«Все не так плохо, — решил он. — Видно, Ким знает что делает. Но как он их всех!!!»
— Ты меня внимательно слушай, — продолжал тем временем Ким, обращаясь к бритоголовому. — Очень внимательно. И запоминай, что скажу. Надолго. Понимаешь?
Парень смолчал, стиснув зубы. Он смотрел на Кима с ненавистью. Ким аккуратно положил меч плашмя на его плечо. Если бы парень рыпнулся, Ким в один момент снес бы ему голову. Но бритоголовый и сам это отлично понимал. И стоял смирно.
— Ты ведь парень умный, — вел «беседу» Ким. — Соображаешь, что к чему. Не то что все эти ублюдки. Только вот кто тебе идейки разные паршивые подкидывает, вот вопрос.
— Я не понимаю…
— День четырнадцатого июля помнишь? — с нажимом спросил Ким. — Со стрельбой и погромами, помнишь? Ну?!
— Помню, — признался парень; ненависти в его глазах не осталось, один только страх.
— А кто у нас в тот день Муравьем был тоже помнишь?
— Помню…
— Ага, вот уже вроде и два правильных ответа. Я же не ошибаюсь, дорогой мой друг. Мой меч таких как ты за версту чует… и находит… Значит, помнишь? Но может быть, стараешься забыть?
— С-стараюсь.
— А вот это неправильный ответ. Помнить нужно!
Парень застонал вдруг и закрыл глаза.
— Нет, — прошептал он одними губами.
— Даже не знаю, что с тобой теперь и делать, — задумался Ким. — Поезд ушел. Четырнадцатое не вернешь.
— Не вернешь, — эхом повторил бритоголовый.
Тусовка в молчании внимала.
— Хорошо, — решил наконец Ким. — Запоздавшее возмездие — это всегда новое зло. Я тебя отпущу. Но есть одна просьба. Рассказывай обо мне. Рассказывай. Друзьям, родственникам и просто знакомым. Живет, дескать, такой парень по имени Ким. Мэн крутой, чувак что надо. Он, этот Ким, Муравьев чувствует и ищет. И до тебя вот добрался. Рассказывай. Мало ли до будущего Муравья дойдет. Смотришь, когда власть он получит, то вспомнит обо мне и призадумается. И не будет слишком с ней, властью, баловать. Понял?
— Понял, — парень приободрился.
— Молодец, — похвалил Ким.
Постоял, о чем-то раздумывая, потом приподнял меч и лезвием, самым концом, сделал надрез на щеке парня. Тот вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности. Потекла кровь.
— Это тебе на память, — сказал Ким, убирая меч, повернулся. — Пошли, Антон. Совсем стемнело.
Никто не пытался их догнать.
Поздно ночью Богом Забытый Город словно вымирает. Трудно, практически невозможно, встретить прохожего на улице в это время. Темно и пусто. Но не тихо. Слышен шорох, скрип, топотание, еще множество звуков на пределе слышимости. Город меняется, как змея, сбрасывающая кожу; как жук, вылезающий из старого хитинового панциря. Каждую ночь город меняет облик…
>
Итак, самое время рассказать историю Кима, художника-оформителя и славного Витязя. Будем надеяться, она не займет много места.
>
Ким лежал на кушетке. В препаршивом настроении. Кроме всего прочего этому способствовала и погода. Небо заслонили неумолимые тучи, злорадно моросил дождь. Серая погода, серый мир, серые мысли.
Еще за окном дымил завод. В непосредственной близости от микрорайона. Последнее время рядом с проходной завода было беспокойно. «Зеленые» устраивали пикеты, расклеивали листовки, чего-то требовали, чего-то добивались. На них ходили смотреть, как на достопримечательность. Приводили детей. Еще бы — «зеленые» в городе, где всю жизнь слово «экология» считалось бранным! «Зеленых» исправно гоняла милиция. Завод исправно травил горожан.
С неделю назад у Кима сорвался заказ. Дворцу Молодежи (в просторечии — ДМ, Дом Мудаков) срочно понадобилось оформить выставочный зал. У Кима там на полставки фотографом работал закадычный дружок, помог выйти на администрацию. Был даже выплачен (и такое случается!) аванс и умеючи, со вкусом, пропит. Но потом администрация увидела эскизы, наброски, в ужасе отшатнулась и наотрез отказалась от дальнейших Кимовых услуг.
«Я понимаю, — оправдывался директор, невероятного объема толстяк в очках и с бородкой, — я понимаю, новые веяния в искусстве, авангард, поп-арт, молодежная культура, НО НЕ ДО ТАКОЙ ЖЕ СТЕПЕНИ!». Заказ сорвался.
А три дня назад приходила Надя. Наверное, мириться. Увидела горы пустых бутылок, неумытые рожи непроспавшихся с вечера собеседников (с болью и дрожью ожидали гонца за пивом), швырнула ключ на пол, бросила через плечо: «Свинья!», ушла, хлопнув дверью.
Ничего теперь Киму не оставалось. Кроме как лезть в петлю.
Кушетка стояла у дальней от окна стены, и пол перед ней был завален окурками, осколками бокалов, засохшими рыбьими хребтами, смятыми тюбиками из-под краски. Присутствовали в том наборе и пустые ампулы: недавние гости отнюдь не являлись представителями высшего света. Но Киму на все это было совершенно наплевать. Он и плюнул. Лежал на кушетке, смотрел в потолок, курил одну за другой папиросы, пока не кончилась пачка.
Звонок в дверь.
Идите вы на хер, думает Ким.
Вставать ему не хочется. Ему хочется умереть.
Не открою, думает Ким. Я страшно заболел. Убыл в творческий отпуск. Уже третий день, как меня закопали.
Еще звонок. Дли-и-инный. Сволочь!..
Пусть хоть дверь ломают, не открою. Вот ведь суки, умереть спокойно не дадут. Что вам всем нужно от бедного оформителя?
Неизвестный продолжал трезвонить. Три коротких звонка, опять длинный, снова три коротких.
Кто это может быть? Кто-нибудь из вчерашних не допил? Ким вдруг разозлился. Ну ты меня достал, звонарь!
С неожиданной энергией Ким вскочил с кушетки, раздавил пальцами тлевший окурок, направился, потирая кулак, в прихожую. Дернул задвижку.
— Здравствуйте! — сказал посетитель.
— Ты ошибся, — Ким хотел захлопнуть дверь, но незнакомец молниеносно просунул носок лакированного ботинка в щель между дверью и косяком.
— Я к вам, Ким, к вам.
Был он маленький, круглый, розовощекий, в тесном по его габаритам костюмчике и с веселыми искорками в глазах.
— Кто вы такой? — спросил Ким злобно, но тут же догадался: — А-а! Александр Демидович переменил решение…
Незнакомец, энергично тесня Кима животиком, проник в прихожую и закрыл дверь.
— Не знаю никакого Александра Демидовича, — жизнерадостно заявил он.
— Тогда какого рожна?..
— Спокойно! Я все объясню, — он вытолкнул Кима в гостиную. — Сколько здесь хлама! — восторженно закричал незнакомец. — Я знал, знал… Так и должно быть. Не имея достойного ориентира, стихийное начало находит выход… как бы это сказать по-русски…
— А тебе какое дело? — грубо оборвал его Ким. — Не нравится — уматывай.
— Почему же, мне очень все нравится, — быстро нашелся маленький пройдоха. — И я убежден, Ким, вы тот самый человек, который нам нужен.
— «Нам»?
— Сейчас объясню.
Только тут Ким заметил у незнакомца огромный черный тубус. Толстяк держал его в одной руке, энергично при этом размахивая другой.
— Неизбежность! — рявкнул незнакомец вдруг. — Вы — Витязь, Ким. И быть Витязем вам предначертано с момента рождения. Неизбежно, рано или поздно, но неизбежно, вы придете к нам…
— Пошел вон, — сказал Ким почти миролюбиво. — Придурок. С лестницы спущу. Собственноручно.
— Что такое? — незнакомец на секунду растерялся.
— Это мой дом, и ни одна собака…
— Подождите, подождите… Вы меня неправильно истолковали, уважаемый Ким. Дело это, конечно, сугубо добровольное. По-другому нельзя. Но у вас столь выраженные данные: художник-авангардист, гордый независимый человек. Поймите…
— Издеваешься?
— Вы не дослушали, Ким…
— Да я тебя знать не хочу, не то что…
— Я объясню. Все просто, все очень просто. Вы — Витязь, а я ваш Оружейник.
— Как?..
Посетитель подмигнул, открыл свой тубус и вытащил из него длинный тяжелый меч…
— Значит, вас не больше, не меньше, а ровно тридцать три человека? — уточнил Антон. — А сколько тогда Оружейников?
— Ну во-первых, мы смертны. И нас порой становится меньше указанного числа. А вот сколько у нас Оружейников, никто специально не подсчитывал. По идее, должно быть столько же. Но кто может знать наверняка?
— Что-то мне напоминает это число…
— Еще бы…
— Вот теперь поговорим о более сложных вещах, — заявил Оружейник, прихлебывая из блюдца и отдуваясь. — Гораздо все сложнее устроено в мире, чем принято думать. Вы, Ким, слышали, конечно, о «Книге перемен»? Там все построено на единстве и извечной борьбе двух начал: темного — инь и светлого — янь. Небо и земля, день и ночь…
— Не только о «Книге перемен», — перебил собеседника Ким язвительно, — но, представьте себе, и Канта почитывали, и Гегеля, и Андреева. Единство и борьба противоположностей, силы света — силы тьмы, Дуггур и Аггур. Все это мы проходили. Давайте по существу. Все равно за посланника Миров Просветления вы не сойдете.
— Повторюсь, — Оружейник поднял ладонь. — Все гораздо сложнее, чем принято считать. И потому сложнее, что нам приходится иметь дело именно с единством. Здесь проявляются нюансы. Судите сами. Порядок и хаос. Вроде бы понятно: порядок, закон суть олицетворение разумного начала; хаос, бардак суть олицетворение стихийного. Одно — добро, другое — зло. Ну а если приглядеться? Без стихии нет движения, прогресса. Прогресс по смыслу своему — стихия. Да и разум, кстати, тоже. Упорядоченно мыслят только компьютеры, но ведь мы, люди, не считаем их разумными. А порядок, доведенный до абсолюта? Разве ж это не зло? Все правильно, все хорошо, все по закону, но невыносимо скучно и страшно живому человеку в мире, где установлен абсолютный порядок. Я хочу сказать, нельзя вот так с маху разрубать мир на порядок и хаос, тем более представлять их в виде неких абсолютов.
— Я думал о чем-то подобном, — признался Ким, раскуривая «бычок», — и пришел примерно к тем же самым выводам. Но что дальше?
— Счастливы будут те, — продолжал Оружейник невозмутимо, — кто научится в равной мере использовать и разумное, и стихийное — оба начала. Для человека, а тем более для человечества это почти непосильная задача. Однако у Витязей есть реальный шанс решить ее. Здесь, на Земле, это невозможно, к сожалению, и пусть развитие идет своим чередом. Но есть еще один мир, где живут люди и где сделать это Витязям вполне по силам. Называют его Пеллюсидар…
— Вот пока все, — сказал Ким. — Мы уже пришли, — они остановились у двери, ведущей в дом. — Я обитаю на третьем этаже. Будь осторожен, здесь лестница…
— Что, у вас лампочек нет?
— Иногда бывают и лампочки. От Муравья зависит.
Одолели лестницу, потом Ким долго искал ключи, нашел, открыл дверь:
— Проходи.
Антон шагнул в темную прихожую, обо что-то сразу споткнулся. Ким включил свет и запер дверь. Антон посмотрел под ноги. Под ногами на полу валялись рога. Самые натуральные. Оленьи.
— Стихийное начало, замешанное на неизлечимой лени, — с улыбкой сказал Ким, перехватив взгляд Антона.
Киму принадлежала трехкомнатная квартира с большой кухней и раздельным санузлом. И везде: и в комнатах, и на кухне, и в санузле — царило то самое «стихийное начало».
— Будешь жить здесь, — объявил Ким, открывая перед Антоном дверь одной из трех комнат.
Антон заглянул. Внутри стояла тахта, а весь пол в комнате был отдан на откуп связкам книг.
— Все никак руки не доходят библиотеку разобрать, — пожаловался Ким. — Хочешь сейчас ложись, хочешь — приходи чай пить.
— А продолжение?
— Что «продолжение»?
— Продолжение истории будет?
Сим подумал.
— Поздно уже. Давай я завтра дорасскажу.
Тут Антон почувствовал сильную усталость и понял, что действительно хватит на сегодня. От переизбытка впечатлений болела голова, глаза слипались. Перспектива раздеться, скинуть с гудящих ног ботинки и упасть на тахту, забраться под одеяло показалась ему в этот момент несоизмеримо более привлекательной, чем предложение куда-то идти, что-то пустое слушать, пить чай.
— Тогда буду спать.
— Я завтра с утра уйду, — предупредил Ким. — Появлюсь после обеда. Ты здесь не стесняйся, хозяйничай. В холодильнике продукты есть. Только вот на улицу не выходи. Прогноз на завтра неблагоприятный. Лучше до моего прихода не высовывайся. Хорошо?
Антон согласно кивнул.
— Спокойной ночи, Ким.
— Спокойной ночи.
Антон разделся, лег и почти сразу заснул. Ему снились Оружейники, обоюдоострые мечи, поющие в руках, «Книга перемен» и почему-то перекошенная рожа бритоголового.
>
На этом день первый нашего Героя в Стране Чудес, а с ним и первое действие заканчиваются. Таким образом, начало повести положено, с чем Автор читателей и поздравляет. Можно подвести некоторые итоги.
Итак, Антон П. очутился в мире Пеллюсидара и познакомился там со славным Витязем Кимом. Однако у Антона осталось еще много вопросов, на которые пока никто из его новых знакомцев не дал удовлетворительного ответа. Во-первых, чем конкретно занимаются Витязи в Богом Забытом Городе? Во-вторых, что имел в виду бармен Фил, говоря о «курсе», которого Антон не знает? И наконец, что подразумевал Ким, поминая неоднократно «Муравья» и «неблагоприятный прогноз»? Но главное, в чем Антон не до конца еще уверен, это — не является ли все, с ним происходящее, направленной или спонтанной галлюцинацией?
Сомнения обоснованные. Кто не разделяет данного мнения, читайте «Сумму технологии» Лема; там все подробнейшим образом изложено. А Автор тем временем начнет
>
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Хайки, пайки, крайки, файки, гилита, валоба дори.
Антон проснулся в 18.03. На лицо сквозь стекло окна падал луч света. Он сразу вспомнил где находится и подумал: «Надо будет перевести часы. По местному времени». Он сел.
Кроме тахты и книг в комнате никакой другой мебели не было. На это обстоятельство Антон обратил внимание еще ночью, но сейчас, при свете дня, запущенность Кимовой берлоги особенно бросалась в глаза. Было много пыли, беспорядочная груда книг занимала пол.
Антон подошел к окну с немытыми стеклами и никогда, по всему, не знавшему занавесок. За окном наблюдалась неширокая улочка. На уровне второго этажа дома напротив можно было прочесть надпись-вывеску: «Хлеб». В общем, не будь в зените невероятного огненного шара, не вытворяй странности горизонт, Антон засомневался бы, а не заночевал ли он у кого-нибудь из приятелей-студентов на дому и не приснился ли ему Ким со всей своей Плутонией: слишком уж знакомым показался ему пейзажик за окном. Впрочем, он не обратил внимания на одну маленькую деталь: на вывеске значилось не «Хлеб», а «Хлебъ».
Антон натянул брюки, переступая через книги, вышел из комнаты. На кухонном столе лежала записка: «Продукты — в холодильнике, посуда — в шкафчике. Приду после обеда. На улицу высовываться не рекомендую. Ким». И длинная размашистая подпись.
Кухня удивила сравнительной чистотой. Видимо, Ким прибрал здесь или ночью, или утром — нашел-таки в себе силы.
Над кухонным столом висели две картины, они сразу привлекли внимание Антона. Сверху без рамы, просто приклеенная к стене полосками скотча, располагалась неплохая репродукция «Тайной вечери» Дали, под ней на канцелярских кнопках — незнакомый шедевр авангардизма — обезглавленное человеческое тело, расчлененное на части тонкими черными линиями, причем каждая из частей была пронумерована. Вообще это напомнило Антону плакаты, что висят в мясных отделах гастрономов, с изображением расчлененных говяжьих туш, только вот туша здесь была не говяжья — а так очень и очень похоже. Картина называлась не менее странно, чем выглядела: «Философские беседы в час августовского дождя». Рядом с названием над нижним обрезом картины стояла знакомая по записке размашистая подпись.