.
- Да, но твои показания не дали бы ничего нового - всё уже рассказали остальные свидетели.
- Неужели всё?
- Ты о чем, милая?
- Милый, если я не откроюсь кому-нибудь, я просто лопну. Ты можешь хранить тайны?
- Надеюсь.
- Да, я знаю, ты падежный. Слушай - Ина на самом деле не совершала самоубийства.
- Что?
- Понимаешь, я это точно знаю.
- Откуда?
- Можешь поклясться, что не скажешь ни словечка ни единой душе?
- Клянусь!
- Слушай - Фил Чалмерс пытался ее убить!
- Что?!!
- Я случайно узнала.
- Как? Почему?
- Потому что она собиралась стукнуть королевскому адвокату насчет Рональда с Агатой и потому что она устроила Дэвиду сущий ад.
- Но ты-то, милая, ты-то откуда все это знаешь?
- Милый, сейчас все расскажу. Помнишь, я пошла тебя искать - как раз перед тем, как Чалмерс уехал? Так вот, я пошла на крышу.
- Да?
- Милый, но ты обещаешь молчать об этом?
- Конечно!
- Значит, так, я стою в дверях и окликаю тебя. Сперва мне показалось, что там никого нет. А потом слышу, кто-то зовет "Марго!" таким сдавленным голосом. Я смотрю по сторонам - никого. И вдруг вижу Ину. Сначало-то я не узнала ее, но это была Ина. И знаешь, дорогой, где она была?
- Не могу себе представить!
- Дорогой! Она висела на веревке! Правда! На веревке!
- Что?- недоверчиво переспросил Майк.- Девочка моя, если бы она висела на веревке, то не смогла бы говорить!
- Но она висела не за шею! Она уцепилась руками за веревку над головой и подтянулась, чтобы ослабить петлю. Она болталась на этой самой веревке дорогой, это, наверное, звучит ужасно. Но она правда болталась - качаясь, как мартышка на лиане.
- О господи!
- Я, конечно, бросилась к ней, но она крикнула мне, таким же придушенным голосом, принести кресло. Я оглянулась, вижу - кресло валяется у самой двери, взяла его и поставила ей под ноги, и она на него встала.
- Да разрази меня господь!
- Вот почему я чуть не умерла, когда приходил тот мужчина. Я думала, кто-нибудь вспомнит, что она сумела подтянуться на стропило в гостиной, и сообразит, что она могла точно так же подтянуться и по веревке. Но к счастью, никто об этом не вспомнил.
- О господи. Ну, и что же произошло?
- Значит, стоит она на кресле, все еще с петлей на шее, и дышит, дышит тяжело. Отдышалась - и как понесла!
- Понесла?
- Дорогой мой, она была прямо черная. В смысле, от злости. Наверное, и перепугалась тоже, но злости было явно больше. Какие вещи она обещала устроить! Оказывается, мы все виноваты - Рональд, Дэвид, Агата, Силия, это не считая Фила. Она, видимо, решила, что мы тайно сговорились ее убить, и послали на это дело Фила. В общем, она собиралась тут же вызвать полицию, сдать Фила по обвинению в попытке убийства и не дать Рональду с Агатой пожениться, а Дэвиду устроить такое, чтобы он пожалел, что на свет родился (думаю, он, бедняга, только этим и занимается с первого дня своей женитьбы!), и бог знает что еще!
Знаешь, милый, в каком-то смысле это было даже забавно, хотя сама она, конечно, этого не сознавала,- представляешь, стоит и грозит всех предать огню и мечу, а у самой петля на шее! Она была в таком бешенстве, что даже не потрудилась ее снять, только чуточку ослабила, а может, решила, что так оно будет эффектнее. Понимаешь, эдакий агнец на закланье!
- Но как она не задохнулась еще прежде, чем успела ухватиться за веревку?
- Ну понимаешь, веревка была довольно толстая и грубая. Она что-то даже сказала об этом - что если б ее деверь не просчитался и не взял такую толстую веревку, то петля затянулась бы быстрее и ее бы уже не было в живых.
- Ну, а дальше?
- Ну, постояла я там какое-то время и уже стала жалеть, что я вообще туда поднялась. Знаешь, Дэвид мне немножко поплакался, пока играли в шарады, а я, прости господи, и раньше ненавидела эту женщину за все, что она мне устроила. К тому же мне так хотелось, чтобы и у Рональда все хорошо сложилось - а у него все сложилось бы прекрасно, если бы я сразу ушла с крыши вместо того, чтобы подтаскивать ей кресло. Она сама сказала, что еще полминуты - и все, она бы не выдержала.
- И?..
- И тут я перебила ее и сказала, что она несет чепуху. Фил никогда бы такого не сделал. Это ее еще больше взбесило, и она сказала, что Фил еще как это сделал! Он с ней говорил и подзадоривал, чтобы она влезла на кресло и сунула голову в петлю, а когда она это сделала, просто взял и вытащил кресло из-под ног; и теперь она позвонит в полицию и обвинит его в попытке убийства, и все тут. И...
- Да?
Марго колебалась.
- Мне нравится Фил, а тебе?
- Да, он славный мужик.
- Да. И... Милый, ты ведь меня все равно будешь любить, что бы я ни сделала, правда?
- Само собой.
- Точно не разлюбишь?
- Железно. Так что же ты сделала?
Марго кашлянула чуть укоризненно.
- Понимаешь, милый,- просто сказала она,- я снова вытащила кресло.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА: "Попрыгунья"
Книга начинается со сцены, достойной пера Джона Диксона Карра, а заодно подсказывающей читателю, что дело обстоит не совсем так, как это кажется на первый взгляд. Роман и правда причудливо соединяет в себе смешное и ужасное, простое и нелепое. Постепенно раскрываемый образ Ины Стреттон - не только реалистичное изображение переходящего за рамки нормального эксгибиционизма. Он делает повествование чем-то большим, чем просто детективное приключение. Исподволь книга поднимает проблему о социопатах и о том, как один безответственный человек может безнаказанно терзать большой коллектив из (у нас нет оснований полагать иначе) вполне приличных людей. Психологическая убедительность происходящего и пассивная реакция доктора Чалмерса укладываются в неоднозначную общую картину, заслуживающую, возможно, более серьезного подхода, чем последующие суетливые старания Шерингэма.
В массе разговоров, составляющих вторую часть романа, проступает цепочка нелепостей и случайностей, являющая собой юмористическую канву произведения. Шерингэм носится от одного свидетеля к другому, как настоящая ищейка. В качестве некоей компенсации читатель видит, как ему приходят в голову правильные идеи (его образ мышления раскрыт как никогда обстоятельно), но в целом его менее опытные в вопросах следствия друзья оказываются мудрее его в житейском плане. Мимоходом следует отметить, что такие обстоятельства, как положение кресла и наличие на нем отпечатков пальцев, должны были быть куда более очевидными для сведущих в криминалистике людей, так что, опять же, лидерская роль Шерингэма кажется ненужной и нелепой. Недаром некоторые критики отмечали его удивительную неэффективность по сравнению с другими детективами того времени. Получается, что даже желание полицейских снять отпечатки с кресла оказывается непредугаданным.
Помимо прочих сюрпризов, в конце романа читателю будет дана возможность посмеяться и над самим мистером Шерингэмом, и поделом - его необычная смесь из самовозвышения и боязливого отношения к собственным успехам начинает потихоньку склоняться к манию величия. На протяжении романа он неоднократно отзывается о себе как о Великом Сыщике и усиленно пытается разыграть партию так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. За это автор позволяет Колину Николсону то продемонстрировать ему недостатки его мышления, то просто в открытую поиздеваться над ним.
Сунув голову в петлю по собственной инициативе, а точнее, от невозможности оставаться в стороне от событий, Шерингэм по ходу развития сюжета все меньше думает о защите преступника и все больше - о том, чтобы не потерять доверие Скотленд-Ярда. Его эгоистичное желание исполняется, а вот читатель так и остается в недоумении, как оценить то, что произошло, кто и в чем прав, либо не прав. Ведь подобная концовка может удовлетворить только англичан с их культом "офицера и джентльмена". Очередная игра Шерингэма прошла в стиле "аристократия начинает и выигрывает", хотя, конечно, полицейским все же удалось заставить поволноваться всех участников драмы. Пусть увлекательные и смешные, трюки тем не менее начинают подменять собой детективный сюжет и социальную подоплеку детективного жанра вообще.
Вышел в Англии в 1933 году.
Перевод выполнен Е. Чевкиной специально для настоящего издания и публикуется впервые.
А. Астапенков