— Чего тебе?
— Тетя, вы мою маму не встречали случайно? Высокая такая, с косой вокруг головы. А волосы, как у меня. Она в черном платье с белыми листочками. Потерялись мы при бомбежке.
— Иди отсюда! Много вас тут ходит! — закипела селянка от злости.
Володя присел на деревянную, почерневшую от дождей скамейку у другого двора и устало прикрыл глаза. Горькое ощущение неприкаянности овладело им. Хотелось спать, ныли ноги.
— Мальчик, заходи в дом! — ласково вполголоса пригласила хозяйка.
Обрадованный Шеманаев чуть не бегом пересек двор и очутился в темных сенцах. Его обдало запахом козьей шерсти и чего-то кислого. В первой низенькой комнате с глиняным полом спала на деревянной кровати девочка лет тринадцати. Куцые косички завязаны цветными тряпочками.
— Садись! — указала женщина на табуретку. — И чего ты к этой нелюдимке сунулся?
— А я откуда знаю, кто у вас людим и кто нелюдим, — устало ответил Володя. — Как вас зовут, тетя?
— Теткой Груней меня кличут.
— Тетя Груня, я ищу маму и очень заморился. Нельзя ли у вас часика три поспать?
— Ложись возле Сони, а я тем временем борща сварю.
Володя вымыл ноги в сенцах, осторожно лег, чтобы не разбудить девочку, и мгновенно уснул.
* * *
…Вскочил он как ужаленный, осмотрелся и, когда увидел конопатую рожицу Сони, просунувшуюся в открытое оконце, сразу вспомнил все. Девочка улыбнулась ему и, как видение, исчезла. Зато в ту же минуту в комнате появилась тетя Груня.
— Плесни на лицо водицы и садись борща поешь.
— Тетя Груня, немцев в селе много? — спросил Володя.
— Много, хлопчик. — Женщина спрятала руки под фартук и смотрела на гостя.
— Небось вооруженные? — несмело поднял от тарелки глаза.
— Сказано, хлопец, — усмехнулась тетка Груня. — А ты видел фрица невооруженного? И машины, и мациклетки, и пушки у них есть. В парке нашем. Поломали деревья, поворовали у баб курей. Очень любят вражины, русских курочек. Кость бы им поперек глотки стала! — от доброго взгляда Груни не осталось и следа.
— Спасибо, тетя Груня, пойду теперь маму искать.
— Куда пойдешь-то?
— Ну, в центр.
— Соня! — позвала тетя Груня, выглянув в окошко. Ее лицо вновь приобрело прежнюю доброту.
Конопатая девочка с растопыренными косичками вбежала в комнату.
— Проводи хлопчика в центр. Ты хоть скажи, как тебя зовут?
— Володя.
— Ну, ступай, Володя! Если что, приходи к нам. — И проводила его до ступенек крыльца.
На улице Соня вдруг стала серьезной, замкнутой.
— У тебя есть отец?
Не получив ответа, Володя повторил вопрос.
— На фронте он, — через плечо буркнула девочка.
— А ты в центре часто бываешь?
— А что мне там делать?
— Ну, кино смотреть!
— Кино? Да его немцы заграбастали.
— И много их, немцев-то, в вашем Терекли?
— Полно.
Володя усмехнулся.
— Ну спасибо тебе, Соня. Вижу ваш парк. Теперь беги домой.
В парк Володя вошел не через главный вход, а в боковую калитку. Шел, не прячась, по дорожкам парка, как и положено мальчишке, который ищет свою маму, но внимательные глаза Володи схватывали все: машины, орудия, пулеметы.
Вдруг он услышал разговор немцев и замер от страха, съежился. Готовясь к неминуемой встрече, он продолжал идти. Его ткнули в спину:
— Хэндэ хох!
Шеманаев испуганно отшатнулся, увидев сзади офицера а по бокам двух солдат с автоматами, наведенными на него.
— Партизан? — спросил сурово офицер.
— Н-е-е-т! — Володя страдальчески вздохнул. — Я маму ищу.
— Ком! — приказал офицер.
Солдат подтолкнул Володю автоматом, и он покорно пошел за офицером. Споткнулся, вобрал голову в плечи и заревел в голос, кулаком размазывая слезы.
В штабе, куда его привели, в первой комнате молоденький солдат стучал на пишущей машинке, у окна стоял офицер заложив руки в карманы брюк. Услышав, что в комнату вошли, он мгновенно повернулся. В другой комнате за столом сидел тоже офицер, постарше. На груди его Володя заметил два ордена.
— Ты партизан? — спросил переводчик, приглашенный офицером с орденами.
— Какой партизан? Я маму потерял, — Володя испуганно посмотрел на офицера.
— Мальчик, скажи правду, кто тебя послал к нам?
Володькины губы начали кривиться.
— Я сам. Я маму ищу. Мы убегали. Нас бомбили, и я потерялся. — Он выдержал колючий взгляд офицера. — Везде ищу ее. Куда делась — не знаю. И как мне теперь быть — тоже не знаю. — Глаза Володи наполнились слезами.
Офицер с орденами откинулся на спинку стула и, пуская кольца дыма вверх, внимательно смотрел на Шеманаева. Потом обратился по-немецки к солдату. Володя понял почти все:
— На кухню. Пусть работает. Дайте поесть. Присматривайте за ним. Этим русским нельзя верить.
На кухне Шеманаев жадно накинулся на еду, хоть есть ему совсем не хотелось. В узком зеленом котелке повар подал ему густое месиво и назвал «супэ». «Вот это супэ», — подумал Володя.
Потом повар подвел его к кучке зарезанных кур и показал, как их надо ощипывать.
Володя присел на корточки.
Сухие, маленькие перья кружились возле лица, липли к носу. После второй курицы пальцы правой руки онемели, а надо было ощипать еще восемь кур. И вдруг вспомнил, что дома, прежде чем снять перья, мать клала кур в таз и ошпаривала их кипятком.
Володя вошел в кухню и обратился к повару:
— Надо кипятком их залить.
— Вас? — спросил повар.
Володя подошел к плите, взял громадный чайник. Положил в таз трех кур и стал заливать кипятком. Повар молча смотрел, что делает русский мальчишка. Теперь Володя снимал перья всей пятерней.
— Гут! Зер гут! — похвалил повар.
После этой работы повар нашел Володе другую. Он показал на две плетеные корзины с картошкой: почистить!
— Ого-о! Чистить мне ее не перечистить, — засмеялся Володя.
— Филь зольдат. — И повар ушел к плите, в которую были вмазаны большие котлы.
Через несколько минут к Володе присоединились два молодых солдата.
Вовка чистил картошку, не поднимая глаз, и прислушивался к их разговору. Солнце клонилось к горизонту, когда Володя бросил последнюю очищенную картошину в чан с водой.
Вытер руки и обратился к немцам:
— А где я буду спать?
— Вас?
Володя ткнул себя в грудь, сложил ладонь к ладони и склонил на них голову.
— Понимай! — сказал один из солдат. Он ушел и долго не возвращался.
— Ком! — сказал он, наконец появившись, и для большей убедительности поманил Володю рукой.
* * *
…Ночью Володя ушел в пески, в аул Кумли, к своим. Запыленный и усталый, на другой вечер он стоял перед комиссаром партизанского штаба навытяжку и докладывал о результатах разведки.
— Спасибо, партизан Шеманаев! — поблагодарил его Михаил Иванович Золотухин.
— Служу Советскому Союзу!
— А теперь мойся, ешь и иди спать к отцу.
Андрей Петрович Шеманаев жил в отдельной хатенке.
— Не пойду! — нахмурился Володька. — Я такой же боец, как и все, и нечего мне скидку делать. Буду спать вместе со всеми.
Михаил Иванович даже растерялся.
— Ну что ж, иди, боец Шеманаев, отдыхай вместе со всеми.
Спал Володя как убитый и не слышал осторожных шагов отца. После совещания в штабе Андрей Петрович тихо подошел к спящему сыну, нежно погладил его голову и, боясь разбудить, — ведь завтра рано поутру выступать на Терекли-Мектеб, — вышел из землянки. Небо было черным, звездным. Андрей Петрович присел, закурил. «Разведчик… Совсем взрослым становится… — подумал о сыне. — А давно ли со слезами просился: „Я тобой, отец!“».
Это были трагические дни эвакуации. Сформированный в Кугульте партизанский отряд уходил на восток. С ним двинется в путь и чекист Шеманаев. Но как быть с Вовкой? Он упрямо твердит: «Я с тобой, отец!» Насильно отправить в Баку? Сбежит с поезда и пойдет шататься по свету. Взять с собой? Но ведь это не воскресная прогулка…
И Андрей Петрович решил:
— Будь что будет. Собирайся.
На сборном пункте партизанского отряда Андрей Петрович подошел к командиру Филиппу Денисовичу Лелекову.
— Ума не приложу, что делать с сыном. Жену с дочкой отправил в Баку, а он — ни в какую. В партизанский отряд, и только.
Володя стоял в напряжении, ожидая своей участи.
Старый рубака гражданской войны Филипп Денисович Лелеков подумал и спросил:
— Сколько лет партизану?
— Пятнадцать.
— Ладно. Бери с собой!
* * *
…Поля золотой нескошенной пшеницы, шуршание колес, цокот лошадиных копыт о грунтовую дорогу. Пятьдесят один человек. Пятьдесят взрослых и мальчишка. Ночевки под золотыми звездами. Наконец Кизляр. Здесь краевой комитет партии, крайисполком, крайком комсомола.
Заполненные до отказа сутки. Отряд слился с другим отрядом и получал продовольствие, оружие.
Шагая с тяжеленной винтовкой, Володя неожиданно столкнулся с бывшей своей вожатой Аней Шилиной.
— И ты?
— И я.
— Так детей же не берут!
— Раз взял в руки винтовку, значит, он уже не дитя.
— Ох ты! Кто же это научил тебя такой грамоте?
— Бывшая старшая пионервожатая станицы Советской Анна Шилина.
Аня расхохоталась. Села на сухую землю. Володя рядом с нею.
Вспомнили школу, военные игры.
— Помните, Аня, как мы с вами были в разведке? Три километра пробежали, чтобы доставить «красным» донесение. Помните, как я запыхался, а вы стыдили меня: «Еще мальчишка! Три километра пробежать не можешь! Какой же ты разведчик?» — Володя засмеялся. — Я тогда так на вас разозлился, что от злости готов был пробежать хоть десять километров.
— Помнишь, Вовка, как во время «боя» нас взяли в плен «синие»? А ты упрекал, зачем я надела белое платье да еще с красным галстуком, а не темные штаны и рубашку: белое с красным видно на всю Европу.
Володя приподнялся на локте:
— И еще «синих» я тогда просил, чтобы отпустили меня. Ведь был бы я один, меня ни за что не взяли бы в плен.
Аня вздохнула:
— Хорошо, если бы сейчас мы с тобой просто участвовали в военной игре…
— По ко-о-н-я-я-я-м! — раздалась команда.
Сдерживая молодого скакуна, Володя потянул повод.
Они направились на базу, в аул Кумли. Шпаковский отряд придан десятой дивизии четвертого гвардейского казачьего корпуса генерала Кириченко и в этой дивизии зачислен на довольствие.
* * *
…Аул. Кругом степь да пески. Да речка тихо плещется о берег. В этих песках потянулись напряженные дни учений.
Последним в строю всегда стоял Володя Шеманаев. Вот и сейчас вместе со всеми он внимательно слушал негромкий голос командира:
— Предположим, кому-то из вас дано задание — переправить важный пакет через реку. Река глубокая. Как вы поступите?
В ту же секунду Володя ползая вперед:
— Разрешите ответить, товарищ командир?
— Отвечай!
— Я бы принял пакет и отправился на выполнение.
В строю послышался смешок. Аня Шилина осуждающе посмотрела на своего пионера: «Мальчишка». Командир снисходительно улыбнулся и уже слушал ответ Анны Шилиной…
— Задание выполнено, товарищ командир, — раздался с противоположного берега реки звонкий Вовкин голос.
Партизаны остолбенели.
— Боец Шеманаев! Приказываю немедленно вернуться в строй.
Теперь десятки глаз смотрели, как Володька с бумажкой в зубах быстро плыл к своему берегу. Вот он уже стоит перед командиром, вода ручьями стекает с его одежды. Приложив руку к виску, он еще раз повторил, что задание выполнено. Выразительные глаза Володи светились какой-то шальной радостью.
— Молодец! Хвалю за находчивость, но рисковать зря не надо. И дисциплину нарушать — тоже. Запомни это раз и навсегда. А сейчас, боец Шеманаев, приказываю пойти в землянку и надеть сухую одежду.
* * *
Наконец получен приказ — выступить ночью и сосредоточиться в ауле Камыш-Бурун.
Летнее иссиня-черное небо с яркими мигающими звездами. Ехали долго. Тихо вокруг, лишь песок шуршит под копытами. В предрассветной дымке показался Камыш-Бурун.
Оставив часовых, все уснули. А когда снова наступила ночь, двинулись к селу Владимировка, чтобы выбить из него войска противника.
Снова пески и ночь.
По пути примкнул к партизанскому отряду конный эскадрон десятой дивизии.
На рассвете переправились через Куму и начали бой. Партизаны заняли удобный рубеж. Примостившись рядом с усатым дядей, стрелял и Володя. Он видел, как падали фашисты. Вдруг во весь рост поднялся командир партизанских отрядов Алексей Григорьевич Однокозов:
— Бей фашистов! — и рванулся наперерез гитлеровскому офицеру, удиравшему на легковой машине.
Володя видел, как офицер из окна машины выстрелил несколько раз, и Однокозов упал. Не обращая внимания на свистящие пули, Шеманаев подбежал к командиру. Но помощь Володи была ему уже не нужна. Тогда Шеманаев бросился вперед, стреляя на ходу:
— Гады! Советской земли захотели? Получайте же! Получайте! — кричал он, не сознавая того, что в грохоте боя никто его не слышит.
Метким выстрелом он убил шофера, и легковая машина опрокинулась в кювет.
— Не ушел, гад!
Кончился бой. Партизаны простились с Однокозовым.
На отдыхе, крутя цигарку, воин-кавалерист, тот самый усатый дядя, говорил своему соседу:
— С такими ребятами можно воевать!
— Откуда они взяли этого мальчишку? Храбрый чертенок! — говорил второй.
А храбрый «чертенок», насупив брови, топтался у трофейной штабной машины с радиостанцией и интересовался ее устройством.
На другой день партизаны вернулись на базу в аул Кумли.
* * *
Сигнал тревоги. Минута-другая — и партизаны в строю.
Шеманаев-младший держался на коне так, будто всю жизнь сидел в седле. Отец косил взглядом на сына: «Когда же он стал кавалеристом? Только недавно подсаживал его на коня. Молодец, Вовка!»
Хорошо пригнанный по фигуре военный костюм, черные, до блеска начищенные сапожки, серая смушковая шапка-кубанка с красной лентой делали Володю неузнаваемым.
Отряд двигался по степи и поднял такие облака пыли, будто на марше была многотысячная армия. Вероятно, так подумали и немцы, потому что спешно, без единого выстрела покинули Терекли-Мектеб. Пока готовился обед в той же кухне, которую приспособили для своей части немцы, Володя и Люба Некрасова на конях поскакали к тете Груне. Во дворе они спешились, привязали коней к дереву. Легко взбежав по глиняным ступенькам крыльца, Володя постучал в дверь.
Дверь открыла тетя Груня.
— Господи, наши! — обрадовалась она и… остолбенела. — Вроде как знакомый, а не пойму…
Она не успела договорить, как рядом с нею очутилась Соня. Откинув правой рукой косичку, девочка всплеснула руками, засмеялась.
— Смотри, какой партизанский царевич! Мама, это же Володя! Ты не угадала?
— «Людимых» тетей не забывают, — весело отозвался юный партизан.
— Та заходите ж в хату! — захлопотала тетя Груня.
Люба вошла первой, положила на стол буханку черного хлеба и коробку консервов.
— От щедрого сердца. Чем богаты… — сказала она.
Соня, подпирая своей худенькой фигуркой дверь, не сводила глаз с Володи. Заметив ее восторженный взгляд, Шеманаев рассмеялся:
— Что так смотришь, Соня?
Соня передернула худенькими плечиками, усмехнулась и неожиданно дерзко ответила:
— Подумаешь, и посмотреть на него нельзя.
— Люди добрые, та вы садитесь, расскажите, где наши солдаты? Как там на фронте?
— Соня, почитай маме, — Люба протянула газету. — Нам надо в отряд.
Володя и Люба сели на коней и умчались к центру села.
* * *
Недолго оставались партизаны в Терекли-Мектебе. Зная, что силы неравны, в одну из ночей они тихо ушли на прежние рубежи.
Через несколько дней группа разведчиков отряда получила задание выяснить расположение вражеской обороны у села Урожайного.