— Будьте добры, попросите его на минутку выйти сюда.
Старый Гослин поднял голову, снял очки, протер их и опять надел на нос.
— Скажите, пожалуйста, что его спрашивает мисс Булстрод — сестра мистера Булстрода.
Когда старый Гослин заглянул в курительную, там шел серьезный спор о Гамлете — был он помешан или только притворялся.
— Мистер Херринг, вас спрашивает дама.
— Кто меня спрашивает?
— Дама, сэр. Мисс Булстрод, сестра мистера Булстрода. Она дожидается внизу.
— Я даже не знал, что у него есть сестра, — сказал Джек Херринг, вставая с места.
— Погодите минутку, — сказал Гарри Беннет, — затворите-ка дверь. Не уходите. — Швейцар притворил дверь и вернулся обратно. — Дама в сиреневом платье с кружевным воротничком и тремя воланами на юбке?
— Точно так, мистер Беннет.
— Это он сам — Младенец.
Вопрос о помешательстве Гамлета был мгновенно забыт.
— Я нынче утром заходил к Стинчкумбу, — объяснил Гарри Беннет, — и видел на прилавке полный женский костюм, который собирались отправить Джонни на квартиру. Платье — то самое. Это он вздумал подшутить над нами.
Члены клуба переглянулись.
— Я вижу здесь большие возможности, если только взяться за дело умеючи, — помолчав, заметил Шотландец.
— Правильно, — поддержал его Джек Херринг. — Подождите меня здесь, — жаль будет, если мы испортим дело.
Через десять минут Джек вернулся и шепотом стал рассказывать.
— Необычайно грустная история: бедная девушка сегодня приехала из Дербишира повидаться с братом, не застала его дома, — оказывается, он ушел в три часа, и она боится, не случилось ли с ним чего-нибудь! Хозяйка уехала в Рамфорд, к матери, и оставила вместо себя какую-то старую каргу, которая не пускает бедняжку в комнату брата подождать его.
— Как это печально, когда невинное, беспомощное существо попадает в беду! — вздохнул Сомервилль, по прозвищу Адвокат-без-практики.
— Это еще не самое худшее, — продолжал Джек. — Бедную девочку обокрали, даже зонтик стащили, и она сидит без гроша: не обедала и не знает, где бы ей переночевать.
— Ну, это он уж того, переборщил, — заметил Порсон.
— Мне кажется, я понимаю, — сказал Адвокат-без-практики. — Случилось вот что. Он решил потешиться над нами, нарядился барышней и вышел из дому, не захватив с собой ни денег, ни ключа от входной двери. Хозяйка, может быть, действительно уехала в Рамфорд, а если даже не уехала, все-таки ему пришлось бы звонить, объясняться. Чего же он просит — соверен взаймы?
— Даже два.
— Ага, это он хочет купить себе костюм. Не давай ему, Джек. Наш долг — показать ему все безрассудство таких нелепых эскапад.
— Ну, покормить его обедом все же следовало бы, — вставил словечко добрый толстяк Порсон.
— Я предлагаю вот что, — усмехнулся Джек. — Давайте, сведем его к миссис Постуисл. Она мне до известной степени обязана — это я устроил в ее лавочке почтовую контору. Препоручим его ее материнским заботам, — пусть там переночует, а завтра мы начнем его „развлекать“, и вы увидите: ему первому надоест эта шутка.
План понравился, — семеро членов клуба Автолика пошли проводить „мисс Булстрод“ до ее новой квартиры, и все завидовали Джеку Херрингу, удостоившемуся чести нести ее сумочку. Все семеро дали понять „мисс Булстрод“, что они душою рады услужить ей, хотя бы из дружеского расположения к ее брату — „удивительно милый мальчик! Правда, умом не блещет, ну да это ведь не его вина“. Однако „мисс Булстрод“ особой признательности, по-видимому, не чувствовала. Она твердила свое — может, кто-нибудь даст ей взаймы два соверена, тогда она никому больше не доставит хлопот. Но на это они, в ее же интересах, не соглашались. Джек напомнил ей, что ведь один раз ее уже обокрали. Лондон — город опасный для молодых и неопытных. Гораздо лучше, если они будут оберегать ее и заботиться о ней — много ли девушке надо? Очень неприятно отказывать даме в таком пустяке, но благополучие сестры их дорогого товарища превыше всего. „Мисс Булстрод“ сокрушалась, что отнимает у них столько времени. Джек Херринг возражал, что ни один порядочный англичанин не пожалеет о времени, потраченном на то, чтобы выручить из беды прелестную девушку.
Прибыв на место, Джек Херринг отозвал миссис Постуисл в сторонку.
— Это сестра одного нашего хорошего знакомого, — сообщил Джек Херринг.
— Красивая девушка, — одобрила миссис Постуисл.
— Я утром опять зайду. А пока что вы не спускайте ее с глаз и, главное, не давайте ей денег взаймы.
— Понятно, — сказала миссис Постуисл.
„Мисс Булстрод“ отлично поужинала холодной бараниной и бутылкою пива, откинулась на спинку стула, заложила ногу на ногу и, глядя в потолок, мечтательно заметила:
— Интересно знать, какой вкус в папироске. Мне часто хотелось попробовать.
— Прескверный вкус, особенно если кто не привык, — ответила миссис Постуисл, сидевшая тут же, с вязаньем в руках.
— А я слыхала, что некоторые девушки курят.
— Ну, это что уж за девушки!
— Я знала одну очень милую девушку, — продолжала „мисс Булстрод“, — которая всегда выкуривала папироску после ужина. Она говорила, что это успокоительно действует на нервы.
— Будь она на моем попечении, она бы этого не говорила, — заметила миссис Постуисл.
„Мисс Булстрод“ беспокойно заерзала на своем стуле.
— Знаете, что? Я не прочь прогуляться перед сном, — сказала она.
Миссис Постуисл отложила вязанье.
— Ну что ж, пойдемте.
— Зачем же вам беспокоиться? Вы, наверно, устали.
— Ничуть. Мне тоже будет полезно подышать свежим воздухом.
В некоторых отношениях миссис Постуисл оказалась весьма удобной спутницей. Она не задавала вопросов, а только отвечала, когда ее спрашивали, что в этот вечер бывало не часто. Через полчаса „мисс Булстрод“ сказала, что у нее разболелась голова и, пожалуй, ей лучше вернуться домой и лечь спать. Миссис Постуисл тоже нашла, что это будет самое благоразумное.
— Да уж, конечно, лучше, чем без дела шататься по улицам, — проворчал Джонни, притворяя за собой дверь своей спальни. — Завтра я должен добыть себе папирос, хотя бы для этого пришлось обокрасть ее кассу. Это что же такое? — Джонни на цыпочках подкрался к двери. — Черт побери! Заперла!
Джонни сел на кровать и принялся обдумывать свое положение. „Я, кажется, никогда не выпутаюсь из этой истории!.. — Он расшнуровал корсет. — Слава тебе господи! — прошептал он благочестиво, любуясь тем, как тело его постепенно принимает нормальные очертания. — Но, кажется, я успею привыкнуть к нему раньше, чем мне удастся от него избавиться“.
Ночью ему снились самые нелепые сны.
Весь следующий день — пятницу — Джонни оставался „мисс Булстрод“, надеясь, вопреки рассудку, что ему удастся вернуть себе свободу, ни в чем не сознавшись. Весь клуб Автолика, по-видимому, влюбился в него.
„Мне казалось, что я сам слабоват по части женского пола, — размышлял Джонни. — Но эти идиоты! Можно подумать, будто они никогда не видали женщины!“
Они являлись поодиночке и небольшими группами и изъявляли свои чувства. Даже миссис Постуисл, привыкшая все принимать спокойно и без рассуждений, на этот раз сказала Джеку Херрингу:
— Когда это вам надоест, вы меня предупредите.
— Как только мы разыщем ее брата, разумеется, мы тотчас же свезем ее к нему.
— А вы бы поискали его там, где его можно найти.
— Что вы хотите сказать? — удивился Джек.
— А ничего — то, что сказала.
Джек посмотрел на миссис Постуисл. Но лицо у нее было не из выразительных.
— Ну что — как у вас идет дело с почтовой конторой? — осведомился Джек.
— Почтовая контора для меня — большое подспорье, и я не забыла, что обязана этим вам.
— Полноте, я не к тому.
Они приносили подарки — недорогие, больше так, для памяти или в знак уважения: конфеты, букетики, флаконы духов: Сомервиллю „мисс Булстрод“ намекнула, что, если он действительно хочет доставить ей удовольствие, а не просто „заливает“ — за это жаргонное словечко она извинилась, выразив опасение, что позаимствовала его у брата, — то пусть бы он принес ей коробку папирос Мессани № 2. Сомервилль огорчился. Он, может быть, отстал от века, но… „Мисс Булстрод“ оборвала его на полуслове, подтвердив, что так оно и есть, а потом надулась и замолчала.
Юную гостью водили в Музей восковых фигур. Водили на самый верх Монумента. Водили в Тауэр. Вечером ее повели в Политехникум смотреть „Духа Питера“.
— Вот этим так весело, — говорили с изумлением и завистью другие туристы.
— Ну, барышне-то не видно, чтобы было очень весело, — возражали более наблюдательные.
— Да, она у них какая-то угрюмая, — соглашались дамы.
Стойкость, с какою „мисс Булстрод“ переносила таинственное исчезновение своего брата, повергала ее поклонников в изумление и восторг.
— Может, телеграфировать вашим родным в Дербишир? — предлагал Джек Херринг.
— Ради бога, не надо! — горячо протестовала „мисс Булстрод“, — они страшно перепугаются. Самое лучшее будет, если вы одолжите мне два соверена и дадите мне возможность вернуться домой.
— Ах нет, что вы! Вас, чего доброго, опять ограбят. Я поеду провожать вас.
Но „мисс Булстрод“ уже передумала:
— Может быть, Джонни завтра вернется. Он, вероятно, поехал погостить к кому-нибудь из знакомых.
— Ему не следовало этого делать, раз он знал, что вы приедете.
— Ну уж он всегда такой…
— Если б у меня была молодая и красивая сестренка…
— Ах, как вы мне надоели! Поговорим о чем-нибудь другом.
Джек Херринг, в особенности, выводил из терпения Джонни. Он, видимо, с первого взгляда был покорен красотой „мисс Булстрод“, и в начале это даже забавляло Джонни. В уединении своей девичьей светелки Джонни теперь горько корил себя за то, что своим кокетством поощрял ухаживания Джека. От восхищения Херринг быстро перешел к влюбленности и теперь смотрел совсем идиотом. Настолько, что, не будь Джонни так поглощен своими заботами, это могло бы показаться ему подозрительным. Но после всего случившегося он ничему уже не удивлялся. „Слава богу, — говорил он себе, гася свечу, — эта миссис Постуисл, кажется, надежная женщина“.
В тот самый момент, когда Джонни склонил на подушку усталую голову, его товарищи в клубе обсуждали план развлечений на завтрашний день.
— Я думаю, — говорил Джек Херринг, — самое лучшее будет утречком свести ее в Хрустальный дворец. Утром там никого не бывает.
— А днем в Гринвичский госпиталь, — посоветовал Сомервилль.
— А вечером послушать негритянский оркестр, — предложил Порсон.
— Вряд ли это удобно для молодой девицы, — усомнился Джек. — Они иной раз отпускают такие шуточки…
— Мистер Брэндрем завтра вечером читает „Юлия Цезаря“, — сообщил Шотландец ко всеобщему сведению.
— О чем это вы совещаетесь? — спросил только что вошедший Александер-Поэт.
— О том, куда бы повести завтра вечером мисс Булстрод.
— Мисс Булстрод? — не без удивления переспросил Поэт. — Вы говорите о сестре Джонни?
— Вот именно. А ты откуда знаешь? Ведь ты же был в Йоркшире.
— Вчера вернулся. И ехал с нею вместе.
— Ехал с нею вместе?
— Да, от Мэтлок-Бата. Да что с вами со всеми? У вас такой вид…
— Присядь, — пригласил его Адвокат-без-практики. — Давайте обсудим все спокойно.
Александер, заинтересованный, сел.
— Ты говоришь, что вчера приехал в Лондон с мисс Булстрод. Ты уверен, что это была мисс Булстрод?
— Уверен? Да я ее с детства знаю.
— Когда ты приехал в Лондон?
— В половине четвертого.
— И что же с нею сталось? Куда она должна была ехать с вокзала?
— А я не спросил ее. Видел только, как она садилась в кэб. Я торопился и… что это такое с Херрингом?
Херринг вскочил и, схватившись за голову, быстро шагал из угла в угол.
— Не обращай внимания. Мисс Булстрод — ей сколько лет?
— Восемнадцать — нет, уже девятнадцать исполнилось.
— Она такая высокая, красивая?
— Да. А что, с ней что-нибудь случилось?
— Ничего. С нею-то ровно ничего не случилось. Весело проводит время, и только.
Поэт был рад это слышать.
— Час тому назад, — начал Джек Херринг, все еще сжимая голову руками, как бы для того, чтоб удостовериться, что она на месте, — час тому назад я спросил ее, может ли она когда-нибудь полюбить меня. Как вы думаете, можно рассматривать это как предложение руки и сердца?
Все члены клуба сошлись на том, что это равносильно предложению.
— Но позвольте. Почему же? Я просто так спросил, без всякой цели.
Члены клуба в один голос заявили, что это увертка, недостойная джентльмена.
Времени терять было нельзя. Джек Херринг тут же сел писать письмо мисс Булстрод.
— Но я не понимаю… — начал Поэт.
— Господа, да уведите его куда-нибудь и объясните ему! — простонал Джек Херринг. — Я не в состоянии думать, когда кругом такой шум.
— Но почему же Беннет?… — прошептал Порсон.
— А где Беннет? — крикнуло сразу несколько голосов.
Беннета со вчерашнего дня не видали.
Письмо Джека „мисс Булстрод“ получила на другое утро, за завтраком. Прочитав его, „мисс Булстрод“ встала и попросила миссис Постуисл дать ей взаймы полкроны
— Мистер Херринг наказывал мне ни под каким видом не давать вам денег, — сказала миссис Постуисл.
„Мисс Булстрод“ протянула ей письмо.
— Прочтите это, и вы, может быть, согласитесь со мной, что ваш Херринг осел.
Миссис Постуисл прочла письмо и принесла полкроны.
— Я бы вам советовала первым делом побриться — конечно, если вам не надоело валять дурака.
„Мисс Булстрод“ сделала большие глаза. Миссис Постуисл преспокойно продолжала завтракать.
— Не говорите им! — умолял Джонни. — По крайней мере сейчас не говорите.
— И не подумаю. Мне-то какое дело.
Двадцать минут спустя настоящая мисс Булстрод, гостившая у своей тетки в Кенсингтоне, изумлялась, читая наскоро набросанную записку, которую доставил ей в конверте рассыльный: „Мне нужно поговорить с тобой — наедине. Не кричи, когда увидишь меня. Ничего особенного не случилось. Объясню в двух словах. Любящий тебя брат Джонни“.
Двух слов оказалось мало, но в конце концов Младенец все объяснил.
— Долго ты еще будешь смеяться? — спросил он.
— Но ты такой уморительный в этом наряде, — оправдывалась сестра.
— Они этого не находили. Я их здорово провел. Держу пари, что за тобой никогда так не ухаживали.
— А ты уверен, что провел их?
— Приходи в клуб сегодня вечером в восемь часов и увидишь. Может быть, потом я сведу тебя в театр — если ты будешь умницей.
Сам Младенец явился в клуб около восьми часов. Его встретили очень сдержанно.
— Мы уж хотели разыскивать тебя через полицию, — сухо заметил Сомервилль.
— Меня вызвали неожиданно — по очень важному делу. Страшно признателен вам, господа, за все, что вы сделали для моей сестры. Она только что рассказала мне.
— Ну полно, стоит ли об этом говорить?
— Нет, правда, я вам страшно благодарен. Не знаю, что бы она делала без вас.
Члены клуба наперебой уверяли, что это сущие пустяки. Их скромность и упорное нежелание вспоминать о своих добрых делах были прямо трогательны. Они все время старались перевести разговор на другую тему.
— Особенно восторженно она отзывалась о тебе, Джек, — упорствовал Младенец. — Я никогда не слыхал, чтоб она кем-либо так восхищалась.
— Ты же понимаешь, голубчик, что для твоей сестры… все, что я был в силах…
— Знаю, знаю; я всегда чувствовал, что ты меня любишь.
— Ну полно же, будет об этом! — умолял Джек Херринг.
— Только вот письма твоего сегодняшнего она как-то не поняла, — продолжал Младенец, игнорируя просьбу Джека. — Она боится, что ты счел ее неблагодарной.
— Видишь ли, — принялся объяснять Джек Херринг, — я опасался, что две-три моих фразы она могла истолковать неправильно. И я написал ей, что бывают дни, когда я как будто не в себе — сам не знаю, что делаю.
— Это неудобно, — заметил Младенец.
— Очень. Вот и вчера был один из таких дней.
— Сестра мне говорила, что ты был очень добр к ней. Сначала ей показалось не очень любезным с твоей стороны, что ты не хотел одолжить ей немного денег. Но, когда я объяснил ей…
— Конечно, это было глупо, — поспешил согласиться Джек. — Теперь я это вижу. Я сам нынче утром пошел объясниться с ней. Но ее уже не было, а миссис Постуисл советовала мне лучше и не объясняться. Я так ругаю себя…