— Ну, ничего, это наша доля собачья такая. Я тоже постоянно попадаю. А зимой Джек у меня, так, шапку сожрал. Подбежал, тормознул об меня, а покуда я поднимался — он, шельмец, успел ушанку свалившуюся с головы утащить. Отнять-то потом я ее отнял, да поздно. Хотел тогда выдрать, чтоб неповадно было, да куда там: ползет ко мне на брюхе, извиняется, а потом вовсе на спину плюхнулся, лапы поджал, как дохлый: мол, совсем виноватый. Хошь убей, но не мучай… Да, меня зовут Виктор. А я вас что-то не видел. Недавно переехали?
— Недавно, — чтобы не вдаваться в подробности отозвался Нертов. — Я — Алексей. А это — Мэй Квин Лаки Стар о‘Кенел, Маша, говоря проще. Сколько вашему?..
Джек, сообразив, что речь идет о нем, причем не для того, чтобы очередной раз обругать, подхалимски ткнулся носом в руку хозяину, продолжавшему ни к чему не обязывающую беседу с попутчиком. Вскоре время Алексей уже знал, что Джек — чемпион породы, вывезен из Германии, где Виктор закончил службу в звании полковника, уйдя в отставку при выводе группы войск. Сейчас же новый знакомый Нертова держал небольшую автомастерскую, где, кстати, и сам не гнушался выполнять работу автослесаря.
— Будут проблемы с машиной — милости прошу, тут недалеко…
Узнав, что Алексей по профессии юрист, Виктор обрадовался, окончательно перейдя на «ты»:
— Слушай, я понимаю, дел у тебя, наверное, много. Но, думаю, лишнее не помешает. Я еще, так сказать по совместительству, возглавляю питерское отделение Партии социальной справедливости. Слышал о такой? Скоро выборы в Законодательное собрание. Нам твоя квалифицированная помощь не помешала бы… Да не морщись ты, — заметив невольную гримасу Алексея, предупредил его возражения лидер партии, — дел будет немного, скорее, только консультации. Ну, в общем, если что срочное, чтобы я мог позвонить. А если что, наймем адвокатов — это уж моя забота. Согласен?.. Ну, и хорошо. Давай-ка сейчас завернем на горку и обмоем слегка…
«Горка», кафе в Таврическом, уже давно была облюбована собачниками, вырвавшимися от домашних забот, чтобы под марку прогулки пропустить стаканчик-другой. Но у Алексея от упоминания об этой забегаловки возникали только неприятные ассоциации — именно туда некоторое время назад зашла бестолковая няня Мити выпить «мартини», а в это время маньяк задушил оставленного в коляске без надзора соседского ребенка. Кроме того, в планы Нертова сейчас не входило заниматься делами, кроме поиска убийц Нины и сына, да и к политике он относился с определенной настороженностью. Поэтому под благовидным предлогом, что надо срочно идти домой и кормить Машу, от посиделок Алексей отказался, обещав все же обдумать «заманчивое» предложение.
Новый знакомый на прощание оставил свои телефоны («Звони, спросишь Нежданова Виктора Дмитриевича. Это — я») и, тепло распрощавшись, двинулся вышагивать очередной круг по парку.
* * *
Сыщики из конторы Арчи сработали оперативно. Во всяком случае, когда Нертов, вернувшись с прогулки и покормив собаку, через заветное окно на кухне выбрался из квартиры и добрался до друзей, перед ним на стол тут же положили несколько исписанных листов бумаги.
Пробежав глазами содержание документов, Алексей узнал, что «барабан» Раскова — Михаил Назарович Горин некогда работал в системе общепита, но расстался с ней из-за неладов со 156-й статьей. В конце восьмидесятых он сделал определенную карьеру, называя себя борцом с коммунистическим режимом, от которого якобы и пострадал за свои вольные взгляды. Горин даже пытался стать депутатом Верховного Совета России, затем — Ленсовета, но безуспешно. Правда, ему удалось некоторое время «продепутатствовать» в одном из районов и даже принять участие в экспроприации имущества райкома. Но эти заслуги были забыты после президентского указа о разгоне законодательных органов власти и последовавшей за тем скоротечной гражданской войны. В результате Михаил Назарович некоторое время оставался не у дел, но недолго — через пару месяцев он умудрился получить корочки помощника одного из депутатов Государственной Думы.
Нертов, боясь поверить увиденному, всматривался в текст, скорописью записанный на очередном листе, где значилось, чьим помощником был Горин. Но сыщик, наводивший справки, все фамилии писал достаточно разборчиво, печатными буквами, и поэтому ошибиться при прочтении было невозможно. На листе значилось: «Ивченко Семен Львович». Не было никаких сомнений — Горин был помощником того самого покойного Ивченко, который организовывал нападения на «Транскросс», пытаясь завладеть его акциями. Бизнесмена Ивченко, который погиб от руки нанятого им же бандита и маньяка Акулаева, застреленного после этого Расковым. Именно из-за пазухи у мертвого Ивченко Нертов стащил органайзер, ставший, по-видимому, причиной убийства Леонида Павловича. И именно к помощнику Ивченко Расков приходил для секретной встречи за день до своей смерти.
Нертов уже давно не верил в случайные совпадения, поэтому версия, полученная от расковского однокашника, казалась все более реальной. Именно ее проработка могла вывести и на убийц начальника уголовного розыска и, главное, на убийц Нины с Митей…
На последующих листках сообщалось, что Горин проживал в отдельной трехкомнатной квартире на Миллионной улице с дочерью. Дочь — Людмила, двадцати пяти лет от роду, после окончания медицинского института официально нигде не работала, ухаживая за частенько болевшим отцом. Но по некоторым сведениям, молодая врачиха занималась и частной практикой, более подходящей для медсестры — делала уколы и массаж, ходя по вызовам клиентов.
Нертов, читая эти строки, хмыкнул, представив, какую мысль пытался вложить собиравший сведения сыщик в сухие строки документа, но решил, что массаж массажу — рознь, а с этой Людмилой Михайловной лучше познакомиться лично. Именно дочь покойного может помочь найти ту тоненькую ниточку, ухватившись за которую, можно выйти из лабиринта убийств. Только это собачья доля — разговаривать с родственниками умерших. Данный постулат Алексей прочувствовал на своей шкуре еще во времена службы в военной прокуратуре. Тогда его шеф, заботясь о собственном здоровье, ни разу не побеседовал с родителями повесившихся или просто погибших солдат, а все подобные мероприятия наваливал на своего помощника: «Учись с людьми говорить…». И приходилось учиться, то отпаивая собеседников валерьянкой, а то и вызывая «скорую», уклоняясь от готовых вцепиться в лицо ногтей. Предстоящий разговор тоже не обещал быть легким. С такими мыслями Алексей и направился на Миллионную…
* * *
В полутемной парадной юрист без особого труда обнаружил добротную дверь квартиры Горина и, чуть помедлив, позвонил. Он еще не знал точно, с чего начать разговор, хотя по дороге только и думал, как следует построить беседу. В конце концов он решил, что горе объединяет людей и, скрепя сердце, решил искать контакт с дочерью исчезнувшего Михаила Назаровича именно в этом ключе, каким бы циничным он не казался (главное — найти убийц).
«Только бы она сразу открыла, — раздумывал Нертов, когда из глубины квартиры послышались шаги, — только бы не стала интересоваться кто и зачем».
Дверь распахнулась, и на пороге показалась хозяйка квартиры. Отсутствие грима на лице и слегка припухшие глаза отнюдь не делали стройную фигуру менее привлекательной в полутьме парадной. Впрочем, несмотря на недостаток освещения, гость непроизвольно задержал взгляд на высокой груди девушки, достаточно откровенно выглянувшей из-под неплотно запахнутого халата с вышитыми драконами. Алексей поспешно заморгал и попытался изобразить застенчивую улыбку:
— Здравствуйте. Извините, мне необходимо поговорить с вами по вопросу исчезновения вашего отца… — гость сделал движение, будто пытается достать из кармана служебное удостоверение, но тут же отдернул руку. — Разрешите пройти?
— Входите, я давно вас ждала, — девушка, пропуская гостя в квартиру, подвинулась к стене, и Нертов невольно почувствовал слабый, но влекущий аромат далеких цветов. Проскальзывая мимо хозяйки, гость неосторожно наступил ей на ногу, девушка вздрогнула и прикусила губу. Алексей, забыв, что с ноги следовало бы сначала сойти, а уже потом извиняться, остановился и, придержав Людмилу за плечи, словно она могла упасть, забормотал какие-то извинения. В глазах хозяйки появились слезы, и она почти неслышно прошептала:
— Пожалуйста, пройдите в квартиру. Мне больно…
Весь план беседы, тщательно продуманный Нертовым по дороге на Миллионную, шел насмарку.
Он бы никогда раньше не подумал, что через несколько дней после гибели любимой сможет так растеряться при, в общем-то, случайной встрече с незнакомой девушкой, а сейчас ругал себя за нелепое поведение, не замечая, что продолжает действовать, словно вчерашний школьник, волею судеб оказавшийся один на один с прекрасной незнакомкой.
В коридоре Нертов умудрился натолкнуться на стул со стоящим на нем телефоном, отчего аппарат с жалобным звяканьем грохнулся на пол. Алексей тут же присел на корточки, чтобы поднять его, но, вставая, не заметил висящей полки, об которую, охнув, ударился макушкой. С полки вслед за телефоном на пол последовала хрустальная ваза с увядшей розой.
Хозяйка, успевшая захлопнуть дверь, только всплеснула руками: «Осторожнее!..» — и запоздало бросилась к осколкам. Но на этот раз не повезло и ей. Голова Алексея, попытавшегося поймать вазу, оказалась слишком серьезным препятствием, которое не выдержало сонное сплетение девушки. В результате она, в миг задохнувшись, присела на корточки, смотря испуганными глазами на совсем опешившего гостя. Нертов попытался пролепетать какие-то извинения, но, очевидно, это со стороны выглядело так глупо, что хозяйка, несмотря на боль, улыбнулась, кое-как выдавив из себя, чтобы он больше не смел шевелиться. Наверное, в данной ситуации это было не самое лучшее предложение, потому что гость так и застыл в полусогнутой позе, окончательно развеселив понемногу пришедшую в себя девушку. Она, рассмеявшись, подала незадачливому сыщику руку:
— Вставайте. Только, пожалуйста, осторожно. Вы всегда так громко ходите в гости? Давайте-ка, я дам что-нибудь холодное к голове приложить.
Нертов был готов провалиться сквозь землю…
Однако, когда необъяснимая суматоха, связанная с вторжением в квартиру, закончилась, и молодые люди прошли в комнату, они сумели быстро найти общий язык. В немалой степени этому способствовала Мила, умудряющаяся предугадывать вопросы, которые Нертов еще собирался задавать, и более того, по сути, лишившая его необходимости подробно объяснять свой визит.
Алексей решил, что для доверительного разговора необходим максимум искренности, если только в сыске вообще можно о ней говорить. Поэтому он поведал девушке, что с помощью частного сыскного агентства пытается расследовать смерть одного человека, с которым, видимо, был знаком Михаил Назарович Горин. Мила грустно посмотрела на гостя и вздохнула:
— И вы считаете, что был?.. Не отвечайте… Папа обязательно бы дал знать о себе, если смог. А что касается вашего клиента… Может, это поможет найти и папу. Или хотя бы узнать, что с ним произошло… А я-то сначала решила, что вы из милиции, хотя мне и говорили, что они ищут только на бумаге. Ладно, давайте поговорим.
Нертову ничего не осталось делать, как начать задавать многочисленные вопросы…
Когда речь зашла о бумагах Горина («Может, он дневник вел или какие-то записи мог оставить дома, объясняющие его отсутствие?»), сказала, что какие-то бумаги у отца действительно есть, но тут же грустно признала, что, просмотрев их, ничего интересного там не нашла.
— Впрочем, давайте лучше пройдем в комнату папы. Вы там спокойно посидите, а я пока займусь делами, чтобы не мешать. А то после его… ухода, — девушка так обреченно сказала это, что Алексей понял: она имела в виду «после смерти», — после его ухода я и так дома ничего не могла делать.
Нертов поплелся за хозяйкой в соседнюю комнату, где начал просматривать кучу разбросанных по столу бумаг, на которые указала Людмила. Некоторые оказались любопытными. Юрист не мог отделаться от ощущения, что недавно слышал о чем-то подобном и вскоре вспомнил: о таких документах ему рассказывала журналистка Юля Громова.
«Вот, значит, как выглядят предвыборные “рыбы” заказных статей», — Нертов просматривал очередную серию сколотых степлером листов, в которых изобличался какой-то кандидат в депутаты. В следующих бумагах не было даже проставлено фамилии — только прочерк. Кого хочешь, того и вписывай: «Говорят, уважаемый кандидат (ф.и.о.) владеет не одним магазином. Нет-нет, не сам, конечно. В нашей стране достаточно способов делать деньги через подставных лиц. Так и (ф. и. о.) снимает пенки с подконтрольных ему фирм, зарегистрированных на подставных лиц и дальних родственников. А в это время наши старушки мрут с голода…».
Нертов со злостью бросил очередную «рыбу», пожалев, что нельзя попросту набить морду ее творцу. Подобные же пасквили некоторое время назад писала команда Щучкина про Нину и ее «Транскросс». Про Нину… — Алексей, вздохнув, продолжил изучение документов.
Текст одной из бумаг, которую он было отложил в общую кучу, вдруг показался знакомым. Взяв снова этот листок, Нертов еще раз пробежал его глазами: «…и на фоне всей вакханалии единственно подлинно народным избранником выглядит кандидат Партии социальной справедливости Виктор Дмитриевич Нежданов. За его плечами суровая служба офицера, защищавшего Родину. Уйдя в отставку, он тоже не сдался, а встал на защиту слабых и угнетенных. Только Нежданов может…».
Алексей быстро вышел в коридор и залез в карман оставленной там куртки. Он не ошибся — на клочке бумаги, врученном сегодняшним знакомым собачником, значилось именно это имя: «Нежданов Виктор Дмитриевич».
К тому времени, когда Нертов закончил бегло просматривать бумаги, в комнату вернулась Мила.
— Я приготовила ужин, — девушка словно оправдывалась, — вы, конечно, ничего не ели… Папа всегда говорил, что война — войной, а обед вовремя… А потом можете снова заняться делами…
Нертов не знал, насколько тяжело далось девушке это внешне спокойное «я приготовила ужин…». Он не знал, что только несколько минут назад она едва сумела справиться со слезами, но не желая его расстраивать своими проблемами, наскоро умыла в ванной лицо, припудрила покрасневший носик, прихватила сзади лентой рассыпавшиеся по плечам пышные волосы, слегка подвела тушью ресницы, сменила домашний халат на платье и только после этого вышла к гостю.
Ваза, которую умудрился разбить Алексей, была подарена Миле на день рождения и была последней, а потому самой дорогой памятью об отце. Но девушка не могла злиться на неуклюжего гостя — именно он олицетворял ту надежду, ту силу, которая могла бы вернуть родного человека. Людмиле не хотелось верить, что ее папа погиб, но рациональный ум врача то и дело заставлял возвращаться к этой печальной мысли. И все же где-то в глубине души еще теплилась надежда: вдруг гость — молодой и сильный незнакомый мужчина — сумеет помочь, защитить, спасти…
Мила, идя на кухню, конечно, не говорила себе прямо, что защитников нужно кормить. Все это произошло как само собой разумеющееся, чуть ли не на уровне подсознания, которое в иных ситуациях более проявляется как рефлекс материнства.
Но поглощенный работой Нертов ничего не замечал. Поэтому, когда девушка сказала об ужине, он смутился: Алексей собирался уйти, чтобы озадачить ребят из сыскного агентства срочно собрать информацию по Нежданову, с которым следовало пообщаться еще раз, притом по возможности быстро. Кроме того, необходимо было увидеться с журналисткой — именно Юля могла хоть немного разъяснить общую ситуацию, связанную с выборами, в которых Нертов ни черта не смыслил. Политика для далекого от нее человека была как terra incognita — неизвестная земля, скрытый под студеной водой айсберг с верхушкой, загаженной то и дело разгорающимися скандалами. А вот куда эту глыбу могли вынести подводные течения, и что это за течения вообще — в таких вопросах необходима была консультация знающего человека.
Сегодняшний день оказался для Алексея каким-то сумбурным — он то и дело терялся в присутствии девушки, чего раньше с ним не бывало; не находил нужных слов, чтобы ободрить ее или даже ответить по-человечески на предложение поесть. К тому же осколки разбитой вазы, которые дочери Горина пришлось собирать в коридоре…