Леон. Встань и иди - Белый Александр 4 стр.


После мединститута Роза эмигрировала в Израиль и лет пять служила армейским доктором. По выходу Дяди Федора в отставку, объявилась здесь и затем, они вдвоем отправились в Бельгию, где каким-то образом зарегистрировали приватную военизированную компанию. Два года с ребятами работали в Южной Америке, а теперь, насколько стало понятно из предварительных переговоров, что-то затеяли в Центральной Африке и в настоящее время собирают новую команду.

Сейчас рассказал о друзьях, мне очень близких. Есть, конечно, и другие достойные, мною уважаемые, о них в дальнейшем тоже расскажу. И еще Светка, моя родная сестричка, но она для меня самая главная.

Теперь, ваш покорный слуга, Виктор Львов.

В военное училище меня, сына осужденного и убиенного государством старшего офицера не пустили, но служить офицером в Армии хотелось ужасно как. Мой отец, дед и прадед служили Отечеству. Его прадед и прадед этого прадеда тоже. Короче, точно известно, что в 1703 году наш предок по отцовской линии был воином и служил с оружием в руках. В нашей семье отцами и дедами вбивалось в голову, что если мужчина не воин, то он — пожизненный мужик. Правда, ныне властвующие, обильно пьянствующие мужики, дирижирующие с похмелья воинскими оркестрами, и в присутствии дипломатов разных стран и толпы журналистов, награждающие заслуженных генералов зуботычинами, значение этого слова несколько исказили. Нет, ничего не имею против настоящего мужика — пахаря и работяги, к такому человеку отношусь с искренним уважением. Но, мужик — это не воин, а воин — это не мужик, а мне с детства хотелось быть именно воином, как и все мои предки.

Однако, нашей Советской Армии офицер, получивший звание после военной кафедры политеха, был категорически не нужен.

Не знаю, какие связи использовал Дядя Федор, но он этот вопрос решил и выдернул меня на службу командовать отдельной, вновь организованной рембазой, призванной обеспечивать обслуживание его отдельного подразделения. Дал в помощники двух старых прапорщиков: Максимыча и Петровича, которым поручил в течение полугода обучить правде жизни и сделать из меня подобие армейского механика.

Помню, на третий день службы с иголочки одет в отлично подогнанную форму, был торжественно встречен Максимычем, который вручил мне танковый комбез и сказал: «Ну! Пошли, товарищ лейтенант, будем командирского „козла“ перебирать». А через четыре дня, когда этот УАЗ выехал за ворота бокса, подкатил Петрович: «Товаришу лейтенант, вы знаитэ що таке винтовка?» Конечно, говорю ему, кто же не знает. «Ни, товаришу лейтенант, вы знаетэ як с ней стрельнуть, а всёму иншому я вас навчу». Взял он меня аккуратно за локоток и потащил в оружейку.

Несмотря на то, что за полгода был набран полный штат, я не считал зазорным иногда одеть комбез и идти помогать Славику — мотористу, или с Петровичем дорабатывать какой-то новый ствол. Да, только один Якут свои стволы никому не доверял. Ну, разве что Петровичу. Подержать.

И вот сейчас, старший из присутствующих по возрасту, званию и должности вышел на крыльцо и стукнул вилкой по стакану.

— Товарищи офицеры! Нам позволено зайти и занять места за столом. Прошу.

— Согласно купленным билетам, — язвительно добавил Никола Питерский.

— А самые вумные пролетают, как фанера, — парировал Демон.

— Да по такой жаре я больше, чем на стакан, и не претендую.

— Ребята, кондиционер работает, — Валентин сделал важное заявление.

Стол был накрыт разными вкусностями, закусонами, выпивонами и напитками. Постарались Юля, дожидаясь папу, а помогала ей Наташка, Коли Макаренко жена. Молодые и красивые женщины.

Выждав, пока мужчины расположились за столом, а женщины ушли с большой, запотевшей бутылкой напитка на улицу в беседку, поговорить о своем, о женском, Демон взял слово.

— Господа офицера´, по полстакана´ на локоток-с, маленький закусон, и поговорим о деле. И только после этого ешьте-пейте, сколько кому чего на душу ляжет.

Не знаю, откуда взялась такая традиция, но на столе рюмок не было, только тонкие стаканы. Ребята разлили по законной половинке беленькой, себе же налил грамм тридцать грузинского коньяку.

— За неё! За удачу!

Из доклада Демона, будущего инструктора-начальника штаба бригады, стало ясно, что Африканский проект уже работает два месяца. Если раньше чернокожие вожди ставили под ружье детей одиннадцати-тринадцати лет, три дня гоняли и кидали в мясорубку, то нынче принц Мбомба или, тьфу, Мгомба, который когда-то учился в Киеве, уговорил своего отца, Великого Вождя, создать нормальную армию. Ну, армию, не армию, но на полноценную обученную мотострелковую бригаду замахнулся. А это в их регионе будет очень большая сила, которую в будущем можно развернуть и в армию. А сейчас две сотни чернокожих пацанов шестнадцати — восемнадцати лет обучаются языку, владению техникой и оружием на территории бывшего пионерского лагеря. Кстати, Коля, Витя, Жора и Яша Якут, уже с ними работают.

Мне предложили найти пять-шесть спецов, желающих зарабатывать две тысячи долларов в месяц, отобрать десяток негритят на воспитание и заняться привычным делом. Мгомба, у которого под ногами алмазы валяются, как мусор, сделал ставку на Дядю Федора и готов платить деньги немалые, ибо в будущем надеется наследовать отца и стать Великим Вождем.

Я был единственным, кто отказался от участия в этом фильме. И не потому, что предложенная годовая зарплата в семьдесят тысяч долларов, по нынешним временам сумма огромная, меня не устраивала. Хотя, если честно, где-то такие деньги нынче зарабатывал на собственном предприятии.

— Дима, не могу. Просто, перед собой поставил задачу, от которой отступать поздно. Не обижайтесь, ребята, сейчас рассказать не имею права, но где-то надеялся на некоторую вашу помощь в будущем.

— Да никаких обид, желающие на это место найдутся. Ты только свои вопросы с командиром перетри. А в отношении помощи, не стесняйся, поможем в любом случае.

Около десяти вечера, когда народ полностью расслабился, а Никола Питерский вышивал на гитаре и вместе с Наташкой пел романсы, открылась дверь и вошла красивейшая и интереснейшая из женщин, удерживая крохотную дамскую сумочку в руках. Роза. Следом, ввалились Дядя Федор и Валентин, затаскивая огромные чемоданы.

— О!!! Командир! Здравия желаем!!! — ребята вскочили со своих мест. И тот, не чинясь, как отец родной каждого обнял и похлопал по спине. Здесь собрались не простые подчиненные, а братья, с которыми довелось плечом к плечу многие годы месить грязь и нюхать порох и кровь, пройти через джунгли Индокитая и Центральной Америки, делить последний кусок хлеба.

Стремительней Розы — не бывает. Буквально, за секунду возникла передо мной и подставила щечку. Подобную вольность позволяет только со мной, всем прочим протягивает для пожатия ручку, ибо я тот самый малышня, который, будучи у брата Алика в гостях, дразнился с ней и дрался. Чмокнув в щечку, затем, поцеловал кончики пальцев руки, которая умеет не только уверенно держать скальпель, но и боевой нож.

— Здравствуй, дорогая.

— Здравствуй дорогой. В прошлом месяце Алика видела, тебе привет передает.

Дядя Федор, спортивно скроенный, подтянутый мужчина — черные волосы слегка побиты сединой, строгие зеленые глаза сейчас чуть улыбались. На свои сорок восемь лет совершенно не выглядит. Душа компании и любимец женщин, насколько мне известно (хорошо, что не известно Розе), на сабантуях им даже молодые девки интересуются и очень даже успешно и взаимно.

Он подошел, прижал меня к груди и хлопнул по спине.

— Привет, Дядя Федор, — шепнул ему на ухо. Он понимающе кивнул. Обычно обращался к нему так, когда нужно было поговорить за жизнь.

— Поужинаем, потом уединимся, — ответил тихо. Конечно, не сомневаюсь, Валентин уже выдал весь расклад.

* * *

— Докладывай. Начни с проблем, и какая нужна помощь? — Дядя Федор нажал на клавишу кассетного магнитофона и тихо зазвучал его любимый спейс-рок в исполнении группы «Pink Floyd».

— Проблем никаких нет, но вопросы есть и помощь твоя нужна. Оружием.

— В каких это разборках ты собираешься участвовать?

— Никаких разборок, я не больной на всю голову. Кроме того, нынешний смотрящий в нашем районе — из воров, не беспредельщик, вполне адекватный человек. Знает, что мы «греем» свой интернат, а он и сам из воспитанников какого-то интерната, поэтому, запретил своим бандитам дергаться в нашу сторону. Что же касается оружия, то дело в том, Дядя Федор, что готовится один проект, о котором знают только четыре человека, мои ближайшие помощники. Ты для меня здесь — самый близкий, поэтому, введу тебя в курс дела. Но учти, информация строго конфиденциальная, когда все расскажу, то сам поймешь, что может грозить носителю этих знаний.

— Можешь говорить, я не сегодняшний.

— Разговор длинный, Дядя Федор, давай схожу к Юле, пусть запарит нам термос крепкого чаю.

— Сиди, сам хожу, — он исчез из кабинета минут на десять, а вернулся с большим китайским термосом и двумя чашками. Следом зашла Юля, занесла и поставила на журнальный столик полбутылки коньяку, два бокала и тарелочку с нарезанными лимонами.

— Спать будешь здесь, — сказала мне, — Внутри дивана подушка и две простыни.

Когда за ней закрылась дверь, дядя Федор уселся в кресло и продолжил, вроде как разговор не прерывался:

— И кого это нынешний начальник Базы хранения военной техники и вооружений, в детстве конфетами угощал? Да тебя там все старые прапора знают. Ты и в формируемой моей новой бригаде, первое время этими вопросами должен был заниматься.

— Оружие, брат, уже давно собрано и упаковано в контейнеры. Взятки налом розданы всем заинтересованным лицам. Осталось его официально выкупить и вывезти из страны, желательно морем.

— В КОНТЕЙНЕРЫ? МОРСКИЕ?? — сощурив глаза и склонившись ближе, шепотом спросил, обычно бесстрастный дядя Федор, — А теперь все с самого начала и по порядку.

Спейс-рок тихо звучал непрерывно до самого рассвета. Дядя Федор ушел в спальню к Розе в полпятого утра, я же, кинув на диван подушку, завалился спать не раздеваясь.

Глава 4 Любимая кафешка

г. Киев, пятница, 10.12.1993.

В зале нашей кафешки людей было немного. Да и время — всего третий час по полудню и те офисные клерки и государственные служащие, кто в обеденный перерыв мог позволить себе спрятаться от суеты в тихом, но весьма не дешевом месте, уже разошлись. Вот после шести вечера, народу будет много. Нет, здесь не кормили. Подавали только десерт: пирожное, мороженное, шоколад и фрукты. Но главное — натуральный кофе и настоящий непаленый армянский коньяк.

О том, кто из кофеманов какой и когда-либо пил кофе (хороший, очень хороший, отличный, суперотличный), можно полемизировать часами. Мне лично доводилось пить отличный кофе в Вене. Говорят, эту кофейню (первую в Европе), когда-то открыл, воевавший там с турками в наемном войске Запорожский казак Юрий Кульчицкий. Так вот, в киевских кафешках хороший кофе встречается крайне редко. Но Ашот откуда-то привозит сырые зерна аргентинского кофе, как-то подсушивает, обжаривает, что-то еще делает, не знаю. Однако, такого изумительного кофе ни в каком другом месте точно не подадут.

На этом месте раньше была вареничная, кстати, очень неплохая, ее знали и любили посещать и местные жители, и гости столицы. Но, за последние годы она захирела и стала превращаться в настоящую забегаловку. Однако, объявился армянин Ашот, подсуетился, нашел кому дать взятку и прибрал к рукам.

Сейчас это очень приличное заведение, нейтральная территория для пообщаться и решить вопросы. Сюда ходят люди серьезные и состоятельные. И братва не появляется совсем. Да, здесь чашечка эспрессо стоит два доллара — дороже, чем где-либо в городе, например, доктору или учителю при зарплате в шестьдесят долларов в месяц, здесь делать нечего.

Лично я — не мэн деловой и далеко не состоятельный, можно сказать, даже безработный. Живу в Святошино, совсем не центральном районе Киева, один в однокомнатной квартире, но пару посещений в неделю могу себе позволить. Денежка есть, как раз отработал третий сезон в Якутии на прииске, а сейчас — зимний отпуск.

Тянет меня сюда, когда-то в этом доме мы жили всей семьей. И знают меня здесь все, и я всех знаю. И в кафешке среди постоянных посидельцев, отношения доброжелательные, главное — не совать нос в чужие дела.

Чтобы не переться по кругу со стороны улицы Владимирской, обычно подъезжал сюда со стороны улицы Крещатик. Это был целый ритуал: на улице Прорезной одностороннее движение и поворот запрещен, поэтому, как только какая машина поворачивала направо, из какого-нибудь припаркованного частного «жигуля», выскакивал спрятавшийся собиратель мзды, инспектор ДАЙ[2]. Вот и сейчас, повернув на своей подержанной, но вполне боевой «восьмерке» к кафешке, увидел вынырнувшего с полосатой палочкой собирателя. С меня брал обычную таксу — постоянно инфляцируемые купонно-карбованцы, стоимостью в два доллара.

— Прошлый раз хотел с тобой поговорить, да не получилось, — Алексей приподнял бокал с коньяком.

Клиентура в кафешке, постоянная, новое лицо мелькает редко, а этот мужчина, возрастом слегка за тридцать, говорят, здесь впервые объявился еще весной. Оказалось, что это Алексей Хромов — новый хозяин нашей бывшей квартиры. Откуда-то он знал обо мне, и сам подошел познакомиться.

Мне, честно говоря, с этим красавчиком общаться не хотелось, но он каким-то образом сумел расположить к себе (сейчас-то я очень хорошо знаю, каким именно). Это был высокий, худощавый, кареглазый брюнет, с симметричным телом и правильными чертами лица. Длинные черные вьющиеся волосы открывали высокий лоб и были зачесаны назад. И костюм от «Кардена». Подобная модель была и у меня, такие — свободно в нашей стране точно не продавались. Будучи в Вене, в гостях у Светочки, насмотрелся на различное барахло и кое-чего начал в нем понимать.

За два месяца знакомства, наши отношения стали не то что дружеские, но товарищеские, мы часто встречались за чашечкой кофе и рюмочкой коньяку. Он даже к себе домой приглашал, но я отказался, не хотелось терзать душу. Был он доктором, практикующим нетрадиционную медицину, как раз то, что на данный момент было модным и приносило немалые деньги. По этому поводу часто над ним подшучивал:

— Леша, ты ученик Алана Чумака или Кашпировского?

Он заразительно смеялся и отвечал:

— Нет, заряжать воду «здоровьем» через экраны ваших телевизоров, меня не учили. Но люди они талантливые, умеют дурить головы миллионам глупцов, а гонорары собирают сумасшедшие, — потом лицо становилось серьезным и он продолжил, — Мои клиенты — это тяжелые или, чаще всего, безнадежные больные. Да, беру очень дорого, но только после излечения.

— Очень дорого, это сколько?

— Тебе могу сказать. Иногда, несколько миллионов долларов.

— Круто. А ты не боишься, что после лечения, клиент тебя просто кинет?

— Нет. Я не лечу того, кто собирается меня кинуть.

— Как ты это можешь знать?

— Нет ничего сложного, тебя тоже научу.

— Да?! Хочу уже! Что для этого надо?

— Немного терпения.

— Леша, если серьезно, то мне не доводилось ни читать, ни слышать о таком докторе, который успешно лечит безнадежных больных. Ты сейчас все серьезно говоришь?

— У меня очень специфический и узкий круг пациентов. Кроме того, я не заинтересован в предании гласности своих методов лечения.

Тогда этот разговор прервался внезапно. В окно кафешки увидел, как по улице мчалась молоденькая девчонка, одетая в черную курточку и синюю вязаную шапочку с пластиковым пакетом в руках, ее преследовал ментовский сержант. А наперерез, размахивая демократизатором, бежала еще один мент. Эту девочку я знал, это Света из 10-го А класса, она почти всегда мне встречалась, когда проведывал в своем бывшем интернате папу Колю, маму-заучку, Нину Владимировну и мою любимую маму Наташу, ныне директрису Наталью Николаевну.

Назад Дальше