К лицу О'Нила вновь прилила кровь.
— Пожалуйста, Клемент, что ты от меня хочешь?
— Насчет тебя не знаю, Эммет. — Арчер почувствовал, что у него дрожат руки. — Но я так поступить не могу. Возможно, я не смогу поступить и по-другому, но этот путь точно не для меня. Поэтому я сам уйду из программы, а ты найдешь кого-то еще, кто знает, как вести себя в подобной ситуации.
— Ты не можешь уйти, — возразил О'Нил. — Действие твоего контракта истекает через шестнадцать недель.
— Мистер Клемент Арчер, не слишком известный радиорежиссер и продюсер, помещен в частную клинику в связи с нервным срывом, вызванным переутомлением. Прежде чем улечься на больничную койку, он выразил сожаление, что состояние здоровья не позволяет ему выполнить взятые на себя обязательства. Адвокаты заверили мистера Арчера, что резкое ухудшение самочувствия — достаточное основание для того, чтобы к нему не применялись штрафные санкции, положенные за срыв контракта.
С каждой фразой лицо О'Нила все больше грустнело.
— Хорошо, — вздохнул он. — Что ты хочешь? В рамках разумного.
Арчер на мгновение задумался.
— Прежде всего мне нужно время. Ты преподнес мне сюрприз, поэтому должен понимать, что пятнадцати минут мне недостаточно для того, чтобы определиться. Это в рамках разумного?
— Сколько времени?
Арчер ответил не сразу.
— Две недели.
— За две недели ты Эрресу не поможешь, — заметил О'Нил.
— Возможно, не помогу. — Арчер улыбнулся. — Но вдруг мне удастся помочь самому себе. Соображаю я медленно, и, будь у меня побольше ума, я бы не работал на радио. Но двух недель мне хватит, чтобы утрясти некоторые вопросы. Может быть, мне даже удастся выяснить, коммунисты эти люди или нет.
— И как ты собираешься это сделать?
— Самым оригинальным способом. У них и спрошу.
О'Нил нервно рассмеялся:
— Ты думаешь, они признаются?
— Кто знает? Возможно. В мире полно людей, которые не любят лгать.
— А если Френсис Матеруэлл скажет тебе, что она не коммунистка?
Арчер обдумал вопрос.
— Я ей не поверю.
— А если Вик скажет, что он не коммунист?
— Я ему поверю.
— Потому что он твой друг.
— Потому что он мой друг.
— А что ты сделаешь потом? — пожелал знать Арчер. — После двух недель?
— Вот тогда я тебе и скажу. — Арчер заметил, что его руки больше не дрожат.
— Хорошо, — кивнул О'Нил. — Две недели у тебя есть. Я не знаю, что мне придется наговорить Хатту, но две недели ты получишь.
— Спасибо, Эммет. — Арчера порадовало согласие О'Нила пойти ему навстречу.
— Не за что. Возможно, к следующей пятнице меня уже выставят за дверь. Вот… — Он сунул руку в карман и достал сложенный лист бумаги. — Верстка статьи из «Блупринт». Может, тебе стоит это прочитать. — И положил листок перед Арчером.
Тот развернул его и всмотрелся в плохо пропечатанный текст.
— Ты не будешь возражать, если я прочитаю все?
— Валяй. — О'Нил махнул рукой бармену, чтобы тот повторил заказ.
«Из всех радиопрограмм нашего времени, — прочитал Арчер, — одной из наиболее возмутительных и циничных, одной из тех, что в наибольшей мере оскорбляют чувства верности и патриотизма американского народа, является «Университетский городок». Спонсор — «Сандлер драг компани», продюсер — «Хатт энд Букстейвер эдженси», режиссер — Клемент Арчер».
— Вам виски с водой или с содовой? — спросил бармен, подойдя к Арчеру.
Тот машинально сложил листок.
— С содовой, — ответил Арчер. Он смотрел, как пузырящаяся жидкость наполняет стакан, дождался, пока бармен отойдет, и вновь развернул верстку статьи. Без очков буквы, и без того плохо пропечатанные, расплывались у него перед глазами, но ему не хотелось доставать очки ради короткого текста, уместившегося в половину колонки.
Автор придерживался оскорбленно-пророческого стиля, свойственного всем статьям о коммунизме, появлявшимся в прессе. После нескольких общих фраз о необходимости очищения эфира от термитов, обманным путем проникших в самую сердцевину американского дома, следовали прямые обвинения Стенли Атласа, Френсис Матеруэлл, Элис Уэллер, Манфреда Покорны и Виктора Эрреса в том, что они коммунисты или сочувствующие. Далее перечислялись двадцать организаций из списка Генерального прокурора, в которых вроде бы состояли вышеуказанные товарищи. Конкретикой автор читателей не баловал. Выходило, что все пятеро повязаны и виноваты в равной степени. Покорны, правда, выделялся тем, что ему предстояло разбирательство с Иммиграционной службой, результатом которого, по мнению автора, могла стать депортация. Завершалась статья прямым предложением спонсору принять необходимые меры, поскольку в противном случае американский народ будет вынужден воспользоваться всеми доступными ему средствами.
Дочитав статью, Арчер тяжело вздохнул. За исключением имен, все очень уж знакомо. Так и хотелось сказать: «Скучно, граждане». Его всегда удивляли те энергия и задор, с которыми нынешние крестоносцы от прессы вытаскивали из сундуков старые лозунги и обвинения. Даже если человек чувствовал свою правоту и полагал, что, повторяя эти обвинения, он честно служит своей стране, требовалась особая невосприимчивость к скуке, чтобы вновь и вновь трясти ими перед глазами читателей. Власть, отметил Арчер, попала в руки людей, которые обожают повторяемость. Если бы такой человек оказался среди святых, он бы десять тысяч раз на дню твердил: «Бог, Бог, Бог…» «Наверное, я слабак, — печально подумал Арчер. — Мне всегда хочется чего-то новенького».
— Круто, правда? — О'Нил пристально вглядывался в Арчера, пытаясь по выражению лица понять его истинные чувства.
— Эти ребята отточили свой стиль до совершенства, — ответил Арчер. — Могу я оставить этот листок у себя, чтобы изучить на досуге?
— Конечно, — кивнул О'Нил. — Только потом сожги.
— Что-то тебя трясет, Эммет. Может, пора присоединяться к Анонимным алкоголикам?[12]
— Да, трясет, — признал О'Нил. — Но я ни к кому не собираюсь присоединяться.
— Спасибо тебе за две недели, — продолжал Арчер. — Надеюсь, они не будут стоить тебе работы.
— Кто знает? — О'Нил мрачно посмотрел на него. — Отныне ты будешь считать меня своим недоброжелателем?
Арчер помялся.
— Есть такое дело.
— До чего хорошо иметь честных друзей. — О'Нил шумно выдохнул. На лице его отражались недовольство и обида. Он очень походил на школьника-футболиста, которого тренер отправил на скамью запасных за то, что он позволил уложить себя на газон. — Честные друзья, — повторил О'Нил. — В наше-то время… — Он обхватил голову руками.
Арчер встал.
— Я еду домой. На сегодня развлечений мне хватит. Может, подвезти?
— Нет. — Эммет не поднял головы. — Я останусь здесь и напьюсь. С женой я в ссоре и хочу вернуться, когда она уже уснет. — Он посмотрел на Арчера. — Иногда, — на его лице не было и тени улыбки, — мне хочется вернуться в морскую пехоту. На Гуам.
— Спокойной ночи. — Арчер легонько потрепал О'Нила по плечу и вышел в ночь.
О'Нил, оставшись один в пустом и темном ресторане, заказал двойное виски.
Глава 3
Четверть часа спустя Арчер открывал дверь своего дома. Наверху горел свет, и он понял, что Китти не спит.
— Китти! — крикнул Арчер из прихожей, закрывая за собой дверь. — Китти, я дома!
— Клемент, — приплыл с лестницы голос Китти. Даже когда она произносила только его имя, в голосе слышалась радость. — Я в постели, дорогой.
— Хочешь чего-нибудь? — спросил Арчер, бросив пальто на стул. — Я могу принести.
— Ну… — Он без труда представил себе, как Китти сидит в кровати и выпячивает губки, думая о том, чего же ей хочется. — Ну… в жестянке на кухне свежее печенье. И стакан молока. Полстакана.
— Уже несу. — Через гостиную Арчер прошел на кухню. В вазочке стоял букетик фрезий, наполняя комнату тропическим, летним ароматом. Служанка, прежде чем уйти, аккуратно расставила стулья и поправила подушки на диване. Гостиную отличало приятное глазу смешение стилей. Столы раннего американского периода мирно соседствовали с викторианскими стульями, обитыми ярким шелком. Чувствовалось, что художника по интерьерам дальше порога не пускали. Дом, удовлетворенно думал Арчер, дом. Здесь он мог позволить себе расслабиться, забыть об О'Ниле, программе, листке с версткой статьи из «Блупринт», что лежал сейчас в кармане.
Когда он вошел в спальню, неся на подносе печенье и молоко, Китти, подложив под спину подушки, сидела в кровати с синим платочком на голове, так как вечером она вымыла волосы. Плечи ее были оголены, она выглядела на удивление молодой, была похожа на девушку из приморского городка, готовую отправиться на пляж. Арчер поставил поднос, наклонился, поцеловал Китти в плечо.
— Так будет со всеми, кто посмеет лежать в постели полуголым, — прорычал он.
— М-м-м… — Китти похлопала рукой по кровати, показывая, что хочет видеть его рядом. — В этом заведении обслуживание с каждым днем становится все лучше.
Арчер снял пиджак, бросил его на стул, расстегнул воротник рубашки, снял галстук, а уж потом сел на кровать. Китти пила молоко. Прямо-таки послушная маленькая девочка за обеденным столом.
— Я стала прожорливой, — призналась она. — Пролежала здесь весь вечер, думая о еде. Знаешь, на что я надеялась?
— На что?
— Я надеялась, что кому-то придет в голову заскочить в «Шраффт» и купить пинту мороженого. Кофейного.
Арчер рассмеялся, похлопал жену по коленке, прикрытой одеялом.
— Завтра. Обещаю, что завтра заскочу.
— Я пыталась воспользоваться телепатией. — Китти откусила кусочек печенья. — Говорила себе, вот сейчас он идет по улице, поравнялся со «Шраффтом», и тут моя мысль заставляет его остановиться. «Я слышу голос, — говорит он себе. — Этот голос требует кофейного мороженого». — Китти захихикала. — Я растолстею до трехсот фунтов.
— Об этом не волнуйся, — улыбнулся Арчер. — Так хорошо ты никогда не выглядела.
— Мне стыдно за себя, когда я вхожу в кабинет доктора и он ставит меня на весы. — Китти взяла второе печенье. — Он считает, что у меня полностью отсутствует самоконтроль. Я вижу это по его глазам.
— Именно такой и должна быть моя жена, — ответил Арчер. — Без самоконтроля.
— Это ты идеальный муж, — удовлетворенно промурлыкала Китти. — Абсолютно идеальный муж.
— У тебя был хороший день? — Арчер встал, начал раздеваться.
— Большую часть времени я провела в кровати. Не читала. Не вязала. Не подходила к телефону. Не сказала Глории, что приготовить на обед. Мне в голову не пришло ни одной мысли. Тебе стыдно, что у тебя такая ленивая жена?
— Естественно. — Арчер снял рубашку и на мгновение замер, держа ее в руке.
— Стенной шкаф, — напомнила Китти. — Повесь ее в стенной шкаф. Я вижу, что ты уже собрался бросить рубашку на стул.
Арчер улыбнулся и направился к большому стенному шкафу, половину которого занимала его одежда, а вторую — разноцветные наряды Китти.
— Когда-нибудь, — он повесил рубашку и брюки и надел пижаму, — ты зайдешь с чтением мыслей слишком далеко.
— Неужели тебя это раздражает? — игриво спросила Китти. Арчер вернулся к кровати, на ходу надевая пижамную куртку.
— Как здорово! — воскликнула Китти, не отрывая от него глаз.
— Что здорово?
— У тебя совсем нет живота. Как только я замечу признаки живота, сразу улечу в Рино. А мне бы этого не хотелось. И будь осторожен с шеей.
— С шеей у меня все в порядке. — Арчер обеими руками ощупал шею.
— Я только сказала: будь осторожен. Ненавижу толстые мужские шеи.
— Ну и ну. — Арчер застегнул пуговицы пижамной куртки. — Большие у тебя, однако, запросы.
— Я хочу, чтобы ты был красивым. По моему разумению, не такая уж это большая просьба. — Китти поставила пустой стакан на столик и вздохнула. — Есть печенье на ночь — это грех. Что хорошего произошло сегодня в мире?
Арчер замялся. Нет, решил он, незачем ей все это рассказывать.
— Все нормально. — Он присел на краешек кровати. — Передача тебе понравилась?
— Дорогой, — в голосе Китти послышались виноватые нотки, — я забыла послушать. Задремала и забыла. Ты меня простишь?
Арчер рассмеялся.
— Только не говори спонсору.
— Я стала такой рассеянной, — пожаловалась Китти. — Ничего не могу запомнить. Наверное, у тех, кто собрался стать матерью в столь преклонном возрасте, что-то происходит с головой. Я просто лежу и думаю, хочу ли я, чтобы у нашего ребенка были синие глазки, и облысеет ли он к двадцати пяти годам. — Китти протянула руку и коснулась Арчера. — Тебя это обижает, дорогой?
— Я ухожу в клуб, — с важным видом изрек Арчер. — Пожалуйста, проследите, чтобы туда пересылалась вся адресованная мне корреспонденция.
— Ты идеальный человек, Клемент, и ты это знаешь. Но нельзя же надеяться, что у мальчика до старости будет густая шевелюра, не так ли?
— Нельзя, — согласился с ней Арчер. — Но с чего ты взяла, что будет мальчик?
— По тому, как он толкается. Он весь день марширует взад-вперед, словно рота морских пехотинцев. Джейн вела себя гораздо деликатнее. Лишь изредка давала о себе знать. Да… Джейн приезжает на уик-энд. Мальчик поведет ее в театр, но завтра нам придется накормить их обедом, потому что мальчик, по словам Джейн, бедный. Если я очень устану, ты справишься сам?
— Если мальчик не будет смотреть на меня свысока. Как ее прошлый кавалер. С факультета органической химии.
— С этим у нее все кончено. Он что-то отчудил на танцах. Как хорошо, что Джейн не стесняется своей беременной матери.
— Перестань, Китти, это нелепо.
— Она такая взрослая и современная, наша Джейн. Все ее забавляет, даже родители. Если бы моя мать начала раздуваться, когда мне было восемнадцать, я бы целыми днями пряталась в церкви.
— Позволь тебе напомнить, что в восемнадцать ты сама уже забеременела.
— Это совсем другое дело, — безапелляционно заявила Китти. — Ты не собираешься почистить зубы перед тем, как лечь спать?
Арчер задумчиво провел пальцем по передним зубам.
— Нет, — решил он.
— Почему нет?
— Мой рот слишком хорошо пахнет. Я ел вкусную еду, пил хорошее виски. Проснувшись ночью, я хочу провести языком по зубам и вспомнить, как хорошо я поужинал. Никакая мята не заменит такое удовольствие.
— Ты грязнуля, — вынесла вердикт Китти. — Я вышла замуж за грязнулю. Здорово, правда? Это самое лучшее время дня — сидеть и болтать ни о чем.
— Да, дорогая, — согласился Арчер.
— Думаю, что теперь большую часть времени я буду проводить в постели. Я устаю, когда хожу по дому, и не хочу, чтобы случилось что-то плохое. И ничего мне не хочется. Только лежать, дремать и ждать твоего возвращения.
— Ты должна чем-нибудь заняться, — покачал головой Арчер. — Вязать или вышивать. Найти себе какое-нибудь хобби.
— У меня есть только одно хобби.
— Какое?
— Ты.
Оба рассмеялись. Арчер потянулся и выключил свет.
— Полежишь со мной? — В голосе Китти зазвучали сладострастные нотки.
— Я так спать не могу.
— Зато я могу. — Китти хихикнула, и Арчер улегся на кровать.