— А я что, не готовила? Я им тут расписала все прелести их будущей счастливой жизни. А они все — дуры деревенские. Кто орать, кто реветь, — обиделась Барби. — Сам с ними разговаривай.
— Кто у нас помощник администратора? Я тебе за что деньги плачу?
— Ладно, ладно, не злись, — проворчала Барби. — В общем так, девочки. Зря вы расшумелись На вашем месте тысячи девчонок хотели бы оказаться. Может, вам и не приходилось услаждать господ, не тот уровень, но ведь сексуальный опыт у вас есть. А нет — научим.
Таня разрыдалась вслух.
— О! — сладострастно улыбнулся Кен. — Среди нас девственница! Сегодня к нам прибудет милейший господин, большой любитель вот таких бутончиков — свеженьких и нежных. Так что, детка, у тебя нынче премьера. А к премьере обычно готовятся особенно тщательно. Сейчас тебя отведут в твои апартаменты, отдохнешь, умоешь личико, приведешь себя в порядок. Лично тебе обещаю оглушительный успех.
Он с удовлетворенной улыбкой потер руки и негромко позвал:
— Джим, Стив, проводите новеньких и проинструктируйте. Да, мобильные соберите.
Оксана попыталась было спорить, но, встретив взгляд Стива, безропотно отдала свой мобильный телефон. Остальные девочки даже не спорили.
Орыся, оглушенная неожиданным продолжением «найма на работу», ничего не соображала. Все девочки были подавлены и растерянно оглядывались друг на друга. Даже бойкая Оксана потеряла свою самоуверенность и сникла.
Девочки молча пошли за Джимом или Стивом, один из них замыкал шествие. Коридор тоже поражал их своей роскошью. Светильники в виде факелов мерцали приглушенным светом и придавали помещению вид старинного замка, стены облицованы диким камнем, и Орысе на секунду показалось, что они попали в заточение. «Осмотрюсь и сбегу при первой возможности», — решила она.
Охранники, здоровенные парни в элегантных костюмах, с бесстрастными лицами подвели девушек к первой двери.
— Значит так, — сказал тот, которого можно было бы назвать даже красивым, если бы не кривая ухмылка, которая сильно портила его холеное лицо, — правила такие: вести себя тихо, не орать, не устраивать истерик, подчиняться господам. Второе: никаких споров с Кеном и Барби, со специалистами и охраной. Правило третье: не вступать в разговоры с обслуживающим персоналом. Все апартаменты под наблюдением. Понятно? В случае нарушений штрафы — лишение зарплаты.
— А как же мы сможем посылать деньги родным? — с вызовом спросила Оксана, которая первая пришла в себя.
— Либо мы заводим на вас счет в банке и сами кладем туда деньги, либо держите наличкой при себе.
— А если я собиралась каждый месяц пересылать деньги родителям? — не унималась Оксана.
— Опять же, все операции с деньгами проводим мы. Естественно, квитанции об этих операциях вы получите на руки.
Он опять ухмыльнулся, хищно ощерив ровные крепкие зубы:
— Наша фирма работает честно. Девочки не жаловались.
Все промолчали. Хотя у каждой мелькнула мысль, что никак нельзя назвать честным метод, которым их завлекли в бордель.
— Ну, поняли?
— Раз уж нам придется работать вместе, — подала голос Оксана, — хоть назовитесь, кто из вас Джим, а кто Стив.
— Ну я Джим, — небрежно отмахнулся ухмыляющийся. — А теперь угадайте с трех раз, кто Стив.
На лице второго охранника мелькнуло что-то похожее на улыбку. До этого он безотрывно смотрел на Таню, и та ежилась под его пристальным взглядом.
— Заходи, — велел Джим Орысе и открыл перед ней комнату.
Орыся зашла и осмотрелась только тогда, когда за ней закрылась дверь. Она услышала, как в дверном замке повернулся ключ. Заключенная. Теперь она по-настоящему поняла весь ужас своего положения. Все над ней господа — и Кен, и эта манерная Барби, и охранники. А через два часа придут еще господа, и неизвестно, что ее ждет.
Она рухнула на широкую кровать, прямо на шелковое покрывало, которое сверкало и переливалось под ярким светом дорогой парчой. Ее не радовало ничто — ни эта кровать, она такие видела только в кино, ни изящная резная мебель, ни зеркало на всю стену, в котором она увидела себя — маленькую, несчастную, с испуганным лицом. Орыся тихонько заплакала, представляя, как ее на этой кровати будут трогать чужие отвратительные мужские руки, потные и жадные, как ее будут принуждать раздеваться и удовлетворять похотливую страсть. Стало так тошно, что она почувствовала отчаянье. А если сопротивляться? Ведь она никому не обещала, что согласна на такою работу! Ведь Стефания Владимировна обещала ей совсем другое — работу горничной или повара в богатой семье. Ее и девчонок привезли сюда хитростью, а теперь принуждают заниматься непотребством! Нет, она на такое не согласна! Охваченная решимостью, Орыся раздвинула шторы на окне и увидела, что там тоже стена. Значит, шторы висят для антуража. Не бывает комнат без окон! Эти сволочи заложили окно. Нужно будет спросить у девчонок, как у них. А как же здесь проветривают? Она повертела головой и увидела под потолком в углу небольшое отверстие. Наверное, вентиляционная труба. Но даже если постараться и каким-то образом добраться туда, потолки высокие, метра три, наверное, то и от этого никакого толку. Через такое узкое отверстие разве что кошка пролезет.
Орыся подошла еще к одной двери и распахнула ее. Ванная, джакузи. Большая, белоснежная, как маленький бассейн. Да, господ тут принимают с размахом. Все стены в зеркалах, шкафчик с косметикой и всякими баночками и флаконами, унитаз, как царский трон, чтобы сесть на него, даже нужно подняться на ступеньку. Все выглядело так шикарно, что она невольно залюбовалась роскошью. Если бы не подневольное положение, в которое она попала, можно было бы порадоваться переменам в ее жизни. Ведь ее окружала такая роскошь, о которой она никогда даже не мечтала. Но вспомнив, что совсем уже скоро ей придется принимать какого-то господина, она содрогнулась от отвращения.
Ключ в замке повернулся, и зашла невысокая женщина с короткой стрижкой. За ее спиной маячил Джим и насмешливо смотрел на Орысю. Он закрыл дверь, и опять Орыся услышала, как повернулся ключ. Аккуратненькая, собранная, женщина по-деловому окинула взглядом Орысю и буднично представилась:
— Меня зовут Юлия. Я научу вас пользоваться косметикой и подбирать определенные костюмы. А как вас зовут?
— Орыся, — растерянно ответила она. — Но я умею пользоваться косметикой.
— Охотно верю. Но к каждому костюму нужно подбирать определенный макияж.
— А здесь что, костюмированные балы? — решила сострить Орыся.
— Да, и они вам понравятся, — не отреагировала на вызов Юлия. — Сегодня праздник Диониса. Так что вы появитесь в греческом костюме. Но сначала примите ванну.
— Я не люблю ванну, я привыкла к душу, — заявила Орыся.
Лицо Юлии изменилось. Она строго взглянула на Орысю и предупредила:
— Правило номер два. Ослушание наказывается штрафом. Ведь вы не хотите лишить своих родственников зарплаты? После второго предупреждения весь месяц будете работать только на фирму. Без вознаграждения.
Орыся промолчала. Если придется работать на этих уродов, то свои деньги она им не отдаст никогда. Она наблюдала, как Юлия набирала воду, капнула несколько капель из одного флакона, затем из другого, сыпанула колпачок какого-то порошка, взбила пену. Наконец, удовлетворенная результатом, просто сказала:
— Можете раздеваться. А я пока посижу в комнате, посмотрю телевизор. Кстати, рекомендую, здесь кабельное телевидение. Есть интересные фильмы — на любой вкус. Через двадцать минут зайду и приступим к макияжу. К этому времени вы должны уже сидеть в халате.
Она показала на коротенький халатик нежнорозового цвета.
Орыся легла в ванну и подумала, что события развиваются так стремительно, что некогда даже пораскинуть мозгами, как же вести себя дальше. Из-за этих чертовых штрафов придется подчиниться, это уже понятно. Но как быть с теми господами, которых придется принимать? Как раз недавно они с отцом смотрели передачу про сексуальное рабство, и она усвоила одно: если хочешь остаться живой и не покалеченной, нужно вести себя разумно. То есть не сопротивляться, а выжидать удобного случая. Очень глупо вызывать гнев хозяев, когда и так понятно, что просто так отсюда не выберешься. Эти двери на запоре, наблюдение, вышколенная обслуга — со всем этим бороться ей пока не под силу. Но нужно держать ухо востро и быть внимательной. Наблюдательной. Изучить обстановку. Усыпить бдительность охранников. А там Бог поможет, — она в этом не сомневалась. Орыся очень верила в силу материнской молитвы. А мама, провожая, благословила ее и осенила крестным знамением.
В дверь деликатно постучали. Орыся быстро набросила на себя халат. Зашла Юлия и велела сесть перед зеркалом. В других обстоятельствах Орыся даже получила бы удовольствие оттого, как профессионально работала над ней Юлия, но сейчас она думала только об одном — о том, что ей впервые в жизни придется отдаться незнакомому человеку. Подумала об Олеге, — он сейчас на практике во Львове и не знает, что она поневоле вынуждена ему изменить. На душе было так плохо, что на глаза навернулись слезы.
— Тушь потечет, — жестко сказала Юлия. — Не ты первая, не ты последняя. Хочешь получить совет? Он старый, как мир. Если насилуют, расслабься и попробуй по крайней мере получить удовольствие. Если тебе повезет и сегодня тебя выберет господин Банкир, тогда можешь считать, что свою неприкосновенность ты сохранила. Он у нас созерцатель.
— А какой он? — тут же спросила Орыся.
Юлия внимательно посмотрела на нее.
— А ты умница. Он выше всех. Больше ничего не скажу.
Орыся смотрелась в зеркало. Никогда она еще не выглядела такой красавицей. Юлия действительно специалист. Как жаль, что все ее ухищрения не радуют Орысю. Лучше бы она была уродиной. Тогда на нее никто и не посмотрел бы.
5
Турецкий созвонился с Теодозием Ивановичем еще с вечера и договорился встретиться в морге.
Патологоанатом стоял спиной и не сразу обернулся, когда услышал скрип двери.
— Это я, здравствуйте, Теодозий Иванович, — с порога объявил Турецкий. Тот повернул голову и посмотрел искоса.
— Здравствуйте, Александр Борисович. Присядьте, я минуточку, уже заканчиваю.
Турецкий сел на стул и стал наблюдать за неторопливыми движениями патологоанатома. Тот стоял, как обычно, ссутулившись, над резекторским столом и внимательно рассматривал труп.
— Что там у вас? — не сдержал Турецкий своего любопытства.
— Да вот расчлененка. Привезли сегодня мужчину, свеженького. Тело нашли в коллекторе, а голову в кустах, совсем рядом. Убийца даже не потрудился унести куда подальше.
— Торопился? — предположил Турецкий и подошел к столу. — Ничего, если я посмотрю?
— Да ради бога, если вам это нравится.
— Не сказал бы, чтобы мне это нравилось. Так, для общего развития. Да… — присмотрелся он. — Голова вроде нашла своего хозяина. Вон как идеально по месту среза совпала.
— Главное, убийца умело владел лезвием. Будто учился этому. Видите, как аккуратно прошелся лезвием? Наверное, за минуту управился. Сначала один глубокий разрез, первичный, затем второй, — и отсек бедолаге голову.
— Надеюсь, этот несчастный умер до того, как убийца принялся отрезать голову.
— Если вас это хоть немного утешит, то да. На височной кости впадина, от сильного удара. Кстати, к вопросу об общем развитии. Вот взгляните на снимок. Видите — трещины расходятся от точки, куда был нанесен удар? Как будто паутина. Это место очень уязвимое. Под ним находится средняя менингиальная артерия. Как только происходит удар, она разрывается, и тут же наступает кровоизлияние. Черепная полость заполняется кровью. В общем, удар был мощнейший. Бедняга, конечно, потерял сознание. Иначе он сопротивлялся бы. А на конечностях никаких повреждений, потому я и считаю, что он сопротивления не оказал. Ну ладно, потом вернусь к нему. Как раз собирался вскрывать череп. Так что вас интересует?
— Я бы хотел узнать подробности о девушке, которую вам привезли вчера.
— А о какой именно?
— То есть? У вас их несколько? Щеткин говорил только об одном теле.
— К вечеру мне привезли еще одну.
— Причина смерти второй?
— Та же, что и первой. Обе задушены.
— И у первой из них в кулаке была зажата оторванная пуговица. От милицейского кителя.
— Да, мне Щеткин говорил, — невозмутимо отреагировал Теодозий Иванович. — Сочувствую вам. Вряд ли объявится милиционер, который сообщит о пропавшей пуговице от своего кителя. А почему, собственно, эти убийства заинтересовали частный сыск? Личности девушек еще не установлены. А коли так, то родственники погибших не могли попросить вас разыскать убийцу. И вообще, этим делом вроде занимается Щеткин.
— Есть некоторые обстоятельства, Теодозий Иванович, которые наталкивают меня на мысль, что в городе действует банда в милицейских формах. Они подстерегают одиноких беззащитных девушек и насилуют их. Пока мне известен факт об изнасиловании одной, несовершеннолетней. Она, к счастью, осталась жива. Это произошло месяц назад. Никаких зацепок. Потому что девочка была в состоянии шока и не запомнила их лиц. Куда ее увозили, тоже не знает. Вчера в разговоре со Щеткиным я вспомнил эту историю, а он мне вдруг и говорит: «У нас есть труп девушки, в смерти которой явно замешан милиционер. Или человек, который носит милицейскую форму. Потому что в ее кулаке нашли пуговицу от кителя». Я и подумал, что это дело рук одних и тех же. Все-таки случай неординарный — чтобы в течение месяца были две жертвы милицейского насилия. А у вас, оказывается, еще и третья… Если обе убиты одним способом, значит…
— У меня тоже возникла такая мысль. Более того, вы знаете, обе были беременны. На разных сроках. У одной беременность восемь недель, у другой десять.
— Может, кто-то хотел от них избавиться, — задумчиво проговорил Турецкий. — Слишком много совпадений. А где обнаружили первую?
— На тридцать шестом километре Киевского шоссе.
— А вторую?
— На том же Киевском шоссе, но уже поближе, на тридцать втором километре.
— А что вы еще можете сказать о них? Что вам бросилось в глаза?
Теодозий Иванович задумался.
— Да, пожалуй, я удивился, что девушки при том, что очень ухожены, явно давно не видели солнечного света. Сейчас же конец лета, август, к тому же жаркий. Я никогда не загораю специально, но и то, пока до автобуса дойду, пока подожду на остановке, — солнышко-то припекает. Хочешь не хочешь, а дозу ультрафиолетовых лучей получаешь. Не только лицо, но и шея загорела. Хотя в этом году и в отпуске-то не был. А эти бледненькие, как будто из помещения не выходили. Нынешняя молодежь за этим очень следит. Специально в солярий ходят. Летом кто на речку, кто на море. Не модно теперь незагорелыми быть.
— Ценное наблюдение, — отметил Турецкий. — Ну а следы насилия на их теле были?
— А это уж сколько угодно. Я так понимаю, что вы хотите взглянуть на их тела?
— Да уж. Придется. Хотелось бы понять картину убийства.
Теодозий Иванович позвал санитара, молоденького мальчишку со здоровым румянцем на покрытых-юношеским пушком щеках. Он молча помог погрузить тело сначала одной девушки на каталку и переложить на прозекторский стол, затем второе.
Александр Борисович с жалостью осмотрел тела.
— Да, помучили их перед смертью. Обе избиты, будто их использовали как боксерские груши. Синяков-то…
— Кровоподтеки сине-багрового цвета, как вы изволили назвать их — «синяки», свидетельствуют о том, что смерть обеих наступила совсем недавно, не более трех дней назад, — тоном лектора объяснил Теодозий Иванович.
Турецкий усмехнулся, и эксперт заметил его насмешливую улыбку.
— Ой, извините, Александр Борисович, я забыл, что вы этих трупов за свой век навидались. У меня сегодня были студенты, так я с ними практические занятия проводил. Вот и с вами веду себя, как лектор.
— Да ладно, доктор, не парьтесь, — махнул рукой Турецкий. — Следы от побоев прижизненные?
— Да.
— Сперму обнаружили?
— Естественно. Это уж прежде всего. Но в банке данных идентифицировать не удалось. Хочу обратить ваше внимание на то, что в вагине каждой жертвы обнаружены биологические следы одновременно двух насильников. В сперме наличествуют антигены А и АВ, то есть лица, вступившие в половую связь с жертвами, имеют: один — группу крови II, а второй — IV. Но тут такая особенность. В подногтевом содержании эпителия насильника жертвы номер один выявлен антиген группы…
— И о чем это говорит?
— О том, что он не принадлежит ни одному из двух насильников.