Эта мысль осталась недодуманной, ибо в этот момент Погосов увидел впереди женщину. В желтом плаще, в брюках. Она удалялась от него, помахивая камышинкой. Через несколько минут Погосов нагнал ее. Высокие ее сапожки отпечатали знакомый след. Сохраняя некоторое расстояние, Погосов перешел на шаг... Фигура ее спортивная, плечистая, поднятый воротник закрывал шею, ветер растрепал короткие коричневые волосы.
У перевернутой лодки женщина остановилась, обернулась к нему. Была она старше, чем он полагал. Лет двадцать восемь - тридцать, она оглядела Погосова, оценивая его рост, фигуру, костюм.
- Доброе утро, - буркнул Погосов.
Знакомиться, нарушать одиночество не хотелось, но промолчать не мог.
- Значит, это вы гуляли вчера здесь. Я знаю вас по следам.
- Вы следопыт? - и улыбнулась приветливо, даже обрадованно, и он не удержался от улыбки.
- Следователь, исследователь, преследователь, последователь...
- Это вы меня преследуете?
- Что вы здесь делаете с утра пораньше?
- Оставляю следы.
Она, определенно, радовалась их встрече. С чего бы? Актриса? Тырса подослал разыграть?
- Кто вас научил этому фокусу со следами? Наум Яковлевич?
- Кто, кто?
- Не связывайтесь с Тырсой, он вас охмурит и бросит.
- О чем вы?
Они шли вдоль шуршащей шуги. Льдинки громоздились друг на друга, смерзались, мелкая зыбь приносила новые, зима начинала свои работы. Погосов оглянулся: парные следы - его зубчатые кеды, ее каблуки - тянулись за ними.
- Я шел вчера по вашим следам. Шел, шел, и вдруг они пропали.
- Ну и что?
- Куда вы подевались?
- Видите, нашлась.
- А все же... Я ломал себе голову, не мог придумать. Покоя не дает ваш фокус.
- Хорошо, что не дает.
Она вдруг побежала, Погосов за ней. Бежала она легко, чуть отталкиваясь. У заколоченного пляжного киоска остановилась, Погосов запыхался.
- Вы что, спортсменка?
- Люблю бегать.
- Вы тут живете?
- Нет. Как у вас хорошо! - Она окинула разом широкую гладь воды, туманное утро с еле заметным пятнышком солнца.
Погосов согласно вздохнул, потом спросил:
- Все же откройте, как вы это делаете? Со следами.
- Без этого никак?
- Конечно, ерунда, а работать мне мешает.
- Чем вы тут заняты?
- А-а-а, - он безнадежно махнул рукой. - Бьюсь лбом о стену. Вас как звать?
- Лера.
- Так вот, Лера, исследую, что крепче - лоб или стена.
- Стена цела?
- Сочувствуете стене? - Он постучал себя по лбу. - Не хватает! Надо бы бросить, не могу, хоть тресни. Так и топчусь, ни тпру, ни ну...
Вряд ли она могла что-либо понять, где его заколодило, но слушала, не останавливала. Неизвестно, с чего его понесло.
Звенели льдинки. Тонкий звук исходил от берега, мешался с шипящей волной.
- Ледостав, - сказал Погосов.
- Последняя волна. Завтра она замерзнет.
- Хорошее утро, - отозвался Погосов. - Меня зовут Сергеем... Сергей Максимович. Извините, если что...
- Все правильно, все было правильно, - твердо ответила Лера.
Дальше они шли молча вдоль воды. Среди выброшенного тростника попадались пластиковые бутылки, пакеты, банки, канистры. Море пыталось избавиться от этого мусора. Чайки сидели шеренгой на отмели.
Шел легкий, пустой разговор, треп, разминка. Погосов пытался понять, откуда взялась эта особа здесь рано утром, и вчера она тоже здесь прогуливалась. Из поселка? Но она не знала, в какой он стороне. Санаторий "Дюны" был в двух километрах отсюда, но она шла не оттуда.
- У вас это утренняя зарядка. А потом? За работу?
Погосов поморщился.
- Считается, что так.
- В чем же смысл?
- Смысла нет, но ничем другим заниматься не могу.
- Узкая у вас специальность.
Она посмеивалась снисходительно, что раздражало Погосова.
- Специальность ни при чем.
- Не злитесь. Я понимаю, от меня требуется сочувствие, утешение, так положено женщинам.
- Я специально для этого сюда пришел.
- Вам что, надо обязательно узнать, кто я, откуда? Настоящий ученый не должен отвлекаться.
- Откуда вам знать, у вас муж ученый, младший научный сотрудник?
- Почему младший? - Она расхохоталась. В ней было какое-то скрытое превосходство, как будто ей было что-то известно о Погосове.
Она спросила, в чем состоит его работа, спросила недоверчиво, словно проверяя. Посмеиваясь, он поиграл перед ней с критерием Олсена. И добавил про искривление полей.
- Хотите поставить меня на место, - сказала Лера, - между прочим, хороший специалист делает это иначе.
Получилось, что она поставила его на место, и тогда он уже совершенно иначе, увлеченно, как он умел, заговорил о молниях, о том, как природа, шутя, мечет молнии длиною в десятки километров, в лабораториях же можно получить лишь в тысячу раз меньшие разряды. Про тайны Северных сияний. Про шаровые молнии - неведомые странные создания с необъяснимым поведением.
- И вам это все надо понять, бедный вы, бедный. - Она хихикнула, и в то же время тронула его руку. Это был жест близкого человека.
Вдруг она приложила палец к губам:
- Слышите?.. Еще немного, и оно умолкнет.
- Море самое совершенное и законченное творение, - сказал Погосов, ему незачем меняться.
- Вы это к чему? - спросила Лера.
Погосов пожал плечами.
- А к тому, чтобы бросить... Бросить все к чертовой матери... и делать лишь то, что положено.
- Что бросить?
- Эту проклятую гонку!
- Вы ведь делаете то, что хотите.
- Э-э-э нет, надо всем доказать, мне нужна слава.
Разве объяснишь, что ему нужно на самом деле. Как известно, на свете счастья нет, но есть покой и воля. Именно воля. Лучшего смысла жизни не найти. Но и Пушкин не мог вырваться ни к покою, ни к воле... Вот опять труба зовет, пора взваливать свой крест. Он посмотрел на часы, постучал по стеклу: надо возвращаться.
- Вы уверены?
Глаза их встретились. В зеленоватой тьме ее глаз не было ни смешинки, ни ребячества, а было нечто серьезное, направленное прямо к нему.
Солнце то появлялось, то исчезало среди перистых облаков. Повернули обратно. Лера взяла его под руку, зябко прижалась и тотчас отстранилась, но Погосов решительно вернул ее к себе, они зашагали в ногу. Пальцы их сошлись, Погосов пожимал их и получал ответ, полузабытая, безмолвная игра.
Бледная тень облака перемещалась вместе с ними, и они никак не могли выйти на солнце.
- Помните у Блока, - сказала Лера.
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, - и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
- Да, да, - сказал Погосов, хотя ничего такого не помнил, - это
точно!
Дойдя до лодки, Лера уселась на перевернутое днище лицом к солнцу и усадила его рядом, плечом к плечу. Было приятно жмуриться от слепящего блеска воды, чувствовать тепло женского плеча. Давно oн не позволял себе расслабиться.
У нее был какой-то неясный акцент, еле заметный. Не хотелось расспрашивать, она тоже ни о чем не спрашивала. Сидеть вот так, не слыша тиканья уходящих впустую секунд. Он вдруг подумал: почему впустую, не слышать времени - это и значит жить.
Так они сидели, что-то происходило между ними, что именно, он не знал, потом увидел, как съежилась его тень на песке.
- Э-э, солнышко-то уже...
- Вам что, плохо сидеть?
В голосе ее было то откровенное обещание, что бывает у женщин, уверенных в своей силе. Погосов давно убедился, что обещания эти не оправдываются, но здесь была еще и настойчивость.
- Вы ничего не забыли? - спросила она.
- Что я мог забыть?
- А следы?
- Да, да... давайте показывайте, как это делается.
- Вы в самом деле не знаете?
- Ладно, не темните.
- Дело не в следах. - Она вдруг посерьезнела. - Вы могли бы отправиться со мною?
- Куда?
Она кивнула в сторону залива.
- На катере?.. Надолго?
- Время тут ни при чем. Вы ничем не рискуете. Впрочем... - Она подумала. - Ничего не могу обещать.
Погосов хмыкнул.
- Если ничего не обещаете, то зачем мне это?
- Я серьезно. В любую минуту вы сможете вернуться.
- Знаете, дорогуша, я не люблю, когда меня разыгрывают. Наверняка все окажется ерундой. Вам лишь бы посмеяться. А мне нынче не до шуток.
- Как хотите, - она произнесла это почти с облегчением.
У Погосова был хороший предлог распрощаться. И без того у него отхватили кусок рабочего утра.
- Выкладывайте мне насчет следов, и я пошел. Встретимся завтра.
- Завтра мы не встретимся... Мы больше не встретимся.
- Жаль. У меня были виды на вас.
- У меня тоже.
- Ого!.. Давайте зайдем ко мне, выпьем водочки для согрева. Лично я уже замерзаю, да и вы тоже.
- А как же работа?
- А больше ничего не будет, не надейтесь. - И Погосов нахально подмигнул. Постепенно к нему возвращался привычный тон.
Глядя на него, она спросила:
- Хотели бы вы познакомиться со своей душой? Услышать ее?
- Боже сохрани!
- Вы слишком рассудительны. Значит, я ошиблась, извините. Счастливой вам работы, и не жалейте.
- О чем?
Она пожала плечами.
- Мало ли что мы упускаем.
- Лучше об этом не знать...- Он поднял руку в прощальном жесте и побежал к поселку.
Через несколько шагов Погосов обернулся. Она стояла, смотрела ему вслед. Он чертыхнулся, повернул назад.
- Послушайте, так нельзя, - сказал он. - Вы должны объяснить. У меня весь день будет испорчен.
- Тогда вы должны отправиться со мной.
- Зачем? - машинально вырвалось у него. - А-а-а, пошли куда угодно.
- Не боитесь?
Что-то предостерегающе екнуло у Погосова в груди, поэтому, наперекор, он зажмурился, изображая отчаянность.
Когда потом он восстанавливал события, он неизменно возвращался к этой минуте как к точке отсчета. Лера крепко взяла его за руку, некоторое время держала, потом чуть оттолкнулась от земли, вступила на воду, и Погосов тоже. Неумело брызгаясь, пытался идти, как она, пугался своей легкости, почти летучести, какая бывает во сне. Мысль о сне помогала рассудку освоиться, она же убеждала, что это не сон.
Берег отдалялся, вместе с ним намеченная на сегодня работа. Погосов оглянулся: следы их оборвались.
- Видите, как просто, - сказала Лера.
Это "просто" вызвало еще больше вопросов.
С какой стати он ввязался в эту авантюру, нарушил обещание отшельнической жизни, хорош он будет, если эта русалка сейчас уйдет под воду.
Налетел ветер, срывая чаек с волны. Желтый лист прилепился к Лере, ее плечу. Они двигались все быстрее, миновали рыбака, в резиновой лодке с двумя удочками, он безразлично проводил их глазами и опять уставился на свои поплавки. Погосов понимал: того, чтo происходит, не может быть, и понимал, что слишком уверен в невозможности.
Впереди на воде появилась впадина, большая, целый кратер. Не воронка, когда вода крутится, мчится вниз, здесь вода застыла неподвижно, вдавленная какой-то силой.
- Осторожно, - предупредила Лера, притянула его к себе, и они покатились вниз, как с горы.
Далее в памяти Погосова следовал пробел, один из самых досадных. Вызван был, видимо, головокружением, возможно, на какое-то время сознание его отключилось, пришел он в себя в тесном помещении без окон, с низким серым потолком. Уши болели, сдавливало грудь. Он полулежал в кресле, лицо его обдувало прохладой с запахом трав. Лера переговаривалась с пареньком в халате лимонного цвета. Парень этот пил кофе, заедал крутым яйцом и повторял Лере: "Тебя предупреждали... Не знаю, как Грег... Не знаю".
Погосову дали выпить кружку горячего черного напитка, горького и приятного.
На стенах мерцали экраны; стояла аппаратура, громоздились какие-то пыльные приборы, обстановка типичной лаборатории и успокоила Погосова, и разочаровала обыденностью.
Появился Грег, сияющий приветливостью, весь отполированный, начиная от пробора напомаженных волос до блистающих туфель, господин VIP Величественный Импозантный Протектор. Он обошел Погосова, осмотрел его заношенный лыжный костюм, драные кеды, вязаную, когда-то белую шапочку, которой Погосов накрывал чайник. Если добавить к этому давно не бритую физиономию, то Погосов мог сойти за бомжа.
- Итак, вы занимались плазмой, - сказал Грег счастливым голосом. - Это газ, ионизированный.
Не дослушав, Погосов вопросительно посмотрел на Леру.
- ...вы весьма поэтично описали: "Молнии - огненные мосты между обла-ками", - процитировал Грег, весело сверкая белыми мелкими зубами, похоже, у него их было больше положенного.
- Вы что, подслушивали? - спросил Погосов.
- Что-то в этом роде. Но вам же эта система знакома... - И Грег сделал жест, как бы издали потрепав Погосова по плечу.
Не теряя времени, он предложил Погосову ознакомиться с не известными ему материалами по плазме, взамен он, Погосов, дает возможность произвести над ним нужные замеры.
Какие замеры, о чем вообще речь, Погосов не понял. Начались какие-то приготовления, подкатили два кресла, появились еще люди в халатах, стали замерять у Погосова давление, пульс, еще что-то.
Погосов согласно кивал, что не означало согласия, не хотелось выяснять, допытываться, что к чему, зачем. Пусть идет, как идет, забавляясь, он вяло наблюдал за тем, что творилось с ним, шел какой-то эксперимент, в конце концов, жизнь, если по Щипаньскому, тоже эксперимент, поставленный Кем-то.
- У вас не может быть не известных мне материалов, - сказал Погосов. Вы ведь не знаете, чем я занимаюсь. И не можете знать. И не должны.
- Это почему? - спросил Грег.
- Потому что речь идет о секретной тематике.
- Секретной? - Грег удивился. - Вы еще возитесь с этой чушью, неужели вы не поняли, как мешает вам секретность?
И он разразился монологом о том, что, когда секретность помогает военным скрывать, что ракеты летят не туда, когда фирмы утаивают безумные затраты на моторы, а новые материалы оказываются негодными, секретность все покрывает.
В заключение он разъяснил, что нужные сведения Погосов сам найдет. Секретное быстро становится несекретным. Время распечатывает любые сейфы.
Все было правильно, и все вызывало у Погосова неприязнь. Говорил Грег без возмущения - снисходительность этнографа к нелепым обычаям прежних времен. "Представляю, как вам приходилось",- повторял он.
Небольшой пульт на подлокотнике был снабжен джойстиками, кнопками управления - звуком, изображением, красная кнопка позволяла выключить установку, произвести измерения.
На голове Погосова закрепили металлический обруч. Рядом с ним, в таком же кресле сидела Лера. Свет медленно меркнул, и Грег сказал, что можно начинать - "пускаемся в контент-анализ".
Погосов не сразу понял, что с ним творится. На большом экране oн видел, как он вместе с Лерой искал в электронном каталоге материалы по низкотемпературной плазме. Все это он видел перед собой на экране, сам же продолжал оставаться в кресле. В темноте он нашел руку Леры, проверяя себя. Ощущение раздвоения было мучительное - он сидел здесь и одновременно находился там. Он видел себя того, то, что происходило там, все отзывалось в нем, его "я" расщеплялось надвое. Он был там и тут.
- Отключаемся? - озабоченно спросила Лера.
Погосов остановил ее. Там, в каталоге, он нашел монографию Вебера, на самом деле она только готовилась к печати, а здесь уже имелась. Дальше шли материалы конференции в Беркли, которая должна была состояться через год. Сидящий в кресле Погосов ошеломленно откинулся на спинку, помотал головой, чтобы отделаться от наваждения, а тот, тыча в каталог, закричал:
- Откуда это у вас? Что за ерунда!
Кричал именно тот, экранный, электронный, виртуальный, черт знает, как его называть. И совсем пришел в неистовство, увидев аннотацию своего сообщения, перепечатанную в двух журналах. Какое такое сообщение, он понятия не имел, он не делал такого сообщения!