ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая. КТО ХОДИТ В ГОСТИ ПО УТРАМ…
— Ой! — только и успела в очередной раз вскрикнуть Нинина свекровь, когда здоровенная ротвейлерша Мэй Квин Лаки Стар о’Кэнел, а проще — Маша, клацнув зубами, выхватила из руки хозяйки квартиры бутерброд. — Отдай сейчас же!
Но последние слова Ирины Петровны пропали даром, потому что Маша, мгновенно проглотив грабительски похищенную еду, тут же удрала в другую комнату.
Конечно, будь в этой квартире ее хозяин или, на худой конец, его товарищ, которому на время был вверен собачий прокорм, Мэй не посмела бы так своевольничать. Но ее хозяин, руководитель частного сыскного агентства Николай Иванов, укатил со своей приятельницей в далекую Францию, а Алексей Нертов, которому и была временно доверена Маша, отправился в Питер решать какие-то проблемы. Поэтому рассчитывать на выволочку за непристойное собачье поведение не приходилось, и вкусный бутерброд послужил неплохим дополнением к съеденному недавно завтраку…
Строение в Ленинградской области, принадлежавшее родителям Алексея, несколько лет назад могло считаться достаточно престижным. Но сегодня, когда повсеместно расплодились «сиротские» домики, скорее напоминающие небольшие замки, жилище директора крупного перерабатывающего завода выглядело вполне заурядным. В нескольких просторных комнатах, спроектированных по индивидуальному проекту, коротали время Нертов-старший и его жена Ирина Петровна. Их единственный сын после окончания юрфака сначала мотался по всему Союзу, отрабатывая трудный хлеб сотрудника военной прокуратуры, а после устроился на работу, от одного упоминания которой по спине заботливой мамы пробегали мурашки.
Вообще, неизвестно, как бы Ирина Петровна дожила до этого дня, знай она о всех злоключениях сына, последние годы работавшего начальником службы безопасности сначала в банке, а затем — в крупной транспортной фирме «Транскросс». Об убийстве банкира, а потом и о смерти генерального директора «Транскросса», женщина, конечно, читала в газетах. Но, может отчасти благодаря увещеваниям сына и мужа, а может просто потому, что не хотела верить в опасность дел, которыми занимался сын, Ирина Петровна не догадывалась, что Алексей лишь чудом выпутался из всех передряг. Не было известно женщине ни о перестрелках с бандитами, в которых пришлось участвовать ее сыну, ни о покушении на него, ни о том, что большинство проблем так или иначе было связано с будущей женой Алексея — Ниной Климовой, приемной дочерью и преемницей в бизнесе покойного директора «Транскросса».
Обо всем этом мама Нертова не знала и лишь радовалась, что он наконец-то привел в дом женщину, которую полюбил, и, разумеется, внука Митю. Ирина Петровна только украдкой повздыхала, узнав, что Алексей с Ниной до сих пор не расписались как все нормальные люди, но потом махнула рукой: мол, негоже лезть в дела молодых, только невестку против себя озлобишь… В общем, когда Алексей приехал к родителям с молодой женой и малышом, сразу же протянувшим руки к бабушке и что-то радостно залопотавшим при этом, Ирина Петровна простила своему непутевому чаду и все прежние обиды, и привезенную в дом в качестве «нагрузки» псину.
К животным в семье Нертова относились хорошо. Правда, взглянув на зевнувшую Мэй, у которой в пасти над розовым языком сверкнули влажные белые клыки, хозяйка дома опасливо поинтересовалась, не укусит ли собака малыша? На это не менее счастливый от приезда внука Нертов-старший резонно заметил, что самое худшее, что может грозить Мите — быть обслюнявленным с ног до головы. После этого Юрий Алексеевич очередной раз напомнил историю из детства сына, когда тот, обиженный на собственных родителей, целый день прятался в будке под охраной злющего цепного пса.
— Вы знаете, — рассказывал свекор, повернувшись к Нине, — Леше тогда было года четыре. Мы переволновались, не зная, что и думать. Потом я вижу: из собачьей будки ножка в сандалике выглядывает… Не представляете, что со мной было! Бросаюсь к будке, а барбос этот — на меня, словно взбесился. Я-то думал: все, сожрал! Бросился к дому за ружьем и сразу же назад, а тут Лешка-негодник вылезает из будки. Весь заспанный. Уж и забыл, за что обижался. «Папа, — говорит, — а на кого ты охотишься? Мы с тобой пойдем», — а сам пса обнимает за шею…
Нина при желании тоже могла бы рассказать несколько «собачьих» историй. Хотя бы о том, как Мэй, защищая квартиру хозяина, отбилась, точнее, откусалась от трех озверевших бандитов, оставив милиции в качестве вещдоков целый комплект пальцев непрошеных гостей. Или как она, несколько позднее, чуть не съела вооруженного «бомбилу» на Скандинавской трассе, пожелавшего поживиться «транскроссовским» грузом. Или даже о том, как собака согревала своим теплом умирающую от ножевого ранения и шока русскую француженку Женевьеву, приятельницу руководителя сыскного агентства… Все это Нина благоразумно не стала пересказывать свекрови, прекрасно зная, что пока Митя находится рядом с собакой, за здоровье мальчика можно не волноваться. В этом Юрий Алексеевич, отец Леши, был абсолютно прав.
Но со следующего утра, когда Алексею пришлось уехать в Питер решать неотложные «транскроссовско»-охранные дела, — собаку словно подменили. Сначала она была уличена в том, что попыталась втихаря сожрать неосмотрительно оставленное на кухонном столе мясо. Предотвратить хищение удалось лишь Нининому охраннику, живо бросившемуся следом за подозрительно притихшей псиной. После этого, несколько часов поизображав смирение, Маша вступила в смертельную битву с огромным плюшевым медведем-пандой, невесть зачем подаренным на очередной день рождения Нертову-старшему любимыми сослуживцами. Результаты этой битвы могли напомнить лишь картинку из компьютерной игры, когда после удачного выстрела клочья очередного монстра разлетаются по всему экрану. К сожалению, дом, пусть даже загородный, не экран монитора, и Нине пришлось срочно собирать остатки панды под безутешные стенания свекрови. Последней каплей был испорченный вечер и бессовестно отнятый у Ирины Петровны бутерброд.
Нина, конечно же, не стала замечать, что незачем было задумчиво размахивать едой перед собачьим носом — все равно свекровь, какая бы она хорошая не была, не оценит подобного замечания. Тем не менее, гнев домохозяйки обрушился на ни в чем неповинную невестку.
— Ну, гости дорогие, это уж слишком! — возмущенный взгляд свекрови проследовал в направлении удаляющегося Машиного зада, напоминающего осенний кленовый лист в обрамлении черного бархата. — Пожалуйста, сейчас же позвоните Алексею и потребуйте, чтобы он забрал эту мерзость. Если он этого не сделает — я выгоню ее на улицу. В тот же миг. Позвоните, прошу вас…
Не желая портить отношения со свекровью, Нина нехотя доплелась до своей сумочки, в которой лежала «труба», набрала номер петербургской квартиры мужа, еще не зная, что и как будет объяснять ему. К счастью, к телефону никто не подошел, и Нина с чистой совестью сообщила об этом Ирине Петровне, сказав, что ее сын еще на работе. Свекровь недовольно проворчала, что завтра-то она собаку выгонит обязательно, и отправилась к холодильнику, чтобы достать компоненты для очередного бутерброда.
Но питерский телефон не отвечал совершенно не потому, что Алексей Нертов находился на работе. В этот вечер он был дома. И не один…
* * *
— Да ты можешь хоть немного посидеть спокойно и не бросаться на каждый звонок? — голос Лены, казавшийся когда-то Алексею самым нежным на свете, прозвучал хотя и в диссонанс тихой музыке, неторопливо льющейся из «комбайна», но как-то по-детски капризно. — Раз в жизни к тебе в гости пришла одноклассница… Скоро ты ее выгонишь еще лет на пятнадцать, но даже сейчас сидишь, как чужой. Кто тебе все время названивает?.. Впрочем, это не мое дело, расскажи-ка лучше, где ты столько лет пропадал?
Нертов, собравшись с духом, наконец-то сдернул душивший его галстук и расстегнул ворот рубашки. Появление Лены Михайловой было достаточно неожиданным. Когда-то, лет пятнадцать назад, приди она в гости к бывшему однокласснику, он бы, пожалуй, не смог толком связать и пары слов. Ленка была и тогда красавицей, и сейчас выглядела очень привлекательно, невесть каким образом умудряясь поддерживать прежние габариты и обаяние. В сочетании с грамотно наложенной косметикой, все это здорово молодило гостью, и ей на вид даже придирчивый ценитель прекрасного вряд ли дал бы больше двадцати пяти.
Когда-то в старших классах Алексей тайно вздыхал, разглядывая сделанные исподтишка фотографии Михайловой, представляя, как бы он смотрелся рядом с ней в ЗАГСе. Если с другими девчонками ему было общаться нетрудно, то при виде Лены он начинал запинаться, городить всякую чушь. Она же, казалось, не замечала этого и даже иногда разрешала проводить себя до дома. Алексей робел и бледнел, оказываясь рядом. Лишь однажды, после окончания десятого класса, на совместном праздновании Нового года, во время танца их губы случайно встретились. Но этим все и закончилось. В комнату ввалились другие одноклассники, выходившие перед этим покурить, и до утра загомонили… А вскоре Лена незаметно ускользнула домой.
Уже будучи на срочной службе в армии, Нертов некоторое время переписывался с Леной. Но через год узнал из письма приятеля, что Михайлова вышла замуж. Один из сослуживцев, получив письмо примерно такого же содержания, из ближайшего караула, как был, с автоматом, рванул домой — выяснять отношения. Но далеко не ушел и через несколько часов начал отстреливаться от окруживших его однополчан. Расстреляв оба магазина, бедолага пустил последнюю пулю себе под челюсть, снеся половину черепа… Позднее, уже после окончания юрфака, на службе в военной прокуратуре Нертов не раз сталкивался с трагедиями, начинавшимися из-за неосмотрительных писем. Иногда выяснялось, что чья-то девушка, и правда не дождавшись солдата, изменяла ему, иногда ошибались друзья-подружки, пересказывая злую молву, иногда невеста «просто хотела проверить» своего избранника… В общем, причин, чтобы написать гадость, бывает предостаточно, а вариантов развязки чаще всего существовало лишь два — либо военный трибунал, по нынешнему — военный суд, либо цинковый гроб. Но Нертов тогда, на срочной, выбрал третий. Он в клочья изорвал злосчастное послание, пообещав себе, что никогда больше не встретится со своей одноклассницей…
Оставив Нину и Митю у родителей, Алексей вернулся в Петербург, дабы решить несколько неотложных вопросов, связанных с охраной «Транскросса», а заодно начать зондировать возможных покупателей акций фирмы. «Нина правильно решила, — думал Алексей. — С этими злосчастными бумагами надо расставаться как можно скорее. Вполне достаточно, что из-за них я чуть не потерял и сына, и любимую женщину. Все равно эти акции удачи не принесут — пусть всякие бандиты лучше их делят между собой, глядишь, скорее перестреляют друг друга. Только без нашего участия, спасибо. Лично мне всяких “наездов” на всю жизнь хватит».
Но едва Нертов зашел в свою квартиру и, скинув полуботинки, влез в домашние тапочки, как противно затренькал звонок. Алексей, даже не спросив «кто?», распахнул дверь — и вот в результате весь вечер пошел насмарку. Теперь он под оркестр Поля Мориа, модный в семидесятых, потягивает «Кампари» с одноклассницей, которую когда-то боготворил, а та, в свою очередь, явно настроена на более тесное продолжение встречи…
Алексей, так и не добравшись до телефона, понял, что не ошибся, почувствовав тонкий запах дорогой французской косметики прямо у самого носа. Затем длинные тонкие пальцы ласково скользнули по его волосам, и он даже скорее не услышал, а почувствовал: «Нертов, пожалуйста, не прогоняй меня сегодня. Ладно?..»
* * *
Между черных стволов корабельных сосен, выстроившихся в шеренгу около дома Нертова-старшего, пробивались рыжие лучи заходящего солнца. Нина стояла на террасе, полной грудью вдыхая чистый загородный воздух и, улыбаясь, смотрела куда-то вдаль.
Все злоключения, казалось, окончились. Скоро она с мужем и малышом уедет на Лазурный берег, и навсегда позабудет кошмары, когда жизни ребенка грозил маньяк, нанятый группой московских финансистов, пытавшихся завладеть «Транскроссом». Только благодаря Алексею и его друзьям все закончилось благополучно. Но больше руководить фирмой, да и вообще слышать о ней, Нина не хотела. Она мечтала только об одном: поскорей уехать. А потом, продав злосчастные акции, к ней прилетит Алексей, и они будут втроем любоваться красотами Ниццы и Парижа. Что будет еще потом, женщина даже не загадывала. Главное — уехать. Уехать подальше и спокойно жить вместе с любимым. Все остальное как-нибудь решится. До отъезда оставалось всего несколько дней.
Подставляя лицо ласковому, не по-вечернему теплому ветерку, Нина решила, что не будет завтра звонить Алексею, а возьмет Митю и съездит с ним в город, на могилу своего отчима. Только на день. А вечером, уже вместе с Лешей, вернется к его родителям, которым, видно, трудно сразу привыкнуть к невестке.
Женщина старалась обмануть себя. На самом деле это ей было неуютно в просторном нертовском доме с его патриархальным укладом. Было неудобно откровенно говорить с Ириной Петровной, а уж, тем более, делать ей какие-то замечания. Неудобно, что Юрий Алексеевич постоянно ходил по дому в костюме, тоже, видимо, стесняясь сменить его при гостье на какой-нибудь удобный халат. И теперь, оставшись одна, Нина твердо решила: «Завтра же с утра в город».
* * *
— Ладно, Нертов, не мучай себя, — Лена решительно поднялась с широкого дивана. — И не говори ничего. Я ухожу. Но запомни: если ты все-таки надумаешь позвонить… если надумаешь…
Алексей попытался встать, но женщина жестом остановила его, решительно и вместе с тем умоляюще выпалив:
— Позвони мне! Когда сочтешь нужным. Пожалуйста, — а затем быстро направилась к дверям, уже буквально выкрикнув срывающимся голосом: — Сиди здесь. И не смей меня провожать! Я сама…
Перед носом опешившего одноклассника хлопнула дверь комнаты и почти сразу же входная, в квартиру. Нертов обескураженно опустился на диван. Он и представить себе не мог, что у Ленки так плохи дела — от хорошей жизни через пятнадцать лет бывших одноклассников не вспоминают и, тем более, не пытаются оказаться с ними в одной постели. Причем, оказаться вовсе не для того, чтобы переспать из «спортивного» интереса, а просто, как за последнюю, спасительную соломинку хватаясь за детские воспоминания о так и не расцветшей искренней любви, в которой нет места домашним склокам, бесконечным: «Где мой ужин?», «Иди, успокой ребенка!» — и прочим «прелестям» семейной жизни, из которой не знаешь, куда убежать.
Юрист начал корить себя, что не задержал гостью. Наверное, следовало попытаться мягко поговорить с ней, вернее, дать выговориться, выплакаться. Очевидно, такой возможности Лена просто не имела, почему и оказалась в тяжелое для себя время в его доме. Как бы то ни было, но Нертов чувствовал себя подлецом, что не остановил убегающую Михайлову. Тем не менее, ноги будто налились свинцом, и он так и не заставил себя выбежать за ней следом, чтобы вернуть. Неизвестно, чем бы закончилось такое возвращение. Наверняка Алексей после снова корил себя, но уже совсем по иному поводу. Но не зря древние заметили, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду…
Из оцепенения Нертова вывела новая трель квартирного звонка. Думая, что это вернулась его гостья, Алексей открыл дверь. Но на пороге стояла не Лена, а другая женщина. Даже в полутьме лестничной площадки, кое-как освещаемой двадцатипятиваттной лампочкой, было видно, что неожиданная гостья недавно пережила сильный стресс. Припухшие глаза, скорбно сжатые губы, носовой платок, который позвонившая нервно комкала в руках… Алексею показалось, что раньше он уже где-то ее видел, но он не мог сообразить, где и при каких обстоятельствах.
Хозяин квартиры чуть замешкался, и гостья, предвосхищая вопрос вроде: «Кого бы вы хотели увидеть, сударыня?» — тихо проговорила чуть дрожащим, но достаточно твердым голосом:
— Здравствуйте, Алексей. Вы меня, наверное, не помните. Я — жена Леонида Павловича Раскова. Точнее — вдова. Леню убили…
Нертов только ошарашенно смотрел на женщину, одновременно отступая в сторону и пропуская гостью в квартиру.
* * *
После ухода очередной гостьи, Алексей вернулся на кухню. Он взял стакан, залил его на две трети коньяком, надеясь, что если залпом глотнуть эту жидкость — поможет. Но, едва приподняв емкость с напитком, Нертов резко поставил ее обратно на стол и, резко повернувшись, стал искать глазами телефонную трубку, которая должна была валяться где-то поблизости…