Сейчас, в начале января сорок четвертого, Павел уже не думал об этом. Ему лишь хотелось, чтобы война с ее потоками крови, с горами мерзостей, с волнами озверения прекратилась как можно скорее. Он вдруг осознал, что все же есть некая черта, которую он не готов преступить, даже ради великой цели. "Может, я плохой коммунист? - иногда спрашивал он себя и тут же отвечал: Но я же человек, а не зверь".
* Военная доктрина утверждает, что при наступательной операции атакующие несут потери, в три раза превышающие потери обороняющихся.
В самом начале войны, после того как он вышел из окружения и был подвергнут стандартной процедуре проверки, его неожиданно вызвали в Москву, где товарищ Жданов сообщил ему, что Политбюро ЦК приняло решение о воссоздании североросской народной армии, численность которой предполагалось довести до дивизии. Откуда столько северороссов? Не проблема. Еще во время войны тридцать девятого - сорокового годов на территорию СССР была депортирована часть населения, не уличенная в яром антикоммунизме или противодействии советской власти (тех или сразу направляли в лагеря, или расстреливали), а, так сказать, потенциально неблагонадежная: зажиточные крестьяне, интеллигенция, мелкие предприниматели. В основном их расселили в самых труднодоступных районах Сибири. Органы внимательно следили за ними, выявляя склонных к сотрудничеству с советской властью. И теперь, когда представилась возможность, им было предложено кровью заслужить доверие и обрести равные с советскими гражданами права*. Конечно, для формирования дивизии этого было недостаточно, но спасла история Северороссии. От самого своего создания эта страна принимала эмигрантов со всего света. Полная веротерпимость и отсутствие национальной розни привели к тому, что любая страна, испытывавшая те или иные сложности (гражданская война, поражение и разорение от внешнего врага, голод), сразу вбрасывала в нее мощный поток эмигрантов. Французские гугеноты, немецкие и шведские католики, фламандцы, скрывающиеся от испанского гнета, и шотландцы, бегущие от англичан, люди, спасающиеся от Тридцатилетней войны, находили в ней приют и шанс начать новую жизнь. Поэтому, ничтоже сумняшеся, советское правительство направляло в североросскую народную армию всех оказавших на территории Советского Союза представителей национальностей, не являвшихся "титульными" для СССР, но готовых сражаться на его стороне. В дивизии Павла служили немцы, голландцы, бельгийцы, французы, итальянцы, испанцы, норвежцы, шведы, венгры, болгары, греки, румыны, было даже несколько японских и китайских коммунистов. Не посылали к нему только поляков и чехов, поскольку для них были сформированы отдельные части. Впрочем, когда потери были высоки, а притока "всяких прочих шведов" не хватало, часть доукомплектовывали простыми русскими мужиками из Центральной России, Поволжья, Сибири. Сейчас таких "интернационалистов" у Павла было уже больше трети.
* Примерно так же советские власти действовали по отношению к бывшим польским гражданам, оказавшимся на территории СССР. Возможно, кто-то помнит польский фильм "Четыре танкиста и собака", главный герой которого, шестнадцатилетний поляк, в сорок первом году страстно рвется па фронт, докучая военкому... маленького сибирского городка. Создатели фильма, по понятным причинам, "забыли" сказать, как туда попал юноша. Но вот в самой Польше, полагаю, вопросов это не вызывало. Скорее всего, он сын чиновника, или мелкого предпринимателя, или врача, или инженера, а может, и ксендза из Львова или Вильно, репрессированного после сентября 1939 года. Семьи же таких "врагов народа", по советскому обычаю, ссылались в Сибирь.
Вначале их бросили под Киев. Но потом, убедившись в лояльности, еще в конце сорок первого перевели на Северный фронт, против северороссов. Пользуясь случаем, советское правительство объявило, что в Северороссии усилилось национально-освободительное движение и началась гражданская война.
Вообще, дивизию берегли и в самое пекло не посылали (хотя под Киевом в сорок первом и при наступлениях на Вологду в сорок втором и сорок третьем ей досталось крепко. Павел быстро понял, что дивизия нужна Сталину больше для пропаганды. Вот и сейчас они сидели в резерве, готовые устремиться в прорыв, как только первый эшелон Красной армии, во главе со штрафными батальонами, сломит оборону очередной линии укрепрайона.
Дверь распахнулась, и на пороге возник командир разведроты, румын капитан Пасху.
- Товарищ генерал-майор, - произнес он на ломаном русском, - пленных привели. Те, что утром колонну с боеприпасами обстреляли. Будете смотреть?
Павел кивнул, застегнул полушубок, натянул портупею, надел ушанку и вышел на трескучий январский мороз. Рядом с блиндажом, под охраной солдат разведроты, стояли в неровном строю полтора десятка пленных. Почти у всех на лицах были отметины побоев. Было видно, что разведчики не церемонились, захватывая и обыскивая их. Большая часть была в потрепанных североросских мундирах. Павел понял - это остатки батальона новгородского гвардейского пехотного полка, два месяца назад попавшего в окружение. Но были среди солдат и крестьяне в телогрейках, ватных штанах и валенках.
"Опять местное население против нас, - раздраженно подумал Павел. Почему? Ведь это не только кулаки, но и не слишком зажиточные крестьяне".
Его внимание привлек парнишка лет пятнадцати! в крестьянской одежде. Подойдя к нему, Павел спросил:
- Имя?
- Василий, - пробубнил тот.
- Почему ты воюешь против нас?
- А зачем вы сюда пришли? - резко ответил парнишка. - Это наша земля.
- Это ваше правительство объявило нам войну в сорок первом, наставительно произнес Павел.
- А вы на нас в тридцать девятом напали. Батю моего убили, - прокричал Василий и отвернулся, чтобы вражеский офицер не видел слез на его глазах.
Павел отошел в сторону и обратился к капитану:
- Как обычно, всех в распоряжение штаба фронта. Пасху козырнул и отошел.
- Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться. - К Павлу неожиданно шагнул один из разведчиков, охранявших пленных. Матерый сибирский мужик с автоматом "ППШ" на шее.
- Слушаю, - повернулся к нему Павел.
- Пожалейте пацана, - понизил голос солдат. - Их же, тех, что не солдаты, в обычный лагерь отправят. Там ему не выжить. По себе знаю, чуть богу душу не отдал. Пожалейте, товарищ генерал-майор. Что вам в нем?
Павел посмотрел в глаза мужику, потом отвернулся и поманил Пасху.
- Капитан, - негромко произнес он, когда тот приблизился. - Тому пацаненку в лагере делать нечего. Секретных данных, важных для командования, полагаю, у него нет. В общем, если он вообще исчезнет, я никого наказывать не буду. Понял?
- Понял, - кивнул Пасху.
Павел повернулся и пошел в блиндаж. Проходя через дверь, он услышал слова капитана:
- Приготовьте пленных к отправке, а этого я сам допрошу.
Войдя в блиндаж, Павел снял портупею и шапку, расстегнул полушубок, отхлебнул уже почти остывший чай из алюминиевой кружки и, почувствовав неимоверную усталость, прилег на узкую кровать и почти сразу уснул.
Его разбудил скрежет резко открываемой двери. Обернувшись, Павел обнаружил, что на пороге стоит начальник особого отдела майор Озалс.
- Проснитесь, товарищ генерал, - быстро проговорил майор. - ЧП.
- Что там? - произнес Павел, вскакивая и хватая портупею.
Майор просунулся в открытую дверь и махнул кому-то. Через минуту двое разведчиков, одним из которых был тот мужик, что недавно говорил с Павлом, втащили под руки упиравшегося и почему-то обезоруженного, даже лишенного ремня капитана Пасху.
- Вот этот, - показал пальцем на капитана майор, - изнасиловал и убил пленного.
- Что? - Павел остолбенел от ужаса.
- Того пацана, что сегодня взяли, - прогудел солдат.
Его взгляд, направленный на капитана, пылал ненавистью. Павел почувствовал, как в нем поднимается дикая волна ярости. Не в силах совладать с собой, он выхватил пистолет и трижды выстрелил в сердце капитану. Солдаты отпрянули в стороны. Безжизненное тело мягко упало на пол.
Павел, сжимая в руке остывающий пистолет, стоял и тупо смотрел перед собой. Солдаты и майор с ужасом уставились на него. Немая сцена продолжалась минуты три, наконец, придя в себя, Павел произнес:
- Вы поняли, что произошло?
- Так точно, - после непродолжительной паузы ответил особист. Диверсионная группа противника проникла в расположение части и пыталась взять капитана Пасху в качестве языка. Капитан оказал сопротивление и пал смертью храбрых. Отстреливаясь, диверсанты отошли в лес и оторвались от преследования. Так? - Майор повернулся к солдатам.
- Все так, - задумчиво кивнул уже знакомый Павлу солдат.
- Так точно, - вытянулся в струнку и щелкнул каблуками второй разведчик.
- Свободны, - скомандовал Павел.
Солдаты подхватили тело и вынесли его на улицу. Майор вышел за ними, прикрыв за собой дверь. Все еще держа пистолет в руке, Павел опустился на кровать. "Но так же невозможно, - думал он. - Так нельзя больше. Войну надо прекращать любыми способами. Даже если нам придется отказаться от советизации Северороссии... на какое-то время. Не такой ценой. Наверняка есть способы сделать это по-другому. А как? Я придумаю, я обязательно придумаю".
* * *
- Здравствуйте, господин Черчилль. - Сталин выпустил несколько клубов табачного дыма прямо в телефонную трубку. - Рад вас слышать.
- Я тоже рад вас слышать, - отозвалась трубка голосом переводчика, передающего слова британского премьера, находившегося в Лондоне.
- Помните, господин Черчилль, - растягивая слова, произнес Сталин, как на конференции в Тегеране у нас вызвал большие споры вопрос о послевоенном устройстве Северороссии?
- Разумеется...
- Вы знаете, - проговорил Сталин, - я решил изменить свою позицию в отношении этого государства. Я согласен на то, чтобы после капитуляции Северороссии оккупационные власти передали права на управление страной президенту, избранному на свободных выборах. Я согласен, чтобы выборы проходили на основании конституции восемнадцатого года. Думаю, они могут состояться в течение одного года после капитуляции.
- Вот как?! - Переводчику даже удалось передать изумление в голосе Черчилля. - Чем же вызвал такой поворот, господин Сталин?
- Глубокой заинтересованностью советского правительства в скорейшем окончании кровопролития. Кроме того, переброска войск с севера позволит развить наступление против немецких войск па Западном фронте.
- Если вы помните, мы обсуждали тогда еще вопрос о формировании, до выборов, временной гражданской администрации страны. Вы изменили свое мнение и по этому вопросу? - осведомился Черчилль.
- Да, я согласен на формирование такой администрации.
- Кого же вы видите главой этой администрации? Как вы помните, я предлагал, чтобы это была компромиссная фигура, устраивающая всех союзников. Кроме того, мы планировали, что все союзные державы поддержат этого человека на выборах президента Северороссии.
- Да, я помню, господин Черчилль. Я проанализировал многие кандидатуры и пришел к выводу, что лучше всего, если это будет бывший министр иностранных дел Северороссии Алексей Татищев. Это человек достаточно популярный в стране. Прежде он занимал достаточно высокие посты. Он не запятнан сотрудничеством с профашистским режимом. С моей точки зрения, это оптимальная кандидатура. Да вы, кажется, знакомы с ним.
- Предложение интересное. - Сталин интуитивно догадывался, насколько обескуражен его собеседник. - Я бы, пожалуй, не возражал. Надо проконсультироваться с господином Рузвельтом.
- А я звонил ему только что. Он согласен.
- Что же, тогда и у меня возражений нет, - проговорил Черчилль. - Я полагаю, в ближайшие дни, на уровне дипломатов, мы должны обсудить механизмы смены власти в Северороссии и то, как будет сделано предложение Татищеву.
- Разумеется. Всего доброго, господин Черчилль.
- До свидания, господин Сталин.
Повесив трубку, Сталин обвел своим тигриным взглядом сидящих перед ним Молотова, Берию и Сергеева.
- Черчилль не возражает, - произнес вождь, выходя из-за своего рабочего стола и начиная медленно мерить шагами пространство кабинета. - Скоро, товарищ Молотов, с вами свяжутся по этому вопросу представители британского посольства. Потяните переговоры. А вам, товарищ Сергеев, надо немедленно вылететь в Стокгольм. Вам предоставляется возможность реализовать предложенный вами план решения Североросского вопроса. Надеюсь, вы оправдаете доверие партии.