Дмитрий Георгиевич Федичкин
От издательства
Сын подмосковного крестьянина-бедняка, переселившегося с семьей в начале века в поисках лучшей доли на Дальний Восток, Д. Г. Федичкин с ранних лет познал жестокий гнет и произвол царизма. Поэтому, когда на Дальний Восток пришла революция, он, не задумываясь, встал в ряды борцов за Советскую власть. Его наставниками были коммунисты-революционеры, всецело посвятившие себя делу служения трудовому народу. Дмитрий Георгиевич выполнял важные поручения большевистского подполья: добывал оружие для рабочих, распространял антивоенные листовки среди солдат японского гарнизона, вел разведывательную работу. В 1921 году, учась в нелегальной партийной школе, организованной, во Владивостоке, он стал членом партии большевиков. Когда белогвардейцы, поддерживаемые японскими интервентами, предприняли вооруженное выступление и власть Дальневосточной республики в Приморье пала, Дмитрий Георгиевич ушел в партизаны, был комиссаром роты и комиссаром батареи, участвовал в кровопролитных сражениях. Однажды в жестокой схватке с превосходящими силами противника партизанский батальон, куда входила батарея Д. Г. Федичкина, был разбит, и он, сильно обмороженный, попал в плен. Ему пришлось на себе испытать все ужасы белогвардейских застенков. Только счастливая случайность спасла его от гибели. В числе других захваченных партизан белогвардейцы отправили Д. Г. Федичкина в «лагерь смерти», находившийся недалеко от Владивостока на Русском острове. Воспользовавшись темнотой, Дмитрий Георгиевич бежал из теплушки и вскоре присоединился к партизанскому отряду, действовавшему в Никольск-Уссурийском районе. Как разведчик партизанского штаба он подолгу находился в тылу японских интервентов и белогвардейцев, добывая важные для командования сведения о численности, вооружении и передвижении вражеских войск.
После окончания гражданской войны на Дальнем Востоке Д. Г Федичкин в октябре 1922 года был направлен на работу в формировавшиеся в то время в Приморье органы ГПУ. Уходя, интервенты оставили на дальневосточной земле довольно широкую шпионскую сеть. Немало белогвардейцев, сменивших свои мундиры на гражданскую одежду, затаилось в темных углах, нанося оттуда неожиданные, подлые удары. В тайге обосновались всевозможные банды, терроризировавшие мирных жителей. Вооруженные бандиты приходили и из-за границы с соседней Маньчжурией. Они нападали на представителей Советской власти, устраивали диверсии. Вместе с другими чекистами Д. Г Федичкин ловил и обезвреживал этих преступников, мечтавших о возрождении старых порядков, мешавших строительству новой жизни в Приморье. Трудные испытания, выпавшие на долю Дмитрия Георгиевича в эти годы, закалили его волю, вооружили молодого чекиста опытом борьбы с врагами Советской страны.
Обо всем этом Д. Г. Федичкин рассказал в своей книге «У самого Тихого…», выпущенной издательством «Детская литература» в 1977 году. В ней хорошо видно, как вместе со становлением Советской власти на Дальнем Востоке в кипучем водовороте событий революции и гражданской войны выкристаллизовывался характер молодого человека, вставшего на путь непримиримой и бескомпромиссной борьбы со старым строем, с контрреволюцией и ее иностранными вдохновителями.
Документальная повесть «У самого Тихого…» заканчивалась тем, что молодого чекиста вызвали в Москву, где его ждали новые ответственные задания. Автор обещал читателям продолжить свой рассказ в следующей книге. И он сдержал слово. Книга «Чекистские будни» повествует о работе Д. Г Федичкина в органах государственной безопасности с середины двадцатых по середину сороковых годов. Именно в это время он неоднократно направлялся со специальными заданиями за рубеж, проводил сложные операции по пресечению деятельности белогвардейских организаций и империалистических разведок. В годы Великой Отечественной войны Дмитрий Георгиевич подготовил немало патриотов к боевым действиям за линией фронта, участвовал в организации партизанского движения, лично выполнял ответственные задания разведывательной службы в глубоком тылу противника. Разумеется, автор не имел возможности рассказать в этой книге обо всем, чем ему приходилось заниматься в течение почти двадцати лет. В нее включен только ряд эпизодов из его многотрудной и опасной работы. Последняя глава посвящена героическим делам некоторых близких ему боевых товарищей и друзей.
Мы надеемся, что эта новая книга Д. Г. Федичкина, как и первая, понравится нашим читателям. Не только потому, что работа разведчиков как бы овеяна особой романтикой. «Чекистские будни» проникнуты горячим чувством любви к нашей социалистической Родине. Это чувство помогало автору преодолевать опасности, находить выход в критических ситуациях и неизменно выполнять свой долг. Без этого чувства, наверное, не было бы и настоящей книги.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В МАНЬЧЖУРИИ
ЗОЛОТОИСКАТЕЛИ
В середине двадцатых годов я работал заместителем начальника Особого отдела 9-й кавалерийской бригады, дислоцировавшейся в Приморье в районе китайской границы.
Однажды совершенно неожиданно мне предложили временно стать сотрудником Дальзолото. Нужно было договориться с китайскими деловыми людьми об организации совместных поисков месторождений золота на территории сопредельной с советским Приморьем Маньчжурии. Понятно, нас меньше всего интересовали золотые россыпи. Тогда было очень неспокойно на наших дальневосточных границах, и советскому командованию было важно в стратегических целях провести топографическую съемку перевала через Малый Хинган, находившегося на китайской стороне реки Амур, выяснить его проходимость в весеннелетнее время.
Этот перевал начинался несколько южнее китайского города Сахаляна (другое его название — Хэйхэ), расположенного напротив нашего Благовещенска, он выводил на просторы маньчжурских степей и далее — на Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД) и к городу Цицикару. Через Малый Хинган шел старый тракт, которым пользовались только зимой, когда все замерзало. В другое время даже на телеге по нему трудно было проехать — таежная глушь, вечная мерзлота, топи и трясины, горы, скалы делали его непроходимым.
Итак, мне предстояло стать золотодобытчиком. Признаюсь, такая перспектива меня не обрадовала. Многое поначалу казалось сложным и неясным. Но служба есть служба.
Чтобы понять существо новой для меня «профессии», овладеть хотя бы элементарными знаниями по разведке и добыче золота, я засел за книги. Ознакомился со специфическими терминами, о которых имел довольно смутное представление: золото жильное и рассыпное, золотоносный кварц и обманка, разрез, отвал, забой, шурфы, шлики, шлак и т. п., выучил названия разного рода снастей старателей. Помимо чисто технической литературы, читал и художественную. Очень помог мне роман Д. Н. Мамина-Сибиряка «Золото», повествующий о жизни сибирских золотоискателей. В нем было много нужных сведений. Одним словом, я более или менее подготовился к будущей экспедиции.
…Сотруднику Дальзолото не стоило большого труда перебраться через Амур из Благовещенска в Сахалян — все было вполне официально. Там я должен был встретиться с крупным банкиром и золотопромышленником Чжан Сяопином и предложить ему партнерство в поиске новых месторождений золота — несомненно, интересном для него деле. Первый же попавшийся мне в городе на глаза полицейский почтительно указал на огороженный высокой оградой, утопающий в зелени особняк. Банкир был посильнее самого местного губернатора, и его здесь знали все.
Хозяин особняка, заранее предупрежденный о моем визите, оказался человеком гостеприимным. По китайскому обычаю, он приветствовал меня низким поклоном и с таким же поклоном проводил в свой кабинет. Чжан не впервые встречался с представителями соседней страны. Он имел деловые отношения с Союзпушниной и проводил некоторые валютные операции с нашим Дальбанком.
— Добрый день, господин Чжан, — произнес я по-китайски. Живя на Дальнем Востоке среди китайцев, я немного владел их языком. Но сегодня на всякий случай прихватил с собой русско-китайский словарь и держал его наготове.
Чжан звонко рассмеялся, взял меня под руку и, усадив в кресло, на довольно чистом русском языке сказал:
— Спрячьте, пожалуйста, свою литературу. Мы отлично обойдемся и так.
В те годы многие китайцы, особенно торговцы и предприниматели, в той или иной степени знали русский язык. И для меня сейчас это было очень кстати: значит, не придется вымучивать из себя китайские слова, чтобы объяснить хозяину цель моего прихода.
Мы разговорились. Я сперва никак не мог сообразить, откуда у китайца такое хорошее, с едва заметным акцентом произношение. Однако вскоре все стало ясно.
— Прошу любить и жаловать, моя жена Ван-ли-тин, — представил он мне миловидную женщину.
У Чжана это имя прозвучало почти совсем по-китайски, но я сразу понял, что она русская — Валентина, хотя и была одета как здешние женщины — то есть в брюках, которые и тогда носили китаянки.
По просьбе мужа Валентина принесла в кабинет сервированный на китайский манер столик: чай, закуска, разнообразные сладости на серебряном блюде. Потом она ушла, снова оставив нас вдвоем.
Чжан внимательно выслушал меня и принялся изучать развернутую перед ним карту Хингана, время от времени покачивая головой.
— Так-так… понятно… — приговаривал он. — Судя по отметкам на карте, на перевале вплоть до спуска в долину действительно были когда-то найдены золотоносные жилы. Очень, очень заманчиво.
Замечу, что наши топографы из штаба дивизии, расположенной в Благовещенске, и вправду разыскали в архивах старую карту с пометками, где были обозначены существовавшие некогда в тех местах золотые прииски. Но их давно забросили из-за мизерного содержания золота в песках и горных породах. Разумеется, об этом я умолчал — нам обязательно нужно было составить топографическую карту перевала, ведь именно через Маньчжурию японские милитаристы готовили нападение на советский Дальний Восток.
— Ну что ж, мой дорогой друг, — потирая руки, сказал сахалянский банкир. — Я согласен. Вместе с Дальзолото охотно приму участие в организации и финансировании этой экспедиции. Документами обеспечу самыми надежными. Губернатор — свой человек, — самодовольно похвастался он.
Мы простились весьма довольные друг другом. Не было ничего удивительного в том, что Чжан быстро и легко принял наше предложение. Он имел небольшой прииск, но с очень бедным содержанием золота. А тут такие перспективы!
По возвращении в Благовещенск я был назначен начальником «геологической группы». Ирония судьбы — второй раз мне «везло» на золото! В годы гражданской войны на Дальнем Востоке я был партизанским разведчиком. Мне и еще одному товарищу поручили доставить через зону, занятую белогвардейскими и японскими войсками, в таежную глушь партизанам десять тысяч золотых рублей царской чеканки. Все кончилось тогда благополучно. Как-то будет теперь?..
Спустя некоторое время «геологическая группа» была организована. Кроме меня, в нее вошли два наших военных топографа, игравших роль горных специалистов. Для охраны в пути к нам прикомандировали двух китайских солдат из здешнего гарнизона. Чжан добыл для нас у губернатора охранные грамоты — местные власти обязывались оказывать нам всяческое содействие. О том, что мы прибыли с советской стороны, по соглашению с Чжаном, решили никому не говорить: осторожность не помешает — чем меньше будут знать о нашей «золотой» экспедиции, тем лучше. Мы наняли автобус — его водителем оказался бывший белогвардеец, а их нам приходилось опасаться больше всего — и рано утром, еще до рассвета, выехали из города, взяв курс на Хинган.
Ее звали Цзинь, а по-русски — Зина. Эту молодую измученную русскую женщину я встретил на придорожном постоялом дворе в маленькой деревушке на Хингане, где наша группа сделала очередную остановку. Она сидела на циновке среди лохмотьев и играла в куклы, сшитые из тряпья. Одну куклу она называла Маша, а другую — Ваня. Одеты они были в рубашки и штанишки.
Я подошел поближе, поздоровался и не смог удержаться от вопроса:
— Почему — в куклы? Вы же не маленькая.
Зина вскинула на меня полные глубокой тоски, набухшие слезами глаза и, как бы извиняясь, тихо сказала:
— Я мечтала о ребенке. Давно-давно. А у меня нет… Теперь уже никогда не будет. Вот я и придумала… Кукла ведь словно ребенок… Только не живой.
— Откуда вы? Как оказались здесь?
— О, это грустно и страшно, — ответила она.
И поведала действительно трагическую историю своей жизни.
Девчонкой вывез ее из Благовещенска в качестве прислуги китайский торговец. Потом он женился на ней. А через год-полтора продал по сходной цене своему знакомому коммерсанту, тоже китайцу. Но и это «семейное счастье» продолжалось недолго. «Я думаю, Цзинь, что тебе пора собираться в дорогу, — как-то сказал ее новый муж. — Есть у меня на примете неплохой человек, он тебя видел однажды, ты ему приглянулась».
— Так они и продавали меня друг другу, увозя все дальше и дальше от родной станицы на Амуре в глубь Китая.
Теперь она оказалась в рабстве у пятого «супруга». На этот раз за мизерную цену ее приобрел китайский поручик, местный босс, безраздельно властвующий в небольшой деревушке в горах. Он — хозяин постоялого двора, лавочник и трактирщик, судья и начальник гарнизона, насчитывающего взвод солдат. Пытает, казнит, прощает и награждает своих подданных по личному усмотрению.
Рис ест только сам, не дает даже жене. Все остальные едят чумизу, местное просо, продукт малопригодный для питания.
Слушая Зину, я обратил внимание на ее ноги: она держала их как-то странно, неестественно выгнув.
Я знал, что признаком совершенства и изящества женщин у китайцев считались маленькие ножки и плоские груди и что в состоятельных кругах общества, по китайским обычаям, женщина должна была иметь дугообразные ножки, напоминающие своей формой молодой месяц или цветок лилии. Поэтому еще в детстве девочкам крепко бинтовали ноги и грудь, чтобы не дать им нормально развиваться. О том, какие страдания это причиняло, говорит китайская пословица: «Каждая пара бинтованных ног стоит ванны слез».
Но Зина попала к китайцам почти совсем взрослой. Почему же у нее такие ноги? Неужели…
Мне вспомнился прочитанный в юности рассказ Н. С. Лескова о степняках-татарах. Чтобы предупредить побеги своих пленников, они проделывали над ними варварскую операцию, которая называлась «подщетинить». На подошвах ног подрезали кожу и в открытые раны сыпали рубленые волосы из лошадиной гривы. Потом надрезанную кожу зашивали. Руки несчастной жертвы на несколько дней связывали, пока рана не заживет. Рубленый волос так впивается в тело, что не только ходить, но даже стоять невозможно. Чтобы хоть как-то передвигаться, человек вынужден приспосабливаться. Он начинает ковылять на щиколотках, и его ноги постепенно изгибаются дугой.
Как выяснилось, подобное изуверство и учинил китайский сатрап над Зинаидой.