Он смотрел на меня, как будто видел впервые.
— О’кей, Дэнни. Ты, конечно, прав. Только иди и твори с этим Редфордом ты. Убеди его согласиться, что начал он, понимаешь? И поговори с Фридманом. Объясни ему, что у меня есть друзья. Впрочем, у меня просто нет двух сотен, Дэнни. Все, что я смогу наскрести, — это максимум пятнадцать долларов.
— Сэмми! Фридман надо мой только посмеется. И как я могу доказать, что Редфорд ударил первым? Что я могу сделать, Сэмми? Иди сразу к лейтенанту, минуя Фридмана. Расскажи честно, что произошло.
Вайс моргнул. Встал. Его нижняя губа дрожала. Он надел свою шляпу и вышел. Маленький толстый человек с потертым меховым воротником и заколкой для галстука. Жалкий тип, ведущий жалкую жизнь, который к тому же понимал, насколько она была жалкой.
Целый год после той знаменитой ночи, которая стала для него и триумфом, и поражением, он жил на широкую ногу. Он промотал и проиграл сто шестьдесят тысяч долларов, чтобы доказать, какой он большой человек. Но лишь доказал, что никогда не был большим человеком. Пришел его звездный час, и он упустил его. Большинство людей упускают свои звездные часы, но многие умеют избежать признания своей ошибки. Вайс не смог.
Он сорвал на пятнадцати конах все нервы и взял крупный куш. А потом не рискнул еще на два броска, которые тогда казались проигрышными, а теперь будут преследовать его до конца жизни: ведь они доказали, что он не способен на самый решающий шаг. Он был потрясен навсегда. Его коровьи глаза говорили миру, что в следующий раз он удержит ставку до конца. Но самого себя ему не обмануть. Он-то знал, что всегда сойдет на два круга раньше.
Нет, Фридман определенно искал именно его, так как Вайс явно где-то снова играл в кости.
Я оделся и вышел поесть.
На улице мне в лице ударил ветер со снегом. Я поглубже спрятал нос в воротник и направился на Восьмую авеню. На углу я заметил Вайса, который разговаривал с довольновысокой рыжеволосой женщиной. Та была сильно накрашена, из-под шубы виднелись черные ажурные колготки. Ее волосы почти апельсинового цвета были высоко взбиты. Вайс сел вместе с ней в такси.
Я зашел в «Севилью» и заказал паэллу, думая о Марте, своей девушке. Но Марта была в Филадельфии с новым шоу, и в конце концов вместо нее я стал думать о Сэмми Вайсе. Я прокрутил в памяти его историю и после некоторого размышления пришел к выводу, что одна небольшая деталь осталась неясна.
Если этот Редфорд или его племянник действительно должны Вайсу двадцать пять тысяч долларов, как мог тогда Сэмми утверждать, что в квартире Редфорда никто не знает его имени? Такого быть не могло.
Съев паэллу, я зашел в бар напротив, где работал Джо Харрис.
— Ты слышал, что Сэмми Вайс выиграл двадцать пять тысяч долларов?
— Я ни разу не слышал, чтобы он выиграл даже двадцать пять центов, — ответил Джо, наливая мне. Джо неизменно подносил мне первую порцию ирландского виски бесплатно. — Где мог Вайс раздобыть деньги на игру, чтобы столько выиграть, и такие нервы, чтобы столько играть?
— Гм, — сказал я.
Я спросил себя, что сделал Вайс или что хотел сделать. Но вопрос этот я задавал себе не слишком серьезно. Тогда еще нет.
Глава 2
Я проснулся от стука в дверь моей квартиры. На часах была половина седьмого. Серый утренний свет сквозил в окно, в спальне было холодно, как в арктической тундре.
Я скатился с постели и схватил халат. Торопливо включил духовку и две газовые горелки. Мой доход предоставлял мне выбор между одной теплой и пятью холодными комнатами. Я любил простор, но где же тогда выбор? Пока я зажигал газ и мечтал, что когда-нибудь смогу позволить себе пять теплых комнат, в дверь снова постучали.
Я открыл участковому детективу Берту Фридману. Тот был маленький и коренастый, плечи шириной со шкаф. Он вошел без всякого приглашения, без ордера на обыск, без того, чтобы сказать хотя бы «доброе утро». Эти мелочи я ему простил. Фридман начал с осмотра комнаты.
Я включил кофеварку. Люди, которые долго живут одни или часто переезжают, вместо счастья имеют привычки. Свежесваренный кофе был моим салютом новому дню. Кофе капал через фильтр, когда Фридман обратился ко мне.
— Вы можете мне сказать, где Вайс, или пройдете со мной в полицейский участок.
— Вы можете закрыть дверь с той стороны или выпьете со мной кофе.
— Только не надо дерзить!
У Фридмана были слишком большие для такого коротышки кулаки. Драчливый тип, как и его коллега Джонни Бродерик. Но знаменитый Бродерик был хорошим копом, жестким и умным, в то время как Фридман — плохой коп — мог быть только жестким там, где нужно быть умным. В полиции есть своя вполне нормальная и обязательная доля дураков, не больше и не меньше, чем в любом другом крупном ведомстве. Нет, силой мне было не равняться с Фридманом. У меня, в отличие от него, не было двух рук, но зато в моей кухне всегда лежал наготове молоток. При моем ремесле мне нужна полиция, но только не Фридман. Я потрогал молоток. Так, на всякий случай.
— Я вас не приглашал, — заметил я. — У вас нет ордера на обыск, и за мной ничего не числится. Вам здесь совершенно нечего делать. Оставьте меня в покое, или я буду отбиваться, а потом извинюсь.
Чувства юмора у Фридмана не было. А у какого злого человека оно есть? Он смотрел на меня, соображая, ударю я или нет. Кулаки его угрожающе сжимались и разжимались.
— Вайс всем говорил, что хотел вас нанять.
— Но он этого не сделал. За что его разыскивают?
Фридман зло рассмеялся.
— Однажды этого еврея повесят, запомните.
Фридман почему-то решил, что его миссия — уничтожить всех правонарушителей среди своих еврейских сограждан. Так сказать, самозванный родовой мститель.
— Почему? — еще раз спросил я.
— Он последняя дрянь, вошь, кусок собачьего жира. Если вы увидите его или услышите о нем, сразу сообщите об этом мне. И поскорее. И только мне. Никому другому.
— Даже если бы он лично убил Моисея, вам я об этом сказал бы последнему, — хладнокровно заметил я. — И притом мне было бы куда приятнее, если бы он добрался до городской тюрьмы на своих двоих и на собственной тяге.
Фридман на деле не мог мне ничем навредить, пока у меня нормальные отношения с управлением и моим собственным полицейским участком. Он еще несколько раз сжал и разжал свои кулаки и исчез. Дверь он захлопнул.
Соседи громко запротестовали, но я едва их слышал. Я думал о Сэмми Вайсе. Фридман не сказал, что ищет Вайса, потому что Вайс избил человека — и притом богатого.
— Я могу увидеть протокол, Митч?
— Это необходимо?
— Полагаю, да.
— Хорошо. Я найду его для тебя. Подожди у Фила.
На широкой улице снег валил густыми хлопьями. Я зашел в закусочную Фила и заказал два яйца и кофе.
Митч появился еще до моей второй чашки. Он сел и прочитал по блокноту:
— Джонатан Эймс Редфорд III; 59 лет; Восточная 63-я улица, дом 146. Найден мертвым в своем доме нарядом 17-го полицейского участка, который был вызван Джорджем Фостером Эймсом, адрес тот же. Причина смерти: колотая рана в левом желудочке сердца, причиненная ударом ножа.
Я вскочил.
— Нож, Митч?
— Да. И рана была очень странной, должно быть, это особый нож с волнообразным лезвием. Его не нашли.
— А время?
— Копы появились в десять минут седьмого. Вчера вечером. Доктор считает, что смерть наступила между двенадцатью и половиной третьего дня.
— Другие раны или ушибы?
— Ничего. Тоже странно. Обычно при ударах ножом есть и ушибы.
Я отдал Митчу его гонорар в десять долларов и ушел. То, что сделал Митч, незаконно, но у него дома шесть девчонок, а налогоплательщик крайне неохотно платит людям, чья служба не способствует непосредственно его удобствам.
В сильной снежной круговерти я шел по направлению к центру города, к нижнему Ист-Сайду. Я хотел найти Сэмми Вайса. Может быть, полиция разыскивала Вайса только как свидетеля. Хотя Фридман и не говорил этого, но такие люди, как Фридман, никогда ничего определенно не говорят. Фридман с удовольствием использовал бы любой шанс заставить Вайса испытывать смертельный страх.
Сэмми не был жестоким человеком. Если он вообще был каким-то, то скорее мягким. С другой стороны, он целую вечность даже близко не видел двадцать пять тысяч долларовсразу, и если Редфорд пытался его обмануть…
Так или иначе, речь идет об убийстве, и в качестве свидетеля или подозреваемого Вайс имел единственный выход — сдаться. При убийстве бесполезно убегать. Он приходил ко мне за помощью, и теперь я хотел ему помочь. Каждому нужен кто-то, кто стоит на его стороне. Всегда есть белые пятна, при убийстве тоже. Вайс мог и не знать, что Редфорд умер. Ему нужно сказать об этом, и лучше это сделаю я, чем Фридман.
До полудня бродил я под снегом по Виллиджу и нижнему Ист-Сайду. Я заходил во все точки, которые приходили мне на ум: пивные, бильярдные, букмекерские конторы, турецкие бани и жалкие закусочные, в которых имеют обыкновение есть такие одинокие люди, как Сэмми. Чаще всего передо мной там уже побывал Фридман. И ни один человек не видел Вайса за последние три часа. Это заставляло задуматься.
Никто так не привязан к своему привычному окружению, как игрок, от которого отвернулась удача, кроме разве что матросов. Для матросов корабль — дом, мать и семья одновременно. Для такого бродяги, как Вайс, его убежище — его дом, его очаг.
Моей последней надеждой была его комната на площади Святого Марка. Но всерьез я не рассчитывал найти его там. Так оно и оказалось. Я позволил себе выпить пива.
Сэмми либо сбежал, либо нашел укрытие.
Без денег он не мог далеко уйти, а денег достать ему было негде, так как полиция подстерегала его всюду, где он мог рассчитывать что-то раздобыть. Без денег он не мог долго скрываться. Следовательно, либо у него было больше денег, чем я полагал, либо кто-то его прятал. Моя помощь оказалась ненужной. Если он зарезал Редфорда, ему могпомочь только адвокат. Если он никого не убивал, то также не нуждался в моей добровольной помощи.
Вернувшись домой, я поставил на плиту суп, чтобы согреться. Я смотрел на снег за моим окном. Небоскребы вдали высились таинственными тенями за крутящимися хлопьями. Я подумал о Марте. Мне захотелось поехать к ней в Филадельфию. Но я стал бы для нее лишь помехой. Девушка, которая надеется добиться успеха в первом настоящем шоу, ничего не сможет сделать в присутствии навязчивого влюбленного, который слоняется вокруг и только отпугивает нужных людей.
Я схватил пальто. Не мог я весь день сидеть и думать о Марте и о том, что она сейчас делает. А кроме того, догадывался, насколько плохи дела у Вайса. Дело не в полиции. Те могли лишь предполагать, что я имел контакты с Вайсом, потому и взяли меня в клещи. Ладно, я все выясню на свой страх и риск. В крайнем случае, останусь при своих интересах.
Может быть, это просто любопытство. А если детектив с толком берется за дело, то даже убийство становится простым, как яичница.
Глава 3
Дом на 63-ей Восточной улице, в котором жил Джонатан Редфорд, был высоким серым зданием в излишне вычурном стиле, выстроенным в двадцатые годы специально для настоящих богачей. Его верхние этажи скрывались за сильным снегопадом.
— Апартаменты Редфорда, — сказал я швейцару.
Он, очевидно, получил указание помалкивать об убийстве. В вестибюле появились две парочки и потребовали такси. Швейцар даже не спросил, кто я такой.
— Квартира 17, левый лифт, сзади.
Небольшой лифт обслуживал лишь по две квартиры на каждом этаже. Он поднял меня в мини-прихожую, предварявшую квартиру номер 17. Я позвонил.
Мужчина, открывший мне, был высокого роста, седовласый и чем-то похожий на покойника из морга, только без бороды. У него был крупный нос, румяное лицо человека, который всегда бреется в парикмахерской. Он высоко держал голову, чтобы скрыть морщимы на шее.
«Этого мужчину я знаю, — промелькнуло у меня в голове. — Но откуда?»
— Мистер Эймс? — спросил я.
— Да, я… Что вам угодно? Я очень занят.
Он провел рукой по лицу. Эймс казался нервным, явно выведенным из равновесия. Его костюм с широкими лацканами, старомодного покроя, явно был лишь недавно сшит на заказ. Манжеты рубашки на десять сантиметров выступали из рукавов пиджака и были скреплены рубиновыми запонками. Манжеты и высокий воротничок туго накрахмалены.
— Я детектив, мистер Эймс, — начал я. Но не уточнил — «частный детектив» — и не назвал своего имени. Зачем доставлять себе лишние неприятности с полицией? — Я хотел бы задать несколько вопросов в связи с убийством.
Он нерешительно кивнул.
— Убийство, да. Я… я даже не могу поверить, что его больше нет с нами. Джонатан мертв! Такая глупость!
— Могу я войти? — спросил я.
— Что вы сказали? Конечно, да. Но я не понимаю, что…
Фраза оборвалась. Я вошел в гостиную величиной с четыре моих комнаты — элегантный зал с высоким потолком, уже давно и уютно обжитый. Мебель сверкала. Польшей частью это были подлинные старинные вещи из Франции, но наряду с ними и несколько выпадающих из этого стиля предметов, которые доказывали, что дизайнер здесь не работал.
— Не могли бы вы теперь… — начал я, пытаясь взять официальный тон.
Эймс смотрел на меня во все глаза. Он рассматривал мой пустой рукав.
— У меня создалось впечатление, что убийцу моего двоюродного брата уже разыскивают. Это Вайс. Вопрос лишь во времени.
— Полиция утверждает, что его убил Вайс?
— Разумеется! Кто же еще… Вы говорили, что вы — детектив?
— Частный детектив, — добавил я.
— Частный детектив? Вы хотите сказать, наемный? — Теперь он стал осторожней. — Разве есть какие-нибудь обстоятельства, которые мне до сих пор неизвестны?
— Я не имею права говорить о своих клиентах, мистер Эймс, — сказал я, что могло бы соответствовать истине, имей я клиента. — Не могли бы вы рассказать мне о вчерашнем?
Удивительно, что богатые, обеспеченные люди так терпеливы и не задают лишних вопросов. Возможно, они не привыкли к обману, они многого не боятся. Да и что им может грозить? Эймс даже не спросил у меня документы. Его интересовали только собственные проблемы. Казалось, он был смущен всей этом историей и воспринимал меня, как назойливую муху.
— Как? Ах, да… Что вы хотели бы узнать?
— Ожидал ли ваш двоюродный брат, кроме Вайса, других посетителей?
— Он вообще никого не ждал. Он немного простыл, иначе работал бы, как обычно, в своем офисе.
— Значит, он лишь вчера утром согласился принять Вайса?