Ты подтаскиваешь легкий стул к нетопленому темному каменному камину и ставишь так, чтобы ему было видно. Подкатываешь баллон с газом к стулу, затаскиваешь на подлокотники, и он съезжает по ним к спинке. Стул грозит опрокинуться, но ты пододвигаешь его к выступающей части камина — здесь он никуда не денется. Сэр Руфус все еще пытается выплюнуть кляп. Ты заглядываешь в свой рюкзачок и вытаскиваешь оттуда клапан с резиновой трубкой и медным наконечником, закрепляешь его на баллоне.
За спиной у себя ты слышишь кашель, отхаркивание.
— Послушайте! Бога ради! Зачем все это? Прекратите! Я богат! Я могу…
Ты подходишь к нему, ставишь ногу ему на голову и снова смачиваешь прокладку эфиром.
— Рх! Послушайте, у меня здесь есть деньги! Господи! Не…
Ты снова накидываешь ему на лицо прокладку. Несколько секунд он еще борется, но потом затихает. Ты заклеиваешь ему рот другой — более длинной полоской ленты.
Тебе не сразу удается вставить клапан — баллон на легком стуле не очень устойчив. Затем ты проверяешь, как идет газ, и в это время слышишь свистящий, хлюпающий звук, поворачиваешься и видишь, что его рвет через нос — две струйки блевотины фонтанчиками выплескиваются из ноздрей и растекаются по половицам.
— Черт, — говоришь ты, быстро подходишь к нему и срываешь ленту у него со рта.
Он, захлебываясь, ловит ртом воздух, почти задыхается, из его рта появляется новая порция блевотины и расползается по полу. Ты чувствуешь запах чеснока. Он еще немного кашляет, потом начинает дышать полегче.
Теперь ты уверен, что он не захлебнется собственной блевотиной, он даже начинает издавать какие-то нечленораздельные звуки, и ты, приподняв его голову за редкие волосы на затылке, несколько раз обматываешь ее вкруговую и через рот липкой лентой.
Ты укладываешь в рюкзачок свои вещички, а он в это время лежит рядом, ворочается — сначала слабо, а потом сильнее, из его носа вырываются звуки — сначала тихие, потом громче; стоны сменяются тем, что было бы громким криком, сумей он открыть рот.
Ты присаживаешься на корточки рядом с баллоном, где висит закручивающаяся вверх петля резинового шланга с медным наконечником. На мягком сиденье стула — черная и неуместная здесь железная каминная решетка. Ты проволокой привязываешь медный наконечник к этой решетке, направив его на обшарпанную красную поверхность баллона сантиметрах в пятнадцати над ним.
Голова сэра Руфуса в полутора метрах от стула. Ему все прекрасно видно.
— Итак, сэр Руфус, — говоришь ты, дергая воображаемый вихор и продолжая подражать монотонному уэльскому выговору. Ты хлопаешь по баллону. — Полагаю, вы знаете, что такое блеве,[39] не так ли?
Его глаза готовы вылезти из орбит. Его голос через нос звучит глухо, придушенно.
— Конечно же знаете, — говоришь ты, улыбаясь под маской и кивая. — Ваше судно, ваш — вернее, вашей компании — танкер для перевозки сжиженного газа именно это и сделал в Бомбейском порту, верно? — Ты снова киваешь — этакий неторопливый кивок, тебе кажется, что именно так кивают уэльсцы. — Тысяча покойников, правильно? Да, но одни индийцы, верно? До сих пор приходится судиться, правда? Жаль, что такие глупости всегда занимают столько времени, да? Хотя, конечно, изменив структуру компании, оставив в ее владении всего лишь этот танкер, вы здорово упростили себе жизнь, а? На компенсации почти что и не пришлось раскошеливаться?
Он кашляет через нос, затем чихает и, кажется, пытается что-то крикнуть.
— Я слышал, эти блеве — ужасная штука, — говоришь ты ему, покачивая головой. — Никогда не задумывались, как это выглядит вблизи, а? — Ты опять киваешь. — Я-то об этом много думал. Ну, ладно, — ты поворачиваешься, чтобы похлопать по холодному толстому буртику газового баллона, — вот я тут приготовил такую штучку.
Ты поворачиваешь краник на клапане. Газ тихонько шипит. Ты вынимаешь из кармана зажигалку и подносишь ее к маленькому медному наконечнику, привязанному к каминной решетке. Ты щелкаешь зажигалкой, газ вспыхивает, тоненькое дрожащее пламя — синее с желтоватым отливом — устремляется к баллону.
— Ну нет, — говоришь ты, — это, пожалуй, не очень надежно, как вы считаете, сэр Руфус? Так можно всю ночь прождать! — Ты медленно поворачиваешь кран клапана, и наконец из сопла с ревом вырывается струя, а неистовое желто-голубое пламя принимается лизать круглый бок баллона. — Вот это уже лучше.
Теперь сэр Руфус визжит во весь голос, а его лицо багровеет. Ты надеешься, что его не хватит инфаркт до взрыва. Это было бы… как раз то, чего ждешь от таких скользких типов, они из любой задницы найдут лазейку. К сожалению, ты не можешь остаться, чтобы лично проконтролировать.
Открыв парадную дверь, быстро осматриваешь окрестности прибором ночного видения, руки у тебя трясутся, когда ты слышишь рев рвущегося из сопла газа в гостиной (хотя ты и знаешь, что еще несколько минут у тебя есть) и слабые, почти детские крики.
Дождь все еще идет. Ты закрываешь дверь, запираешь ее и быстро исчезаешь в ночи.
Пять минут спустя, когда ты уже готов завести мотоцикл и начинаешь волноваться — газ мог погаснуть, или сэр Руфус мог каким-нибудь образом освободиться, или его любовница появилась раньше времени и у нее был свой ключ, или что-то еще не сложилось, — ночь неожиданно сотрясается жутким взрывом, который освещает всю залитую дождем долину и висящие над ней тучи, образовав небольшое грибовидное облако раскаленного газа; оно поднимается, вращаясь, в темноте. Ты запускаешь двигатель, а грохот взрыва еще разносится в горах Уэльса.
— Хорошо, мистер Колли, я объясню вам, что происходит.
— Я только за, — говорю я, немного бравируя.
Инспектор Макданн и сержант Флавель сидят напротив меня за столом в кабинете совета директоров. Он расположен точно над кабинетом главного редактора под скосом островерхой крыши. В этом помещении с впечатляющими стропилами стоит почтенный стол и стулья — такие же, как в кабинете Эда, только поменьше. Стены обиты дубовыми панелями, на которых висят тоскливо официальные портреты бывших главных редакторов — суровые лица строго поглядывают вниз, напоминая вам, что это одна из старейших газет в мире. Вид из окон отсюда еще лучше, чем из кабинета Эда — ведь тут на этаж выше, — но хотя раньше мне здесь бывать не приходилось, окрестностями я что-то не особо любуюсь.
Выговор у инспектора — темноволосого коренастого крепыша — наполовину английский, наполовину как у типичного обитателя Глазго. На нем темный костюм, при нем черный плащ. Молодой сержант Флавель, в чьи обязанности входит ношение дешевенького дипломата, немного похож на Ричарда Гира[40] с тонкими усиками, вот только синяя стеганая куртка с капюшоном поверх костюма диссонирует с этим образом. По крайней мере, ему не холодно. Свой пиджак я оставил на спинке стула в комнате новостей, а тут совсем не Африка. Когда я заявился в кабинет к Эдди, он, представив меня двум полицейским и сообщив, что у них до меня дело, предложил нам воспользоваться этим помещением.
Инспектор обводит комнату взглядом.
— Ничего, если мы здесь закурим? — спрашивает он меня.
— Ничего, — отвечаю я.
Сержант Флавель засекает на подоконнике пепельницу и идет за ней. Инспектор закуривает «Би-энд-Эйч».
— Курите? — спрашивает он меня, заметив мой взгляд.
— Нет, спасибо, — качаю головой я.
— Итак, мистер Колли, — говорит инспектор Макданн, переходя к делу, — мы проводим расследование ряда серьезных насилий и убийств, а также сопутствующих преступлений. Мы считаем, что вы могли бы оказать нам помощь в этом деле, и нам бы хотелось, с вашего позволения, задать вам несколько вопросов.
— Бога ради, — отвечаю я, делая глубокий вдох, когда до меня через стол доплывает облачко табачного дыма. Запах замечательный.
— Сержант, пожалуйста… — говорит Макданн.
Сержант достает из своего дипломата коричневый конверт под формат А4 и протягивает его инспектору — тот вынимает из конверта листок и вручает мне.
— Полагаю, это вам знакомо.
Это копия статьи с критикой телевидения — я делал ее месяцев пятнадцать назад. Не совсем моя специализация, но парень, занимающийся этими делами, слег тогда с глазной инфекцией, а я воспользовался случаем, чтобы высказаться.
— Да, это писал я, — говорю я, улыбаясь.
Еще бы — мое имя стоит на самом верху, под заголовком «Радикальный Уравнитель».
На лице инспектора Макданна появляется едва заметная улыбка. Я читаю статью, а ребята в синем — точнее, в черном и синем — поглядывают на меня.
Я читаю статью, те события всплывают в моей памяти, и я чувствую, как у меня на затылке волосы встают дыбом. Такого со мной не случалось уже лет двадцать.
Я возвращаю статью.
— И? — спрашиваю я.
Инспектор какое-то время разглядывает листок бумаги.
— «Возможно, — читает он вслух, — кому-то следует одну из телепрограмм подготовить для тех из нас, кому надоело смотреть, как получают по заслугам обычные преступники (коррумпированные землевладельцы, юнцы, злоупотребляющие травкой, и, конечно же, всенепременно наркоторговцы — эти самые отъявленные из всех негодяев, но и самые предсказуемые и не слишком опасные), и представить нам настоящего мстителя, Радикального Уравнителя, который займется иными личностями, вызывающими всеобщую ненависть. Того, кто пропишет их же собственное лекарство людям вроде Джеймса Андертона, судьи Джеймисона и сэра Тоби Биссета, того, кто воздаст должное всем этим хищникам, слетающимся на запах разложения, и подпольным торговцам оружием (включая министров ее величества — вы слышите, мистер Персиммон?), того, кто окоротит магнатов — таких, как сэр Руфус Картер, — которые собственные прибыли ставят выше безопасности других людей, того, кто накажет капитанов промышленности, которые, как попки, твердят набившую оскомину фразу: „интересы наших акционеров превыше всего“ и закрывают прибыльные предприятия, выбрасывая за ворота тысячи людей, чтобы их и без того уже не бедствующие инвесторы из прилондонских графств и Марбеллы могли бы получить еще сверх того, а ведь денежки никогда не бывают лишними, в особенности если подумываешь пересесть на „БМВ“ седьмой серии или перенести свою пивнушку в более дорогой квартал». — Инспектор поднимает на меня взгляд и по его лицу пробегает мрачноватая улыбка. — Ведь это вы писали, мистер Колли?
— Виновен, — отвечаю я и издаю смешок.
Никто из присутствующих не разражается гомерическим хохотом, не хлопает себя по бедрам, и слезы с глаз никому вытирать не приходится.
— Ну и как поживает наш дорогой мистер Андертон? — спрашиваю я, откашлявшись. — Наслаждается жизнью в отставке?
Откидываюсь на спинку стула и ощущаю ее резную поверхность. Мне холодно.
— Видите ли, мистер Колли, — говорит инспектор, укладывая копию статьи обратно в конверт и передавая его сержанту, — он, кажется, в добром здравии. — Макданн опускает ладони на стол. — А вот на судью Джеймисона и его жену этим летом, когда они проводили отпуск в Карнусти, было совершено нападение; сэр Тоби Биссет был убит у своего дома в Лондоне в августе, и вам, без сомнения, это известно; а мистера Персиммона убили в его суссекском доме в прошлом месяце.
Я чувствую, как мои глаза лезут на лоб.
— Что? Но я не знал!.. О мистере Персиммоне ничего не сообщалось, считалось, что он мирно скончался у себя дома!
— Что касается убийства мистера Персиммона, то оно не освещалось из соображений национальной безопасности, и вы это, несомненно, учтете, мистер Колли.
— Но вы целый месяц держали это в тайне?
— Нам пришлось выдать уведомление «Ди»[41] одной лондонской газете, — с самодовольной улыбкой говорит сержант. — Но они и так не лезли на рожон.
Черт, даже слухов никаких среди журналюг не ходило. Наверное, он говорит о «Телеграфе».
— И наконец, вечером в пятницу кто-то взорвал сэра Руфуса Картера в его уэльском коттедже. Он сгорел почти дотла; останки сумели идентифицировать только что.
У меня замедленная реакция. Бог ты мой!
— Извините, что вы сказали?
Он повторяет мне все снова и спрашивает:
— Позвольте узнать, что вы делали в пятницу вечером, мистер Колли?
— Что?.. А, я был дома.
Сержант Флавель бросает многозначительный взгляд на инспектора, но тот ему не отвечает. Он наблюдает за мной. Он производит странный звук, всасывая воздух через зубы, словно хочет что-то процедить через них. Я думаю, он даже не замечает, как это делает.
— Весь вечер? — спрашивает он.
— А? — Я какой-то рассеянный. — Да, весь вечер. Я… работал. — Вижу, что он обратил внимание на заминку. — И играл в компьютерные игры. — Перевожу взгляд с инспектора на сержанта. — Ведь закона, запрещающего компьютерные игры, вроде нет?
Господи, это какой-то ужас, я снова чувствую себя ребенком, словно я в кабинете директора школы, или сэр Эндрю опять устраивает мне разнос за ту провальную командировку. Тогда было паршиво, а теперь просто какой-то кошмар. Я поверить не могу, что они задают мне такие вопросы. Неужели они и вправду думают, что я убийца? Я журналист, циничный, тертый и все в таком роде, я и наркотиками балуюсь, и езжу слишком быстро, и тори ненавижу со всеми их приспешниками, но не убийца же я, бляха-муха. Сержант достает записную книжку и начинает делать какие-то пометки.
— Вас кто-нибудь видел в тот вечер? — спрашивает Макданн.
— Послушайте, я был здесь, в Эдинбурге; меня не было в Уэльсе. Как, черт возьми, я мог отсюда попасть в Уэльс?
— Мы вас ни в чем не обвиняем, мистер Колли, — говорит инспектор слегка огорченным голосом. — Так вас кто-нибудь видел в тот вечер?
— Нет, я был дома.
— Вы живете один, мистер Колли?
— Да. Я немного поработал, а потом играл в игру под названием «Деспот».
— Никто к вам не заглянул, никто вас не видел?
— Нет, никто. — Я пытаюсь припомнить, что происходило в тот вечер. — Мне звонили.
— В какое время вам звонили?
— Около полуночи.
— И кто вам звонил?
Я колеблюсь.
— Послушайте, — говорю я, — меня в чем-то обвиняют? Потому что если так, то, хотя это и смешно, я бы хотел, чтобы адвокат…
— Вас ни в чем не обвиняют, мистер Колли, — говорит инспектор; голос убедительный и даже чуть оскорбленный. — Это всего лишь расследование — не больше. Вы не арестованы, вы не обязаны отвечать на наши вопросы и, конечно же, вы можете потребовать присутствия адвоката.
Ну да, а если я не буду с ними сотрудничать, они могут меня арестовать или, по крайней мере, получить ордер на обыск квартиры. (Опа! Там у меня два четвертака травки, немного спида и уж хоть одна-то древняя марка кислоты.)
— Понимаете, все дело в том, что я журналист — вы же знаете? Я должен защищать свои источники информации, если…
— Ясно. Должен ли я понимать это так, что в полночь у вас состоялся профессиональный разговор, мистер Колли? — спрашивает инспектор.
— Ну…
Черт. Время принимать решение. И что теперь? Что мне делать? А, ну его в жопу. Энди возражать не будет. Он меня поддержит.
— Нет, — говорю я инспектору. — Нет, это был друг.
— Друг.
— Его зовут Энди Гулд.
Мне приходится продиктовать сержанту его имя по буквам, а затем дать им номер телефона разваливающегося отеля Энди.
— Он сам вам позвонил? — спрашивает инспектор.
— Да. Нет, не совсем; я ему позвонил первый и оставил сообщение на автоответчике, а через несколько минут он мне перезвонил.
— Понятно, — говорит инспектор. — И он позвонил вам на домашний телефон, правильно?
— Да.
— На тот, что стоит у вас в квартире.
— Да! Не на мобильник, если вы к этому клоните.
— Хм-м, — говорит инспектор.
Он аккуратно давит в пепельнице остаток сигареты, вынимает небольшую записную книжку, распахивает ее в том месте, где страницы скреплены резинкой. И переводит взгляд с записной книжки на меня: