Несовершеннолетняя девочка пришла на дискотеку в модный бар «Кубик Рубика», а когда собиралась уходить, ее галантно предложил подвезти домой посетитель бара. Она доверчиво села к нему в машину, по дороге он предложил заехать к его другу, послушать музыку. Девочке некуда было деваться в незнакомом районе, поздно вечером. Она согласилась подняться в квартиру, а оказалось, что там жил не друг, а сам злодей, который до утра зверски насиловал дурочку, ночью она даже пыталась вскрыть себе вены, но он отобрал бритву и продолжал гнусности. Утром ей удалось сбежать от него, она добрела до первого попавшегося отделения милиции и заявила о том, что ее изнасиловали. Доблестные сотрудники отделения устроили засаду на лестнице и к концу дня повязали злодея в момент, когда он шел к себе домой с очередной жертвой в розовых брючках. Объяснять что-либо дежурному следователю он гордо отказался.
Я уже собиралась в изолятор, когда в кабинет заглянула моя наставница и, услышав о моих планах, посоветовала мне не торопиться с выводами: «Все может повернуться как раз наоборот, девица окажется оторвой, а злодей – невинно оболганным, так что не предъявляй сразу обвинения, сначала разберись как следует».
Вызванная в прокуратуру потерпевшая по имени Юля подтвердила мне, что все написанное в деле – святая правда, и добавила, что задержанный – грязный насильник, пусть он будет строго наказан. Я предупредила ее, что предстоит очная ставка с грязным насильником, и мы пошли в РУВД.
Как хорошо, что на свете есть мудрые и опытные наставники! В изоляторе временного содержания мне привели на допрос весьма приличного мужчину. То, что он приличный, и то, что он не является сексуальным маньяком, было видно даже вопреки почти полному отсутствию одежды (рубашку и брюки снял дежурный следователь для экспертизы, и его переодели в какие-то старые тренировочные штаны).
Мужчина находился в состоянии «грогги». Ему было тридцать пять лет, он не был женат, жил один и только что защитил кандидатскую диссертацию, над которой работал пять лет, как средневековый затворник, не поднимая головы. Естественно, что после пятилетних каторжных трудов он смог позволить себе немного расслабиться. Пару раз вечерами он заходил в модное заведение, где в холле бил фонтан и стоял огромный сверкающий кубик Рубика. Видя, что он один, в тот злополучный вечер к нему подошел официант и предложил девочку. «Сколько?» – спросил научный работник. «Пятнадцать мне, а с ней договаривайся отдельно». «Годится», и официант, получив деньги, показал ему на девушку, скромно стоявшую у входа. Марат подошел к ней и пригласил сесть в машину. Девушка охотно приняла приглашение, обмолвившись только, что она живет с мамой и ей до двенадцати ночи желательно быть дома. Они поехали к Марату; под легкую музыку была ночь любви, причем такой изощренной, что Марат стал подумывать о том, как бы продолжить знакомство. Посреди ночи, утомленный ласками, он пошел в туалет и в коридоре увидел сумку гостьи, из которой торчал ее паспорт. Он вытащил его из сумки и полюбопытствовал. То, что он увидел, заставило его законопослушную натуру содрогнуться: «ночной бабочке» едва исполнилось шестнадцать лет! Следующая находка обрадовала его еще меньше: в паспорт был вложен больничный лист, из которого явствовало, что девушка лечится от гонореи.
Марат вернулся в комнату и учинил подружке допрос с пристрастием. Она оправдывалась, что гонореи у нее нет, просто было подозрение на болезнь и ей делали «провокацию»: серию из трех уколов, которые, если заболевание имеет место, провоцируют его обострение, чтобы можно было диагносцировать и лечить. Он все равно устроил ей скандал, кричал, что она ввела его в заблуждение относительно возраста, если бы он знал, что она несовершеннолетняя, он бы и пальцем к ней не притронулся, а уж про гонорею и говорить нечего. Он довел девушку до истерики, и она демонстративно схватила бритву и несколько раз полоснула себя по руке (позже судебные медики квалифицируют это как три поверхностные царапины). Отняв у нее бритву, он стал ее утешать, но все равно сказал, что утром он отвезет ее в больницу и не успокоится, пока ему не скажут, больна она или нет.
Утром они поехали завтракать в «Пулковскую», а перед поездкой в больницу она заупрямилась. Он пригрозил рассказать все ее маме, и она сбежала, но вопреки его ожиданиям, не домой, а в ближайшее отделение милиции, где заявила о том, что ее зверски изнасиловали. Марату такое и в голову не могло прийти, поэтому вечером он спокойно отправился в хорошо знакомый бар, снял там другую девушку, и, когда открывал дверь квартиры, его на глазах у всего дома с грохотом и пиханием под ребра табельных «пээмов» заковали в наручники и торжественно повели в руки правосудия.
В общем и целом, его версия событий вызывала доверие. Опер из отделения, принимавший заявление об изнасиловании от Юли, мне потом рассказывал, что после того, как формальности были закончены, он по просьбе заявительницы угостил ее сигареткой, и пока они курили, сочувственно спросил девушку, деликатно выбирая выражения: «Скажи, а он у тебя первый?» В ответ небесное создание выдохнуло ему в лицо сигаретный дым и пропело: «Да ты что, дядя, у кого ж теперь в шестнадцать лет первый?» (Кстати, такое повторялось сплошь и рядом. За пару дней до этого я была вызвана на происшествие – изнасилование. Увидела в отделении худенькую и бледную четырнадцатилетнюю потерпевшую, похожую на воробышка. Она рассказала, как трое здоровых парней затащили ее в квартиру одного из них и несколько дней насиловали, а завершила рассказ словами: «Я в принципе-то не возражала, просто мне после аборта нельзя, я им говорила об этом, а они все равно...»)
Марат трясся от холода и от страха и все время спрашивал меня, что же ему теперь делать? В тот день, когда я пришла его допрашивать, ему надо было оформлять документы на командировку в Чехословакию; естественно, его начальство было не в восторге от того, что вместо оформления документов он просиживает штаны в кутузке. Кроме того, он с ужасом представлял себе, что скажут обо всей этой ситуации его родители, и к концу допроса у него появилась спасительная мысль: а что, если он женится на этой Юле?
Я вышла из камеры в коридор, где сидела Юля, и не успела еще и рта открыть, чтобы пригласить ее на очную ставку, как Юля задала мне неожиданный вопрос: работают ли по субботам исполкомы? Я недоуменно спросила, зачем ей это? «Получить разрешение на брак – я ведь несовершеннолетняя». – «С грязным насильником?!» – не удержавшись, уточнила я. «Ну, все было немножко не так, как я рассказала...» – замялась Юля. Тут уж у меня отпали последние сомнения в искренности Марата. Я вернулась в камеру и написала постановление об освобождении Марата из ИВС.
Однако надо было проверить показания Марата в части своднической деятельности бармена из «Кубика Рубика». Только по молодости лет мне могла прийти сумасбродная идея – смоделировать в баре ту же ситуацию с участием Марата, и если бармен снова предложит Марату девочку, взять его с поличным на сводничестве и заодно добиться от него показаний о том, что Юля в тот вечер не случайно забрела в бар, а является постоянной его посетительницей. (Господи, мне бы сейчас те мои проблемы! Переться на край света в выходной день, для того чтобы прекратить очевидное дело...)
Мы обсудили предстоящую операцию с уголовным розыском отделения, я сказала Марату, куда ему надо будет прийти на следующий день и что делать. Марат горячо согласился. Он был в таком состоянии, что, думаю, согласился бы с риском для жизни внедриться в сицилийскую мафию, лишь бы оказаться подальше от Юли, камеры и уголовного дела.
Юлю я тоже предупредила, что ей надо на следующий день прийти не в исполком за разрешением на брак, а в отделение милиции для проведения следственных действий (на случай, если все пройдет успешно, бармен расколется и надо будет проводить между ним и ней очную ставку), и отправила домой.
Пока я утрясала все формальности, оказалось, что уже первый час ночи. Юля ушла уже давно, Марат был отпущен час назад. Меня любезно согласился подвезти до дому на своей машине знакомый помдеж. Когда мы с ним вышли из РУВД, из-за угла, опасливо оглядываясь, ко мне подкрался... Марат. Я удивилась: «Господи, что вы здесь делаете?» – «Елена Валентиновна, – умоляюще залепетал он, – пожалуйста, увезите меня отсюда с собой!» – «Куда?!» – «Хоть куда-нибудь, хоть за угол, но только, можно, я уеду с вами?» При этом у него не попадал зуб на зуб. «Да в чем дело?!»
Наконец Марат рассказал, что когда он вышел из милиции, к нему подскочила терпеливо ожидавшая его Юля. Она бросилась ему на шею и как ни в чем не бывало предложила: «Поехали к тебе!» У него же еще слишком были свежи воспоминания о камере с бомжами, в которой он оказался по ее милости, но он нашел в себе силы не стукнуть ее, а, с трудом освободясь от ее объятий, вежливо намекнул, что уже поздно и что ее ждет мама, а сам попытался тихо улизнуть. Юля, однако, настаивала и шла за ним как приклеенная.
Обернувшись, я действительно увидела маячившую в отдалении Юлю. Я подошла к ней и спросила, почему она еще не дома? Юля откровенно сказала мне, что она хочет к Марату. У меня все это не укладывалось в голове. Увидев, что Марат воспользовался тем, что Юля отвлеклась на меня, и сбежал, я не стала воспитывать «потерпевшую» и тоже уехала.
На следующий день Юля в отделение не явилась. Мы выдвинулись в «Кубик Рубика» согласно плану: первым должен был войти Марат, через полчаса должны были появиться мы, пронаблюдать, как бармен сведет Марата с девочкой, привезти бармена в отделение и получить от него показания. И тут в первый и последний раз я нарушила золотое правило – следователю ни в коем случае не лезть в оперативные мероприятия. Мудрые и опытные опера советовали мне сидеть в отделении и ждать, когда они привезут мне бармена, но я непременно хотела быть в гуще событий. Опера не стали со мной спорить и просто махнули рукой.
Мы подъехали к домам за баром – ближе не могли, поскольку нам выделили дежурную машину с «мигалкой» и синей полосой, выпустили из машины Марата, выждали полчаса и подошли к бару. Нас встретили запертые двери, на которых висела табличка: «Бар закрыт, проводится мероприятие». Через сорок минут мы правдами и неправдами прорвались в бар. Там происходило празднование дня рождения богатого сирийца. Оказавшись в баре, я сразу поняла, почему мне надо было оставаться в отделении. Бар был наводнен юными и сказочно прекрасными валютными проститутками, разодетыми, как принцессы, в шелка и шифоны. Я в своем строгом костюме, надетом для проведения допроса, и с постным выражением лица смотрелась как бельмо на глазу. Свободных мест не было, но, поскольку народ танцевал, опера быстренько нашли пару стульев без хозяев и пригубили оставленные коктейли. К нам протолкался Марат и сообщил, что ему пришлось заплатить четвертной, чтобы пройти в бар, так как он не мог сорвать операцию. Затем мы увидели в баре Юлю собственной персоной – она попала в бар значительно легче, чем все мы. Она как своя болтала с посетителями и барменами и, увидев нас, стала старательно привлекать к нам внимание, пытаясь дать понять обслуживающему персоналу, кто мы такие.
Мы спасали положение, как могли, и только потом оценили, какую несли ахинею. Один из оперов тихо спросил Юлю, почему она не пришла в отделение, а оказалась здесь. Юля громко, на публику, сделав невинное лицо, заявила, что она приходила в отделение, а дежурный сказал, что мы уже уехали сюда. Заметив, что за нашими спинами остановился и напряженно прислушивается к разговору искомый бармен, я громко переспросила: «Дежурный по этажу?» – «Ну, капитан», – также громко пояснила Юля. Поскольку у бармена интерес к нам не спадал, в разговор включился опер с вопросом: «Капитан дальнего плавания?». Тут мы уже не выдержали и дружно рассмеялись, представив себе некое загадочное отделение (чего?), в котором по этажу дежурит капитан дальнего плавания. Операция была сорвана, мы просто попросили бармена проехать с нами, и он все нам рассказал. Дело я прекратила, но научная карьера Марата была безвозвратно загублена, а в довершение ко всему спустя полгода его квартиру грамотно обокрали, и ни у кого не было сомнений, что тут не обошлось без Юли.
В ту же осень на районную прокуратуру как из ведра посыпались изнасилования малолетних девочек в подвалах и на чердаках. За две недели произошло двенадцать изнасилований, все они были совершены абсолютно одинаково – двое мальчишек, по всему похоже – школьников, затаскивали в подвалы и на чердаки первоклассниц, по две девочки, а в одном случае даже троих, и в меру своих сексуальных возможностей совершали преступление. Мы все потеряли покой и сон, дошли уже до того, что вместе с моим стажером сами патрулировали по району, высматривая мальчишек, которые приставали к маленьким девочкам.