— Да-да, — кивал Грязное, — он пишет…
— На почте — представляете? — изымаются все письма и телеграммы, перлюстрируются и неугодные отправляются в корзинки для мусора. Люди могут звонить лишь по собственным мобильникам, если их еще не изъяли у хозяев…
— Неужели все до такой степени серьезно?
— Более чем… Нашу группу — еще двух женщин, прилетевших со мной, — вообще не хотели выпускать за пределы аэропорта. Мы устроили им форменный скандал, потребовали личного присутствия губернатора, которому мы все выскажем в лицо, после чего улетим — прямо на прием к президенту страны. Это испугало. Но за нами постоянно катались две машины с наблюдателями. Я даже не хочу описывать вам, Вячеслав Иванович, с какими трудами и хитростями мы, разделившись, каждая сама по себе, сумели проникнуть в этот Воздвиженск. А в первый день нас просто прятали у себя жители, чтобы представители власти не смогли арестовать и засадить в каталажку. А чего мы только не наслушались от людей, боже мой! — Любовь Андреевна, обхватив голову руками, качала ею. — Мы хотели записать, но поняли, что нам не позволят вывезти эту информацию. Вот только письмо и сумела спрятать, хотя эти мерзавцы уже руками ко мне лезли… Знаете, зачем я вам это рассказываю?
—Догадываюсь…
— Вряд ли! — отрезала она. — Вы что думаете, если в центральную печать до сих пор не просочились сведения об этой провинциальной трагедии, извините за высокий слог, то люди так ни о чем и не догадываются? Нет! Слухи сильней любой власти. И чего не хотят замечать у нас наверху, то скоро станет достоянием всей России. И не только! Есть и мировая общественность! Если ваш министр, который наверняка в курсе происходящего, не пожелает принять немедленные меры, мы способны его заставить это сделать! А чтобы у вас не возникло мысли, будто затевается какая-то провокация, я хочу оставить некоторые материалы, они, по-моему, смогут вызвать несомненный интерес. Это копии заявлений пострадавших и свидетелей еще первой стычки с милицией, которые мне были переданы уже здесь, в Москве, но, я уверена, местные органы не дадут хода этим документам. Ну а про слезные жалобы избитых и изнасилованных людей я уже вообще не говорю. Люди смертельно боятся, это помимо стыда и позора на свои головы, отказываются писать, а кто пишет, уже давно ни во что не верит. Формально, возможно, какую-то часть заявлений там и зарегистрировали, но рассматривать их никто не желает. То есть большего самочинства, дремучего самодурства даже представить себе невозможно!
Тимофеева раскраснелась, глаза ее пылали. Точнее, сверлили Грязнова как зрачки пистолетных стволов.
— Я бы, скорее всего, не пришла к вам, — сказала Тимофеева неожиданно усталым голосом, — если бы не Тихон Платонович… Он был так уверен в том, что вы им всем поможете, ну как… Не знаю, я, конечно, преувеличиваю, но он сказал это таким тоном, будто обращался за помощью к Господу Богу. Я понимаю, не самое удачное сравнение, но ведь другого у меня там как-то и не возникло, понимаете?
Грязное задумчиво и хмуро кивнул.
— И как же мы могли отказать ему? Вот поэтому… извините, если не по адресу…
— Ну что вы! А какой же еще нужен адрес?!
— Мало ли…
— Значит, городок на Каме… Не дойти ногами…
— Не достать руками… Это из фильма про детство Горького, помните?
— Ну а как же? Я там пять лет назад с друзьями отдыхал. Далеко-о-о… И вот на тебе! — тихий городок… Спасибо, что не сочли за труд… и это… поверили.
— Не стоит благодарности. Свою миссию по отношению к вам я выполнила. Вы поступайте как знаете, как сочтете нужным, а я, — она усмехнулась, — пойду все- таки своим путем. У нас сегодня в Доме журналистов пресс-конференция. Будет телевидение. Если захотите узнать подробности, в вечерних новостях наверняка покажут — по четвертому каналу. За остальные не ручаюсь, такова уж наша судьбинушка… Оставить сигаретку?
— Нет, спасибо. Вы мне лучше свои телефоны оставьте. Чтобы я мог позвонить… посоветоваться.
— С удовольствием, — ответила она, передавая ему свою визитную карточку и поднимаясь.
Грязнов проводил женщину до двери, с поклоном пожал ей руку, усмехнулся, представляя, как собирались обыскивать эту гордую дамочку, размером с воробья, здоровенные омоновцы. Цирк, хоть стой, хоть падай! И это мужики?!
Он вернулся к столу и взял письмо, написанное лиловыми чернилами на четырех тетрадных страницах в клеточку, чтобы уже не второпях, а внимательно еще раз перечитать жалобу, вопль, исторгнутый из глубины сердца пожилого егеря, не отдавшего ментам на поругание свою дочь. И ее вспомнил Вячеслав Иванович — красивая деваха, кровь с молоком, рождает же еще таких русская земля…
Впрочем, и зверей в милицейском обличье она тоже рождает…
Отложив письмо в сторону, Грязнов поднял трубку и набрал номер своего племянника — Дениса Андреевича, директора частного сыскного агентства «Глория».
— Племяш, — сказал он, — не сочти за труд, навести сегодня своего дядьку. Есть о чем всерьез потолковать…
И потом, какая-то подспудная мысль подсказывала ему, что эти события могут неожиданным образом коснуться и его. Интуиция подсказывала. А Александр Борисович верил своей интуиции.
— Ты телевизор сегодня смотрел? — без предисловий начал Турецкий.
— Это ты про Воздвиженск, что ли? — с ходу понял Грязнов. — И видел, и в курсе. Не совсем, конечно, но кое-какой информацией владею. Грязная история, Саня. И кажется, меня в нее втянут.
— Это каким же боком?
— А вот расскажу…
И Вячеслав Иванович поведал другу о посещении правозащитницы Тимофеевой, письме егеря и оставленных ею материалах.
— Естественно, — заканчивая свой рассказ, сказал Грязнов, — я не собираюсь на слово верить каждому изложенному факту. Тут наверняка присутствуют и внутренние местные предвыборные игры, и борьба интересов, и криминальные разборки. Поэтому без тщательной проверки я и пальцем о палец не ударю. А вот когда эмоции обернутся совершенно конкретными доказательствами, вот тогда мы посмотрим. А вообще вещь, конечно, возмутительная.
— И как же ты собираешься это делать?
— А я Дениску уговорил смотаться туда. Наверное, они с Филей Агеевым полетят. Либо поедут, пока непонятно. Ситуация там непредсказуемая. А еще, я знаю, там множество пострадавших от действий милиции, и, значит, им потребуется толковый защитник. Я думаю, Дениска с Юрой нашим сумеет договориться. А гонорар? Да что ж мы, не найдем выхода? Там, я знаю, и крутые бизнесмены пострадали, они не станут жаться. Не должны… Слушай, Саня, а чего это тебя-то так заинтересовало?
— Еще и сам не знаю. А зачем тебе такой расклад? Денис с Филей? Один — голова, а второй — оперативная поддержка?
— Я так прикинул. Денис хорошо владеет мимикрией, а на Агеева никто там пристального внимания не обратит — габариты у него несерьезные.
— Что-то мне, Славка, твой тон не нравится. Ты грустный сегодня или сердитый?
— Скорей, расстроенный. Я ж тебе всего не рассказываю. Если, кстати, потребуются детали, могу дать телефоны Тимофеевой. Она, похоже, приличная тетка. Да и письмо Платоныча посмотреть не грех.
— Я тебя не узнаю, Вячеслав, — натянуто засмеялся Турецкий. — Ты — и правозащитники! Что общего?
— Да вот так уж получается… Ну будешь звонить? Можешь на меня сослаться.
— Пожалуй, не надо. Всему свое время. Ладно, старина, давай до завтра…
А утро показало, что интуиция у Турецкого все-таки имеет место быть. И достаточно острая.
— Александр Борисович, — послышался в трубке ласковый голос Меркулова, — если не сильно занят, загляни, есть для тебя кое-какая информация.
«Начинается, — сказал себе Турецкий и отправился к заместителю генерального прокурора. — Всегда одно: если не занят! А как может быть не занят первый помощник генерального прокурора? Одной переписки уйма, не говоря о документах государственного значения…»
Но пока шел коридором, в голову не успела прийти мысль, что вызов связан каким-то образом со вчерашними событиями. Точнее, не вчерашними, они уже давно произошли, а сейчас просто докатилась волна до столицы. А Константин Дмитриевич начал именно с этого:
— Телевизор смотрел? Новости видел?
— Ну? — сразу насупился Турецкий.
— Не нукай, а садись и слушай. Значит, так. Живописать, что там творят наши доблестные правоохранительные чины, я тебе не намерен, сам с ними разберешься.
— Ага! Вот так, значит? — воскликнул Турецкий.
— Заметь, именно! В подробности не вдаюсь, поскольку и сам слабо владею материалом. Но есть общие контуры, так сказать. Я только что беседовал с прокурором федерального округа, потребовал от него объяснений…
— Ты?! — изумился Турецкий.
— А что такого? — нахмурился Костя. — Генеральный дал распоряжение. А ему, как я понимаю, сам президент. Похоже, и до Кремля уже докатилась волна недовольства и протеста. Или эти, хельсинкские дамочки постарались донести. Короче, реакция была самая жесткая. Сам бы я, может, и не ставил бы так вопрос, не разобравшись предварительно. Но понимаешь, Саня, у меня после беседы с прокурором сложилось впечатление, что он и сам там не совсем в курсе. Либо нарочно темнит, отделываясь общими фразами. Вот посмотри…
Меркулов прекратил крутить очки в руках, нацепил их на кончик носа и, глядя поверх стекол, стал листать блокнот со своими заметками, лежащий перед ним.
— Слушай… В указанном районе, это в Воздвиженске, век бы не слышал такого названия, в последнее время — примерно в пределах недели-полутора — были неоднократно зафиксированы факты нападений на сотрудников милиции, находившихся, надо понимать, при исполнении служебных обязанностей. Вплоть до изъятия у них табельного оружия. Которое потом, естественно, вернули. В этой связи, а также на фоне резкого ухудшения криминогенной обстановки в районе была спланирована и проведена с помощью областного ОМОНа операция по выявлению злостных нарушителей порядка и вообще преступников. У них там имеется какая-то организованная группировка. Так вот, за время двух- или трехдневной зачистки, будем называть вещи своими именами, задержано и отправлено в изоляторы временного содержания до десяти членов этой ОПГ, на счету которых только за последнее время три крупных поджога и взрывы иномарок, принадлежавших местным бизнесменам. Некоторые уже сознались, с другими ведется работа. Далее. Оштрафованы и подвержены разным административным взысканиям порядка полусотни местных проституток. Задержаны и дают признательные показания, — Костя взглянул в блокнот, — двадцать четыре распространителя наркотиков. Взят под стражу местный барыга армянского разлива, следственные мероприятия в отношении которого также проводятся. И это они там, у себя, называют только вершиной айсберга. И назвали свои действия они оперативно-профилактическими мероприятиями по выявлению… и так далее.
— Ну и что? Если нет превышения, их надо премировать. Да вот только вчера я слышал по телевизору обратное. Никакие не «мероприятия», а открытый произвол. Избиения, насилие и еще черт знает что. А с этим, президентским «сюрпризом», с полномочным представителем, тебе не удалось побеседовать?
— Ты будешь смеяться, но он сегодня мне сам позвонил. Видно, кто-то из Кремля уже сообщил ему о задании президента. И он попытался меня уверить, что немедленно сам выезжает в этот злополучный район, чтобы разбираться на месте и категорическим образом наказать всех виновных. Ну ты уже знаешь этих любителей сотрясать воздух. Подвожу итог.
— Погоди, не торопись, ты, кажется, и это дело готов повесить на мою шею? Есть же у нас опытные следователи! Почему всякий раз на амбразуру кидают меня? Я пожалуюсь президенту.
— Сколько угодно. Он, кстати, по-моему, сам и предложил твою кандидатуру — как человека жесткого и бескомпромиссного. А потом, ты все-таки умеешь ладить с правозащитниками. А их сейчас набежит туда чертова туча. А через неделю, я слышал, к нам в страну приезжает делегация от Совета Европы, Хельсинкской группы и еще каких-то важных правозащитных организаций, которые — это уже известно — станут портить кровь нашему президенту. И на последней сессии ОБСЕ нас полоскали. А у него, как ты понимаешь, ни одного стоящего аргумента. Политика, Саня! Кому ж и доверить?
— Опять политика, — пробурчал Турецкий.
— Я полагаю, на этой волне ты вполне можешь рассчитывать на самую действенную помощь и поддержку своего друга Вячеслава. Я поговорю с ним, если хочешь.
— Хочу. Мне надоело каждый раз обещать ему, что это в последний раз. У него, кстати, письмо есть оттуда. От какого-то его приятеля, где тот подробно описывает, что там творится.
— Ну вот видишь, а я и не знал. Так у вас уже есть договоренность?
— Костя, не надо меня ловить на фу-фу. Кого я могу из своих взять?
— Володьку Поремского. Вы же с ним сработались.
— А еще?
— Пусть Вячеслав возьмет помощников. Словом, иди собирайся, — с улыбкой поторопил он. — Может, имеет смысл поговорить с Тимофеевой, которая уже была там и в курсе обстановки? Во всяком случае, вчера она показала свою осведомленность.