Хармс Даниил Иванович: Избранное - Хармс Даниил Иванович 14 стр.


и тени холмов превращали Хню в тигрицу.

Хню, рукавом смахнув слезинку.

бросала бабочек в плетеную корзинку.

Лежите, бабочки, и вы, пеструшки,

крестьянки воздуха над полевыми клумбами.

И вы, махатки и свистельки,

и вы, колдунки с бурыми бочками

и вы, лигреи, пружинками хоботков

сосите, милые, цветочные кашки.

И вы, подосиновые грибы

станьте красными ключами.

Я запру вами корзинку.

Чтобы не потерять мое детство.

- 99

ВЛАСТЬ

Фаол сказал: "Мы грешим и творим добро вслепую. Один стряпчий

ехал на велосипеде и вдруг, доехав до Казанского собора, исчез.

Знает ли он, что дано было сотворить ему: добро или зло? Или та

кой случай: Один артист купил себе шубу и якобы сотворил добро

той старушке, которая, нуждаясь, продавала эту шубу,но зато дру

гой старушке, а именно своей матери, которая жила у артиста и

обыкновенно спала в прихожей, где артист вешал свою новую шубу,

он сотворил, по всей видимости, зло, ибо от новой шубы столь

невыносимо пахло каким-то формалином и нафталином, что старушка,

мать того артиста, однажды не смогла проснуться и умерла. Или

еще: как-то один графолог надрызгался водкой и натворил такое,

что тут, пожалуй, и сам полковник Дибич не разобрал бы: что хо

рошо, а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно."

Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула.

- Хо-хо, - сказал он, лежа на полу, - че-че.

Фаол продолжал: "Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и пло

хо. С одной стороны сказано: Возлюби, а с другой стороны, сказа

но: не балуй. Может, лучше вовсе не возлюбить? А сказано: возлю

би. А возлюбишь - набалуешься. Что делать? Может, возлюбить, да

не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же словом

изображается возлюбить - и так, и не так? Вот один артист любил

свою мать и одну молоденькую, полненькую девицу. И любил он их

разными способами. Он отдавал девице большую часть своего зара

ботка. Мать частенько голодала, а девица пила и ела за троих.

Мать артиста жила в прихожей на полу, а девица имела в своем

распоряжении две хорошие комнаты. У девицы было четыре пальто, а

у матери одно. И вот артист взял у матери это одно пальто и пе

решил из него девице юбку. Наконец, с девицей артист баловался,

а со своей матерью не баловался и любил ее чистой любовью. Но

смерти матери артист побаивался, а смерти девицы артист не поба

ивался. И когда умерла мать, артист плакал, а когда девица выва

лилась из окна и тоже умерла, артист не плакал и звал к себе

другую девицу. Выходит, мать ценится, как уника, вроде редкой

марки, которую нельзя заменить другой."

- Шо-шо, - сказал Мышин, лежа на полу, - хо-хо.

Фаол продолжал: "Это называется чистая любовь! Добро ли такая

любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать любила своего

ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать носила

его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили своих детей и

другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока малень

ких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешенная собака,

кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с воплями ки

нулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она, жертвуя со

бой, подскочила к собаке и вырвала у нее из пасти, как ей каза

лось,своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это не

ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и

спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто отве

тит мне: согрешила ли она, или сотворила добро?"

- Сю-сю, - сказал Мышин, ворочаясь на полу.

Фаол продолжал: "Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит

ли зверь? Или грешит только один человек?"

- Млям-млям, - сказал Мышин, прислушиваясь к словам Фаола,

шуп, шуп.

Фаол продолжал: "Если грешит только один человек, то значит

все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в че

ловека, а только выходит из него. Подобно пище: человек съедает

хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего не

хорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать не

хорошим."

- Умняф, - сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.

Фаол продолжал: "Вот я говорил о любви, я говорил о тех сос

тояниях наших, которые называются одним словом "любовь". Ошибка

ли это языка, или все эти состояния едины? Любовь матери к ре

бенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине - быть

может, все это одна любовь?"

- Определенно, - сказал Мышин, кивая головой.

Фаол сказал: "Да, я думаю, что сущность любви не меняется от

того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная вели

чина любви. И каждый человек ищет, куда бы ее приложить, не ски

дывая своих фузеляжек. Раскрытие тайн перестановок и мелких

свойств нашей души, подобно месиву опилок..."

- Хветь! - крикнул Мышин, вскакивая с пола. - Сгинь!

И Фаол рассыпался, как плохой сахар.

1940 год.

- 101

* * *

Я долго смотрел на зеленые деревья.

Покой наполнял мою душу.

Еще по-прежнему нет больших и единых мыслей.

Такие же клочья, обрывки и хвостики.

То вспыхнет земное желание.

То протянется рука к занимательной книге,

То вдруг хватаю листок бумаги,

Но тут же в голову сладкий сон стучится.

Сажусь к окну в глубокое кресло.

Смотрю на часы, закуриваю трубку,

Но тут же вскакиваю и перехожу к столу,

Сажусь на твердый стул и скручиваю себе папироску.

Я вижу - бежит по стене паучок,

Я слежу за ним, не могу оторваться.

Он мешает взять в руку перо.

Убить паука!

Лень подняться.

Теперь я гляжу внутрь себя,

Но пусть во мне, однообразно и скучно,

Нигде не бьется интенсивная жизнь,

Все вяло и сонно, как сырая солома.

Вот я побывал в самом себе

и теперь стою перед вами.

Вы ждете, что я расскажу о своем путешествии.

Но я молчу, потому что я ничего не видел.

Оставьте меня и дайте спокойно смотреть

на зеленые деревья.

Тогда, быть может, покой наполнит мою душу.

Тогда, быть может, проснется моя душа,

И я проснусь, и во мне забьется интенсивная жизнь.

2 августа 1937 года.

* * *

Господин невысокого роста с камушком в глазу подошел к двери

табачной лавки и остановился. Его черные, лакированные туфли си

яли у каменной ступенечки, ведущей в табачную лавку. Носки ту

фель были направлены вовнутрь магазина. Еще два шага, и господин

скрылся бы за дверью. Но он почему-то задержался, будто нарочно

для того, чтобы подставить голову под кирпич, упавший с крыши.

Господин даже снял шляпу, обнаружив свой лысый череп, и, таким

образом, кирпич ударил господина прямо по голой голове, проломил

черепную кость и застрял в мозгу. Господин не упал. Нет, он то

лько пошатнулся от страшного удара, вынул из кармана платок, вы

тер им лицо, залепленное кровавыми мозгами, и, повернувшись к

толпе, которая мгновенно собралась вокруг этого господина, ска

зал:

- Не беспокойтесь, господа: у меня была уже прививка. Вот ви

дите,- у меня в правом глазу торчит камушек. Это тоже был однаж

ды случай. Я уже привык к этому. Теперь мне все трын-трава!

И с этими словами господин надел шляпу и ушел куда-то в сто

рону, оставив смущенную толпу в полном недоумении.

1939-1940 годы.

- 103

ПОМЕХА (?)

Пронин сказал:

- У вас очень красивые чулки.

Ирина Мазер сказала:

- Вам нравятся мои чулки?

Пронин сказал:

- О, да. Очень. - И схватился за них рукой.

Ирина сказала:

- А почему вам нравятся мои чулки?

Пронин сказал:

- Они очень гладкие.

Ирина подняла свою юбку и сказала:

- А видите, какие они высокие?

Пронин сказал:

- Ой, да, да.

Ирина сказала:

- Но вот тут они уже кончаются. Тут уже идет голая нога.

- Ой, какая нога! - сказал Пронин.

- У меня толстые ноги, - сказала Ирина. - А в бедрах я очень

широкая.

- Покажите, - сказал Пронин.

- Нельзя, - сказала Ирина, - я без панталон.

Пронин опустился перед ней на колени.

Ирина сказала:

- Зачем вы встали на колени?

Пронин поцеловал ее ногу чуть повыше чулка и сказал:

- Вот зачем.

Ирина сказала:

- Зачем вы поднимаете мою юбку еще выше? Я же вам сказала,

что я без панталон.

Но Пронин все-таки поднял ее юбку и сказал:

- Ничего, ничего.

- То есть как это так, ничего? - сказала Ирина.

Но тут в двери кто-то постучал. Ирина быстро одернула свою

юбку, а Пронин встал с пола и подошел к окну.

- Кто там, - спросила Ирина через двери.

- Откройте дверь, - сказал резкий голос.

Ирина открыла дверь, и в комнату вошел человек в черном паль

то и в высоких сапогах. За ним вошли двое военных, низших чинов,

с винтовками в руках, и за ними вошел дворник. Низшие чины вста

ли около двери, а человек в черном пальто подошел к Ирине Мазер

и сказал:

- Ваша фамилия?

- Мазер, - ответила Ирина.

- Ваша Фамилия? - спросил человек в черном пальто, обращаясь

к Пронину.

Пронин сказал:

- Моя фамилия Пронин.

- У вас оружие есть? - спросил человек в черном пальто.

- Нет, - сказал Пронин.

- Сядьте сюда, - сказал человек в черном пальто, указывая

Пронину на стул.

Пронин сел.

- А вы, - сказал человек в черном пальто, обращаясь к Ирине,

- наденьте ваше пальто. Вам придется с нами проехать.

- Зачем? - спросила Ирина.

Человек в черном пальто не ответил.

- Мне нужно переодеться, - сказала Ирина.

- Нет, - сказал человек в черном пальто.

- На мне нужно еще кое-что на себя надеть, - сказала Ирина.

- Нет, - сказал человек в черном пальто.

Ирина молча надела свою шубку.

- Прощайте, - сказала она Пронину.

- Разговоры запрещены, - сказал человек в черном пальто.

- А мне тоже ехать с вами? - спросил Пронин.

- Да, - сказал человек в черном пальто. - Одевайтесь.

Пронин встал, снял с вешалки свое пальто и шляпу, оделся и

сказал:

- Ну, я готов.

- Идемте, - сказал человек в черном пальто.

Низшие чины и дворник застучали подметками.

Все вышли в коридор.

Человек в черном пальто запер дверь Ирининой комнаты и запе

чатал ее двумя бурыми печатями.

- Даешь на улицу, - сказал он.

И все вышли из квартиры, громко хлопнув наружной дверью.

1940 год.

- 105

ПРАЗДНИК

На крыше одного дома сидели два чертежника и ели гречневую

кашу.

Вдруг один из чертежников радостно вскрикнул и достал из кар

мана длинный носовой платок. Ему пришла в голову блестящая идея

- завязать в кончик платка двадцатикопеечную монетку и швырнуть

все это с крыши вниз на улицу, и посмотреть, что из этого полу

чится.

Второй чертежник, быстро уловив идею первого, доел гречневую

кашу, высморкался и, облизав себе пальцы, принялся наблюдать за

первым чертежником.

Однако, внимание обоих чертежников было отвлечено от опыта с

платком и двадцатикопеечной монетой. На крыше, где сидели оба

чертежника, произошло событие, не могущее быть незамеченным.

Дворник Ибрагим приколачивал к трубе длинную палку с выцвет

шим флагом.

Чертежники спросили Ибрагима, что это значит, на что Ибрагим

отвычал: "Это значит, что в городе праздник."

"А какой же праздник, Ибрагим?" - спросили чертежники.

"А праздник такой, что наш любимый поэт сочинил новую поэму",

- сказал Ибрагим.

И чертежники, устыженные своим незнанием, растворились в воз

духе.

9 января 1935 года.

ПОСТОЯНСТВО ВЕСЕЛЬЯ И ГРЯЗИ

Вода в реке журчит, прохладна,

И тень от гор ложится в поле,

и гаснет в небе свет. И птицы

уже летают в сновиденьях.

А дворник с черными усами

стоит всю ночь под воротами,

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый

и топот ног, и звон бутылок.

Проходит день, потом неделя,

потом года проходят мимо,

и люди стройными рядами

в своих могилах исчезают.

А дворник с черными усами

стоит года под воротами,

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый

и топот ног, и звон бутылок.

Луна и солнце побледнели,

созвездья форму изменили.

Движенье сделалось тягучим,

и время стало, как песок.

А дворник с черными усами

стоит опять под воротами

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый

и топот ног, и звон бутылок.

14 октября 1933 года.

- 107

* * *

По вторникам над мостовой

Воздушный шар летел пустой.

Он тихо в воздухе парил;

В нем кто-то трубочку курил,

Смотрел на площади, сады,

Смотрел спокойно до среды,

А в среду, лампу потушив,

Он говорил:"Ну, город жив".

1928 год.

* * *

Однажды господин Кондратьев

попал в американский шкап для платьев

и там провел четыре дня.

На пятый вся его родня

едва держалась на ногах.

Но в это время ба-ба-бах!

Скатили шкап по лестнице и по ступенькам до земли

и в тот же день в Америку на пароходе увезли.

Злодейство, скажете? Согласен.

Но помните: влюбленный человек всегда опасен.

НЕБО

Кричит петух. Настало утро.

Уже спешит за утром день.

Уже и ночи Брамапутра

Шлет на поля благую тень.

Уже прохладой воздух веет,

Уже клубится пыль кругом.

Дубовый листик, взвившись, реет.

Уже гремит над нами гром.

Уже Невой клокочет Питер,

И ветр вокруг свистит в лесах,

И громоблещущий Юпитер

Мечом сверкает в небесах.

Уже поток небесный хлещет,

Уже вода везде шумит.

Но вот из туч все реже блещет,

Все дальше, дальше гром гремит.

Уже сверкает солнце шаром

И с неба в землю мечет жар,

И поднимает воду паром,

И в облака сгущает пар.

И снова страшный ливень льется,

И снова солнца шар блестит

То плачет небо, то смеется,

То веселится, то грустит.

19 августа 1935 г.

- 109

НОВЫЕ АЛЬПИНИСТЫ

Бибиков залез на гору, задумался и свалился под гору. Чеченцы

подняли Бибикова и опять поставили его на гору. Бибиков поблаго

дарил чеченцев и опять свалился под откос. Только его и видели.

Теперь на гору залез Аугенапфель, посмотрел в бинокль и уви

дел всадника.

- Эй! - закричал Аугенапфель. - Где тут поблизости духан?

Всадник скрылся за горой, потом показался возле кустов, потом

скрылся за кустами, потом показался в долине, потом скрылся под

горой, потом показался на склоне горы и подъехал к Аугенапфелю.

- Где тут поблизости духан? - спросил Аугенапфель.

Назад Дальше