— Приехали. Резиденция аль-Асадов, — негромко сказал Борис, продолжая смотреть на Джин.
— Спасибо, — ответила Джин, взялась за ручку двери и вышла из машины.
Борис Логинов проводил ее взглядом, и пока она еще не захлопнула дверь, сказал, показывая на водителя:
— Я пришлю машину. Леня приедет.
Джин ничего не ответила.
— Вы — госпожа Красовская? — спросил, подходя к Джин, высокий сирийский военный.
— Да, — кивнула она, взглянув на мужчину.
— Я — Милюк Раджахи, помощник госпожи аль-Асад, — представился он, добавив: — Мы ждем вас. Мне приказано выполнять все ваши распоряжения.
Красный БМВ за спиной Джин тронулся и отъехал. Молодая женщина спиной чувствовала взгляд Бориса из-за лобового стекла. Ей хотелось повернуться и взглянуть на него, но она заставила себя не делать этого. Сейчас Джин рассуждала о Логинове уже не столь категорично. Русский полковник зацепил ее, причем больше, чем она ожидала, и она понимала ошибочность своего первого впечатления. Хотя… Нужно ли Джин еще глубже вникать в изучение мотивов поведения Логинова? Безопаснее держаться подальше. Русские, безусловно, способны впадать в необъяснимые крайности и поддаются эмоциям быстрее, чем доводам рассудка. Джин знала это и из великой русской классической литературы и по рассказам своей матери могла даже видеть на ее собственном примере. Несмотря на весь внешний лоск и сдержанность, приобретенные Натальей Голицыной за почти полвека жизни на Западе, ее сложный характер и рожденные им противоречивые поступки порой доставляли многочисленные трудности. Не только посторонние люди, но и самые близкие, даже отец и всезнающая бабушка, иногда с трудом могли общаться с Натальей. Эти противоречия диктовала, по догадкам Джин, скрытая червоточина, живущая в русской душе. Внутренний надлом, как считала, во всяком случае, сама Натали, произошел в тяжелый исторический момент, когда гордую и свободолюбивую нацию превратили татарами в племя рабов и усугубили столетиями крепостного права и поповщины. Такая особенность народа передавалась из поколения в поколение, и, судя по всему, чем ниже на социальной лестнице находились слои общества, из которых происходил человек, — а предки Логинова скорее всего были крепостными, — тем более дико проявлялись русские черты впоследствии. «По отцу у Логинова есть еврейская кровь. Все первые чекисты — евреи. Я вполне могу сочинять небылицы про Бориса. Или он пошел в мать?» — с сомнением размышляла Джин.
Едва Джин в сопровождении Милюка подошла к полукруглой террасе, увитой цветущими белыми розами, за которой находился вход в здание, из-за зеркальных дверей ей навстречу выскочила Снежана и радостно повисла на шее с криками:
— Привет! Тут лафа! Нас так приняли! Я уже наелась до отвала. Меня тут кормили все подряд.
— Как Милиса? — спросила Джин, с трудом покинув ее объятья.
Милюк чуть отстал, разговаривая по телефону.
— Ей отвели шикарную комнату, — ответила Снежана, вприпрыжку поднимаясь по ступеням, Джин шла за ней. — Там напичкано всякой аппаратуры, но я ничего не трогала. Кала при ней, как водится. Ее, кстати, заставили снять дурацкие занавески. Сказали, если хочет здесь находиться, то пусть снимает, ведь так в резиденции ходить нельзя. Я думаю, они боятся, вдруг она что-то вынесет под паранджой, но Кала сообразительная. Лучше уж покушать всласть, чем за тряпки свои цепляться. Короче говоря, согласилась, — засмеялась Снежана. — Мы ничего не трогали, все оставили до твоего приезда. Мы-то кто в данной ситуации? Ослы. Нас лучше близко не подпускать, только если под твоим руководством. Абдулла мой удивился такой роскоши, но поделом ему, — проговорила девушка, весело повернувшись на одной ноге. — Он считал себя царем и богом, дескать, я без него никуда, а тут он мне не нужен. Еще будет мне свидания назначать, а я ему скажу: «Пошел вон!» Про Мустафу и говорить нечего, — она прижала пальцы к губам, чтобы громко не смеяться. — Он как слег тогда, так и не встает. Сердечный приступ, представляешь? Перегрелся, одним словом, а тут еще такие переживания. Всем теперь его помощник заправляет, Абан, но с ним куда проще. Я Светке еще раз звонила, — Снежана подскочила и шепнула Джин на ухо, — так она мне все про какого-то мужика вкручивает. Я не понимаю, чего за мужик? Получается, твой?
— Потом поговорим, — остановила ее Джин, заметив вблизи Милюка.
— Звонила госпожа аль-Асад. Спрашивала, доехали ли вы. Я рассказал о вашем благополучном прибытии, госпожа. Госпожа аль-Асад приказала предоставить вам комнату для отдыха и прохладительные напитки. Если желаете, легкие закуски накрыты в столовой, — с долей подобострастия сообщил он.
Джин удивилась такой любезности и вежливо ответила:
— Благодарю вас, но сначала я хочу пройти к больной.
— Хорошо. Прошу за мной, госпожа, — торжественно произнес Милюк и направился в холл.
Они прошли по отделанному розовым мрамором залу, украшенному бронзовыми напольными вазами в древнеарабском стиле, на которых павлиньи перья чередовались с живыми розами и лилиями, поднялись по широкой лестнице на второй этаж, миновали несколько гостиных, выстеленных коврами и обставленных мягкой мебелью с невероятным обилием подушек. Все на восточный манер. Наконец, попав в узкий коридор, перешли во флигель. Милюк остановился перед дверью, сделанной из непрозрачного белого стекла, и осторожно ее приоткрыл.
— Пожалуйста, сюда, госпожа, — пригласил он Джин. — Здесь приготовлена палата. Ваша комната дальше, вторая дверь справа, — объяснил он, указывая в направлении номера, — там душ, ванная. Госпожа аль-Асад также распорядилась приготовить вам одежду на смену. Вы выберете любую. Там есть небольшая кухня с кофеваркой и тостером. Вы сможете перекусить, не дожидаясь общего обеда. В конце коридора — выход в сад. Вы можете прогуливаться, когда вам вздумается. Для ваших помощниц приготовлена комната напротив. Одна на двоих, она несколько скромнее, — как будто извиняющимся тоном заметил Милюк.
— Нам и так хорошо. Все лучше, чем у Мустафы, где не пернешь без его разрешения, — брякнула Снежана, поэтому Джин пришлось тихонько подтолкнуть ее в бок.
— Простите, — сказала Снежана, снова прижимая пальцы к губам.
— Спасибо, Милюк, я все поняла. Передайте госпоже аль-Асад от меня самую искреннюю благодарность, — улыбнулась Джин, входя в палату.
— Вы сможете сделать это сами. Госпожа аль-Асад приедет сюда в конце дня, навестить вас и больную. Она может остаться на ночь, если у ее супруга не будет ухудшений, — сообщил мужчина.
— Надеюсь, не будет, если начальник госпиталя все сделает, как положено, а он точно справится чужим умом. Кстати, — Джин посмотрела на часы. — Будьте так любезны, Милюк, позвоните через сорок минут в госпиталь и напомните об уколах, — ответила Джин.
— Хорошо, госпожа, обязательно. Вам нужна еще какая-то помощь? — спросил Милюк.
— Я сразу не могу сказать. Мне надо ознакомиться с медикаментами и аппаратурой, — задумчиво произнесла молодая женщина.
— Тогда вот здесь телефон. Вы можете вызвать меня по нему. Ничего набирать не надо, просто снимите трубку и говорите, — показал Милюк на аппарат в углу комнаты на столике.
— Благодарю, — ответила Джин.
— Я к вашим услугам, госпожа, — произнес, слегка поклонившись, Милюк и вышел.
Джин сняла с вешалки белоснежный халат, надела, подошла к Милисе.
— Ты тоже надень, — повернувшись, приказала молодая женщина Снежане. — Все-таки надо соблюдать осторожность. Для нее любая, самая незначительная, инфекция может оказаться сейчас смертельной.
— Хорошо, конечно, — ответила та послушно.
— Так, чего у нас здесь. Здравствуйте, Кала.
Сиделка привстала при приближении русской. Черные мрачные одежды Кала сменила на более светлые, ярко-синие. Широкое, покрытое оспинами лицо все так же неподвижно выражало полное равнодушие, но, как поняла Джин, со своими обязанностями, несмотря на не совсем приятную внешность, женщина справлялась исправно. У Милисы наблюдались явные улучшения — отечность спала, шрамы подсохли и покрылись корочкой. Они уже не казались такими уродливыми, а личинки пропали. «Интересно было бы услышать слова полковника Логинова, увидевшего сейчас, в здравом уме и трезвой памяти, сотворенное его руками. Неужели он совсем бездушный?» — подумала Джин, глядя на Милису.
— Она спит. Устала в дороге от жары, — тихо сказала Кала. Пожалуй, впервые за все время Джин услышала ее голос.
— Хорошо, — кивнула Джин. — Сон порой лечит лучше любых лекарств. Организм восстанавливает силы для дальнейшей борьбы. Когда положение тяжелое, человек не спит, он лишь проваливается в забытье, но это не сон. Здесь же я вижу, дело пошло на лад. Вы постарались, Кала, спасибо, — она с улыбкой взглянула на женщину. Та тоже ответила ей едва заметной улыбкой. — Как только Милиса проснется, мы сделаем ей экспресс-анализ крови, кардиограмму сердца, проверим давление и тогда можно будет решить, какие лекарства использовать для лечения этих шрамов, — объясняла Джин, подойдя к аппаратуре. — После капельниц токсическое заражение должно снизиться. Да, так и есть, иначе личинки бы не исчезли. Теперь мы можем применять мази, и выздоровление пойдет еще быстрее. Что же у нас здесь? — сама у себя спросила молодая женщина, подойдя к столу с лекарствами, и, едва взглянув, заключила: — Всего достаточно. Вы можете пока немного отдохнуть, Кала, — миролюбиво сказала Джин, отпуская сиделку. — Мы побудем с больной. Когда вы понадобитесь, мы вас позовем. Ступайте, комната отдыха — напротив моей. Вторая дверь слева. Там открыто.
— Благодарю вас, госпожа, — поклонилась Кала, выходя из комнаты.
— Что сказал Бабак? — спросила Джин, дождавшись, пока за сиделкой закроется дверь.
Она присела на стул рядом с Милисой, наблюдая, как она спокойно дышит во сне.
— Он знает пятерых человек из его района. Его соседи, можно сказать. У всех огнестрельные ранения, а один парень вообще очень тяжелый. Родственники категорически не согласны выдавать их кому-нибудь. Ясное дело, боятся. Они даже информацию выдают скупо, поэтому людей может быть и больше, только родственники все равно не скажут.
— Понятно. В любом деле главное — начало. Если хотя бы пятерым окажут помощь и они не пострадают, то объявятся и остальные. Бабак точно знает их адреса? — заинтересованно спросила Джин.
— Да, но он мне их не давал. Я и не спрашивала, Как-то в голову не пришло, — простодушно ответила Снежана.
— Пока не нужно. Сначала мы получим гарантии, выслушаем предложения госпожи Асад. Если она ни на что не решится, тогда еще лучше, ведь просто меньше людей узнают адреса. Будем действовать подпольно, — выразила свое мнение ее собеседница.
— Бабак сказал, звоните в любое время. Он готов содействовать во всем, — сказала Снежана.
— Отлично. Мы, кажется, просыпаемся. Да, так и есть, — тихо произнесла Джин, привстав и заглядывая в лицо Милисе.
Больная повернула голову, приоткрыла глаза. Увидев обстановку вокруг, она явно испугалась. Обе ее руки приподнялись, как будто женщина хотела ими заслониться.
— Не нужно волноваться, — сказала Джин, ласково взяла ее за руки и уложила их на постель. — Все в порядке. Вы в надежном месте, и вас никто не тронет. Вы меня помните, Милиса? — с теплой улыбкой спросила она.
Женщина слегка кивнула. Действительно, увидев Джин, больная заметно успокоилась. Видимо, присутствие знакомого лица ассоциировалось у Милисы инстинктивно с облегчением боли, со спасением.
— Сейчас мы сделаем анализы, — проговорила Джин и подошла к аппаратуре, — а потом покушаем, то есть сделаем капельницы. Очень скоро вы сможете кушать сами, причем все по вашему желанию и вкусу, — с улыбкой она посмотрела на Милису.
Женщина неотрывно смотрела на Джин, глаза ее увлажнились, а по изуродованной щеке скользнула слеза.
— Не надо, не надо, — сказала Снежана и, наклонившись, вытерла слезы салфеткой. — Лишнее, верно? — она взглянула на Джин, дожидаясь утвердительного ответа.
— Конечно, — согласилась та. — Состояние явно улучшается, и надо помогать организму, а не расстраивать его. Все образуется, — доброжелательно произнесла Джин.
Сделав прокол, она набрала кровь из вены. Тут же анализатор выдал молодой женщине данные по составу.
— Что ж, РОЭ высокое, — сказала Джин, просмотрев их, — но надо думать, оно значительно ниже изначального показателя. Даже терпимо. Сердце, — задумчиво продолжила она и подошла к монитору. — Есть перебои, но тоже неудивительно. Кровь еще густая, и ее тяжело проталкивать по сосудам, а вот давление уже близится к норме. Сейчас мы поставим физраствор, потом глюкозу, сделаем уколы, — Джин разорвала пакет с одноразовыми шприцами и капельницами. — Снежана, позови Калу, — попросила она. — Я покажу, какую мазь теперь надо будет накладывать на раны. Спасибо луку и пальмовому маслу, они нас спасли, но теперь очередь за более эффективными средствами. Они нам уже не повредят.
— Сейчас, — кивнула Снежана и вышла из палаты.
В данный момент в углу зазвонил телефон. Это была внутренняя связь. Джин вздрогнула. Она совсем забыла об аппарате. Положив в контейнер давно набранный шприц с лекарством, молодая женщина подошла и взяла трубку.
— Это Милюк Раджахи. К вам приехали, госпожа. Машина господина Логинова. Вы выйдете? — услышала она на другом конце провода знакомый голос.
Джин на мгновение растерялась, но потом, собравшись с мыслями, решительно ответила:
— Нет. Я не выйду, Милюк. Я ставлю капельницу больной. Пусть ждут, если желают, а лучше уезжают. Я нескоро освобожусь.
— Хорошо, я передам, госпожа, — ответил Милюк. — Я позвонил госпоже аль-Асад. Они начали процедуры, а госпожа наблюдает за ходом лечения, которое проводится в согласии с вашими указаниями, — добавил он.
— Спасибо, Милюк, — Джин повесила трубку.
«Логинов прислал машину. Сколько времени, — она посмотрела на часы, — не прошло и часа, как он уехал. Нетерпелив. Как же гости Бориса из Москвы? Бросил их на заместителей?» Впрочем, она категорически не хотела ехать в Зейтум, сколько бы раз машина ни приезжала за ней. Во-первых, не надо торопиться делать все по указу этого избалованного генеральского сынка. Если ему надо, он еще раз о себе напомнит. Кроме того, Джин надо обязательно увидеться с Бушрой аль-Асад для разрешения проблемы с ранеными, о которых она просила узнать Бабака. Жизнь простых людей казалась молодой женщине куда важнее пустых прихотей. «Третье. Чем дольше Борис Логинов будет держаться от меня на расстоянии, тем безопаснее, хотя мне и хочется узнать реальную обстановку дел в Зейтуме», — подумала Джин.
— Вот и мы, — сказала заглянувшая в палату Снежана, а за ней появилась и Кала. — Что случилось? — встревоженно спросила девушка, увидев озабоченное лицо Джин.
— Нет, ничего, наверное, просто устала, — улыбнулась молодая женщина. — Кала, вы перекусили? Умылись? — участливо поинтересовалась она.
— Да, благодарю, госпожа, — ответила та.
— Тогда давайте я покажу вам, какие мази теперь надо использовать и как. Подойдите сюда, — пригласила ее Джин.
— Слушай, я в окно видела, там какой-то франт приперся, — усмехнулась Снежана и уселась в кресло Калы, стоявшее перед кроватью Милисы. — На красной машине, здоровый такой, но ничего вроде на рожу, симпатичный. Не араб, а даже на славянина смахивает. Все что-то охранникам доказывает, но они его не пускают. Мне кажется, я его где-то видела. Наверное, к Мустафе захаживал, там-то кого только не было.
«Логинов приехал сам? Это неожиданно», — подумала обомлевшая Джин и чуть не выронила тюбик с мазью из рук.
Она обеспокоенно взглянула на Милису. Ей не хотелось слышать лишних упоминаний в палате о Логинове. Милиса могла узнать его по описанию, ведь хоть она пока сама не говорила, но слышала хорошо. Впрочем, Снежана говорила по-русски, а Милиса не очень хорошо знала этот язык, но все-таки лучше, чем арабский и английский, поэтому опасность существовала.
— Вот смотрите, Кала, — сказала Джин, подходя к постели больной, и показывая, как надо накладывать мазь.
Телефон зазвонил снова.
— Кто это все названивает? — хотела уже было ответить Снежана, но ее опередила Джин. Она сдернула перчатку и, подойдя к аппарату, сняла трубку:
— Алло.
— Это снова Милюк, госпожа, — услышала она голос помощника Бушры аль-Асад. — Господин Логинов требует вас, — сосредоточенно сообщил он.