Никакого ответа. Теперь нужно было внедрить в нее мысль о Джордже и его «диких курочках».
— Они сейчас забавляются в «Долине», — сказал я. — Они сейчас чувствуют себя как на огромном облаке — все трое. Такая красота!
Она не взглянула на меня, но подвинулась и вытянула свои длинные ноги, затем снова уселась, но результатом этих движений оказалось то, что ее ухо стало на пару футовближе ко мне. Я хрипло рассмеялся, и это, казалось, несколько ее удивило.
— Вы — доверчивая дурочка! — сказал я. — Вы простофиля!
Ее рука напряглась, и пистолет беспокойно задергался.
— Неужели вы думаете, что я впутался в это дело в одиночку! — сказал я.
Теперь она взглянула на меня прямо и откровенно, и я понял, что она слушает меня всерьез. Горло у меня пересохло от постоянного перекрикивания шума, производимого грузовиком. Я рывками подвинулся к ней, извиваясь как червяк по качающемуся полу, выплевывая пыль изо рта. Пистолет был направлен прямо в меня, и с ее точки зрения было самое подходящее время, чтобы отправить меня на тот свет. Но она колебалась. Она сидела и молча наблюдала, как я, извиваясь, подполз к противоположному борту и оперся о него плечом так, что теперь мог говорить прямо с ней.
Ее яркое лицо, словно темной рамой, было обрамлено длинными черными волосами. Тонко вырезанные губы казались бледными по сравнению с прокаленными солнцем впалыми щеками.
— Вот что я сделал на тот случай, если дела пойдут так, как и случилось. Я сказал полицейским на границе о Бонни. Они обыщут машину, а возможно, и Бонни. Они не найдут у нее героина, потому что я его высыпал, но из-за пустых мешочков ее задержат для расследования. Возможно, ее отправят в Сан-Диего. И оттуда она выйдет после того, как установят ее невиновность.
Я заглянул в ее черные глаза. Они ничего мне не сказали, но уголки бледного рта слегка дрогнули.
— Очень хорошо, — сказал я, — пока все это будет происходить, Джордж будет ждать там у дороги, где он устроил пикник с двумя курочками, будет ждать, что Бонни привезет ему героин. Но Бонни там не появится. Вы представляете себе эту картину? Джордж начнет нервничать — я имею в виду, что у него начнется нервная дрожь! И когда начнется, то будет становиться все сильнее с каждой минутой. И в скором времени он почувствует себя совершенно больным. Он уже не будет представлять никакого интереса для этих двух девок, и они смотаются оттуда.
Она сидела теперь, откинув голову назад и опершись о стенку кузова, глаза ее были закрыты. Пистолет свободно лежал у нее на коленях, но я мог схватить его разве что зубами. Я немного перевел дух. Я был доволен, что выбрался из придуманной истории с двумя проститутками. Я полагал, что это ей покажется довольно правдоподобным, но только в том случае, если я не буду слишком долго на нем останавливаться.
— Ну а потом Джордж опять захочет уколоться. За него возьмется парочка агентов по борьбе с наркотиками, арестует и допросит его с пристрастием. И вы представляете,что произойдет? Старина Джордж растеряет все свое мужество. Он расскажет о вас и о доне Луисе, о его ранчо, и Мигеле, и Панчо, и вообще обо всем. Это будет похоже на большое шоу, где замешаны окажутся все.
А что делаете вы, когда все это происходит? Вы совершаете убийство. Видите ли, человек мертв в одинаковой степени как по ту, так и по эту сторону границы. Если вам никогда не приходилось бывать на мексиканской каторге, то я буду рад описать вам ее.
Неожиданно показалось, что мы приближаемся к конечному пункту нашей поездки. Я не мог сказать, насколько мне удалось ее убедить, если мне вообще удалось что-то сделать. Я подполз по стене еще чуть ближе. Она смотрела прямо перед собой. Ее угловатый подбородок оказался на уровне моих глаз.
— Вы слышите меня? — спросил я. — Подумайте о тех радостях, которыми будут наслаждаться счастливые люди, когда вы будете гнить в грязной мексиканской тюрьме. Или, если вам по-настоящему повезет, вы сможете оказаться в одной из тюрем к северу от границы. Но у вас уже больше не будет ленивых дней, проведенных на пляже, никаких машин, вроде «тандерберда», никаких стремительных вояжей куда в голову взбредет.
Когда она шевельнулась, это было пружинистое кошачье движение, стремительное, как удар хлыста. Она вскочила на колени, глядя мне прямо в лицо, пистолет находился в нескольких дюймах от моего носа. Он немного дрожал, но это не имело никакого значения. Он был слишком близко, чтобы она могла промахнуться. Ее зрачки блестели, как слюда.
— Заткнись! — крикнула она. — Заткнись!
Ее искаженный рот выплюнул еще много других слов, но я их не слышал. Я смотрел на ствол пистолета сквозь заливавший мне глаза пот и снова пытался что-то сделать, на этот раз уж наверняка последний раз в жизни.
— Не беспокойтесь, — сказал я, — вам, наверно, не придется попасть на каторгу. Я же сказал, что участвовал в этом деле не один. Есть еще один парень, который сейчас там, на дороге, наблюдает за Бонни. Еще один частный детектив, такой же, как я. Он все знает — и о ранчо, и о вашем предприятии. Люди на границе тоже знают о ранчо, но онине могут пересечь границу при первом подозрении. А этот парень может. Как только Бонни окажется в надежных руках, он начнет действовать.
И не надейтесь, что он этого не сделает. Это жестокий, крутой парень. Мы с ним дружили в армии, и крепко дружили. Он обязан мне жизнью и помнит об этом. Он знает все об этом деле. Он знает, что я сделал для Бонни. Он знает автомобиль Дженни. Так что, когда он попадет на ранчо, моя милая, он сразу поймет — что-то неладно. И послушайте, если вы думаете, что Мигель крепкий парень, то подождите, пока вы не встретитесь с моим приятелем.
Я не видел ее глаз — она их сощурила в явном сомнении, можно ли мне верить. Это была совершенно безнадежная выдумка, но, по крайней мере, она была искренней и шла от всего сердца. Я даже сам в нее поверил, хотя только что сочинил.
Вот так бывает, когда человек умирает, подумал я, когда он не готов к смерти, но видит, что она пришла. И заставляет себя верить, что это не должно случиться. Что кто-то обязательно придет на помощь прежде, чем упадет топор палача. Огромная надежда на долю секунды.
Я впился в ее глаза и не отводил взгляда. Так бывает, когда держишься кончиками пальцев за край высоко расположенного окна.
— Теперь он уже на пути сюда, — сказал я, — Ехать на ранчо совсем недолго. Он ничего не добьется от дона Луиса, но подождет где-нибудь неподалеку. Когда вы с парнями вернетесь с руками, обагренными нашей кровью, он узнает об этом. Не надейтесь, что он не сможет этого узнать. Позвольте дать вам еще один последний совет. Не валяйтес ним дурака. Он убьет вас.
Она плотно зажмурила глаза, потом медленно их открыла. Она не поверила, но и не могла позволить себе не верить. Она разрывалась на части, и я теперь это видел, но времени не оставалось. Грузовик сбросил скорость, и мы теперь ехали по очень неровной дороге. Задняя часть кузова поднималась высоко вверх, замирала, а потом проваливалась вниз так, словно мы переезжали через стволы деревьев. Голова моя то и дело билась о металлический борт. Моргая, я смотрел на Гретхен.
— Вы копаете собственную могилу, — сказал я. — Для кого вы это делаете? Что вы за это получите? Что вы вообще получили с этого?
Теперь мы ехали все медленнее. Грузовик тяжело качнулся, и открытая половина тента с грохотом хлестнула о борт. Женщина упала на меня. Я почувствовал, как пистолет, который она держала, упирался мне в ребра. Я чувствовал запах ее волос и пота. Ее лицо коснулось моего, когда она поднималась, и я почувствовал разочарование. Тент больше не открывался, и в кузове стало темно. Я нашел губами ее щеку и сказал ей на ухо:
— Я вам обещаю… Вы отпустите меня и мою жену, и я все забуду. Я даже забуду этот разговор. Пусть другие для разнообразия занимаются вашим грязным делом.
Ее волосы скользнули по моему лицу. Грузовик медленно и круто повернул, и я понял, что в любую секунду мы можем остановиться. Я заставил себя полностью сконцентрироваться на Гретхен и выбросить Дженни из головы. Если я буду мысленно метаться между ними, то я наверняка умру.
Затем я почувствовал, как она старается нащупать рукой сыромятный ремень вокруг моих онемевших запястий. Мотор грузовика теперь работал вхолостую, но мы еще продолжали по инерции двигаться вперед.
— У меня в правом верхнем кармане есть нож, — прошептал я.
Ее длинные тонкие пальцы скользнули в карман и пошарили там. Она нашла нож, и я услышал глухой стук, когда пистолет упал на пол кузова.
— Я не могу его открыть, — сказала она, задыхаясь.
Грузовик начал останавливаться.
— Там есть маленькая кнопка, нажмите на нее. Попытайтесь еще раз.
— Вы мне обещали…
— Я не забуду.
Двигатель заглох. Теперь не было слышно ничего, кроме нашего дыхания. Она нажала мне на плечо, и я изогнулся, чтобы дать ей возможность добраться до моих запястий. В темноте ее рука соскользнула, и я почувствовал, как горячее лезвие ножа коснулось моей руки. Затем она нашла ремни и разрезала их. Грузовик покачнулся, когда кто-то выпрыгнул из кабины. Хлопнула дверь.
Запястья были свободны, и я пытался вернуть жизнь омертвевшим пальцам. Они ничего не чувствовали. Я нащупал ее в темноте.
— Дайте мне нож.
Стоя на коленях, она вложила открытый нож мне в руку и отодвинулась. Я услышал, как она подобрала пистолет. Нагнувшись вперед, добрался до коленей и разрезал ремни, которыми были связаны мои лодыжки. Ремни упали в сторону. Тяжелая рука начала дергать тент. Я растирал руки, пытаясь восстановить кровообращение. Теперь я немного видел. Гретхен, стоя на коленях, наблюдала за мной. Пистолет был у нее в руке.
— Дайте мне пистолет, — сказал я.
Она заколебалась.
— Нет, они не должны его видеть. Пусть все выглядит естественно.
Снаружи голос Панчо произнес что-то по-испански. Она коротко ответила ему и толкнула тент у себя за спиной. Мои руки кололо, словно иголками, но все было в порядке. Руки ожили. Пока Панчо открывал тент, я встал на колени и спрятал запястья за спиной. Гретхен шагнула к борту, и он помог ей спуститься вниз.
Теперь Панчо, моргая, смотрел на меня. Я отступил к передней стенке кузова, неуклюже переваливаясь на коленях, с руками, сложенными за спиной.
— Выходи, — грубо рявкнул он.
Я покачал головой.
— Нет.
Панчо взглянул на Гретхен и пожал плечами. Затем он резко ткнул толстым пальцем в мою сторону.
— Застрели его. А потом мы его вытащим.
— Нет, только не в кузове, — сказала Гретхен. — Полезай внутрь и тащи его.
Панчо тяжело вздохнул, задрал ногу и перевалил свой живот в кузов. Из кабины ни от Мигеля, ни от Дженни не было ничего слышно.
Если только они уже…
Я почувствовал, как подступает тошнота к горлу, но заставил себя сосредоточиться на главном. Сейчас самым главным был Панчо.
Он уже забрался и неуклюже ковылял, пытаясь дотянуться до меня своей толстой, похожей на свиной окорок лапой. Я позволил ему ухватиться за мой пояс и подождал, пока он не наклонится пониже, чтобы использовать его как рычаг и рвануться вперед. Мне мешало сомбреро, висевшее у него на затылке, но если я смогу ударить достаточно сильно…
Он ухватился рукой за мой пояс и сжал его в кулак. Я втянул живот, немного приподнялся на коленях и высоко взмахнул руками. Затем я опустил их вниз со всей силой, на которую только был способен, и ударил его сзади по шее.
Это было все равно, что ударить быка. Мои запястья заныли от боли, и мне показалось, что одно из них сломано, Панчо согнулся, промычал что-то и сильно ткнул меня кулаком в живот. Однако мои мышцы были напряжены и это не причинило особого вреда. Прежде чем он отпустил мой пояс, я дважды ударил его по запястьям.
Затем, пока он оперся руками об пол и начал подниматься, я приподнялся на корточки, подставил колено ему под подбородок и снова ударил его сзади по шее, одновременно поднимая колено. Это был неплохой удар. Он издал странный звук и тяжело потряс головой. Сомбреро упало.
Неожиданно в этот момент из кабины что-то прокричал голос Мигеля. Гретхен ответила ему по-испански. Панчо снова начал подниматься, пытаясь добраться до меня. Я хотел выпрямиться и ударился головой о крышу грузовика. После очередного удара по шее он неуклюже откинулся назад. Но в нем еще было много сил для борьбы и еще больше веса, и он поднялся на четвереньки и стремительно бросился на меня, как бык, на которого был похож. Я отклонился в сторону, и он ударился в заднюю стенку кабины. Однако и после этого он не отключился. Он попятился, тряся головой. Я уперся обеими руками в его зад и сильно толкнул его снова к стенке. Послышался глухой удар, он рухнул и затих.
Я с трудом перевел дыхание. Один из обрывков сыромятного ремня все еще висел у меня на запястье и упал на пол, когда я вытер пот со лба. Через открытый задний борт я увидел, что Гретхен отступила назад, держа револьвер в руке, и смотрит на что-то впереди. Я пригнулся, чтобы спрыгнуть вниз, и тут появился Мигель с ножом в руке. Гретхен крикнула ему что-то, но он не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на меня.
— Да, — сказал я, — заходи, я тут кое-что тебе приготовил.
Он пристально всматривался, ища в кузове Панчо. Затем сказал что-то Гретхен, которая пожала плечами и произнесла по-испански нечто, похожее на «Какой теперь в этом смысл?». Мигель яростно повернулся к ней. Она отступила, держа в руке пистолет, но не угрожая им. Она все еще не пришла к окончательному решению. Нужно было самому довести дело до конца.
Когда он обернулся, я уже спрыгнул вниз. В глазах его было яростное желание моей смерти. От Дженни ни звука.
Если он воспользовался этим ножом, подумал я, чтобы убить ее, то он будет умирать долго и тяжело.
Он медленно двигался вперед, ярость его исчезла и уступила место холодному расчету. В руках у него было неплохое оружие. Он был молод и быстр. Все преимущества были на его стороне, за исключением того, что он не знал, как сильно я хочу убить его.
— Подходи, подонок, — сказал я. Я не знал, понимает ли он вообще по-английски. Я вспомнил самые грязные и обидные слова, которыми мог назвать его по-испански, и повторил их три раза, чтобы быть уверенным, что до него дошел смысл.
Я не знаю, были тому виной мои насмешки, но он, наконец, решился. У него было большое преимущество в скорости, но он повел себя, как на арене во время боя с быком. Он повел себя как тореро, держа нож в высоко поднятой руке. Если бы я был уставшим, истекающим кровью быком с низко опущенной головой, это мог быть великолепный удар. Но я не был быком и не истекал кровью.
Он внимательно наблюдал за моими ногами, что было достаточно разумно, и, когда я перенес тяжесть тела, он отклонился так, чтобы его нож оказался на одной линии с моим животом. Но я повернулся боком и стал представлять для него более узкую цель. Он потерял равновесие и старался удержаться на ногах, но споткнулся и упал возле кузова грузовика; нож, который он держал довольно свободно, вылетел у него из рук и отлетел в сторону. Я схватился обеими руками за его рубашку, рванул его назад и перевернул. Он пытался пустить в ход руки, но я рассмеялся ему в лицо.
Я снова прокричал ему все самые грязные ругательства. Когда он обернулся, я ударил его левым кулаком в нос, а правым — ниже ребер. Он стукнулся спиной о грузовик. Тогда я схватил его обеими руками за горло и толкнул назад. Он ударил меня коленом, причем довольно больно, и я снова врезал ему. Он качнулся назад, пошатываясь, а я позволил ему восстановить равновесие. Он закричал, чтобы Гретхен стреляла. Но Гретхен продолжала наблюдать.
Неожиданно он бросился мне под ноги, и теперь уже я ударился головой о грузовик. Он бросился на меня со всей оставшейся силой, и нужно сказать, что ее оставалось довольно много. Однако он все равно ничего не смог бы сделать, не подоспей Панчо. Я почувствовал его ручищи на своих плечах. Прежде чем я успел рвануться прочь, он схватил меня за горло, а Мигель добирался до моей брюшины, и в руках у него была смерть. Теперь это был конец.
И тут Гретхен начала стрелять.