— У него не остается выбора, мисс.
Потом заговорил я. Конечно, мне не хотелось их разочаровывать, но я подумал, что…
— Я конечно, я вас понимаю. Тетушка Далия рассказывала мне, что ораторский дар Апджона впрямую зависит от этих бумажек, но что если он скажется больным?
— Нет.
— Я бы на его месте поступил именно так.
— Но не ты же добиваешься, чтобы консерваторы Снодсбери выдвинули твою кандидатуру на повторных выборах. Именно поэтому ему так важно выступить завтра в школе и произвести хорошее впечатление, потому что там учатся дети половины членов избирательного комитета, и он хочет, чтобы все увидели, какой он оратор. Ведь их предыдущий кандидат был заикой, а они заметили это только тогда, когда его уже запустили к избирателям. Они не хотят повторять свои ошибки.
— Да, теперь я понимаю, — согласился я. Я вспомнил, что тетушка Далия действительно рассказывала мне о политических амбициях Апджона.
— Так что вот, — заключила Бобби. — Его судьба зависит от этой речи, а речь в наших руках, значит и его судьба тоже. И мы все решим не сходя с места.
— И как все это будет выглядеть?
— Мы все уже продумали. С минуты на минуту он позвонит сюда, чтобы разыскать свою речь. И ты должен переговорить с ним и изложить ему наши условия.
— Я?
— Именно ты.
— Почему я?
— Так считает Дживз.
— Право же, Дживз? Почему не Киппер?
— Мистер Херринг и Мистер Апджон не разговаривают друг с другом, сэр.
— Ты ведь понимаешь, что произойдет, если Апджон услышит по телефону голос Регги. Он сразу же повесит трубку, и нам снова придется придумывать, как выйти с ним на связь. А тебя он выслушает очень даже.
— Но черт возьми…
— Но ведь все равно Регги пошел погулять, и мы не знаем, где он. Почему с тобой всегда так трудно разговаривать, Берти. Твоя тетушка рассказывала мне, как она с тобой мучалась, когда ты был еще ребенком. Она просила тебя съесть свою кашу, а ты надувался и упрямился, как ионов осел.
Тут я не мог ее не исправить. Ведь всем известно, что в школе я получил приз за знание Библии.
— Валаамов осел. А у Ионы был не осел, а кит. Дживз!
— Да, сэр?
— Рассуди нас, что я не ел кашу как валаамов, а не ионов осел.
— Да, сэр.
— Я же говорил, — повернулся я к Бобби, и я бы продолжил и дальше ставить ее на место, но тут раздался телефонный звонок, и я похолодел от ужаса, ибо я знал, кто это мог быть.
Бобби прореагировала на это по-своему.
— Ну вот! А это, если я не ошибаюсь, наш дорогой клиент. Вперед, Берти. Давай, ни пуха ни пера.
Я уже вам говорил, что если я общаюсь с мужчинами, я тверд как кремень, но в женских руках превращаюсь в воск, напр. сейчас. Я так же хотел сейчас разговаривать с Апджоном, как плыть в бочке в сторону Ниагарского водопада. Но у меня не было выбора. Либо ты мужик, либо нет, как говаривал шевалье Баярд [Легендарный французский солдат.]. Но судя по тому, как я приближался к телефону, я не был достоин этого звания, когда же я услышал в трубке голос Апджона, то совсем струхнул. Ибо по его тону понял, что мой собеседник раздражен. Даже в Мелверн Хаус, что в Бремли, когда я заполнил его чернильницу шербетом, он не был так зол.
— Алло? Алло? Алло? Вы меня слышите? Ответьте, пожалуйста. Это мистер Апджон.
Говорят, когда сдают нервы, нужно сделать пару глубоких вдохов. Так вот, я сделал — шесть… Пока я вдыхал, он ждал и злился. Даже на расстоянии он оказывал на меня свое вредоносное действие.
— Это Бринкли?
Я не посмел ему возразить. «Именно так», — сообщил ему я.
— Кто вы?
Мне пришлось напрячь свою память.
— Это я, Вустер, мистер Апджон.
— А теперь слушайте меня внимательно.
— Да, мистер Апджон. Как вам «Бык в Кустах»? Вы хорошо устроились?
— Что вы сказали?
— Я говорю, как вам гостиница.
— К черту гостиницу.
— Ну что вы, мистер Апджон.
— Я по очень важному делу. Мне нужно переговорить со слугой, который упаковывал мои вещи. Как его имя?
— Дживз.
— Так вот. Он по небрежности забыл положить тезисы к моему завтрашнему выступлению в средней школе в Снодсбери.
— Что вы говорите! Какая жалость!
— Что вы сказали!
— Я говорю «жалость».
— Что?
— Не шалость, а жалость.
— Вустер!
— Да, мистер Апджон?
— Вы что, пьяны?
— Нет, мистер Апджон.
— Тогда прекратите паясничать, Вустер.
— Да, мистер Апджон.
— Срочно найдите этого вашего Дживза и спросите у него, куда он подевал мои тезисы.
— Да мистер Апджон.
— Немедленно, слышите? Что вы стоите и поддакиваете. Мне необходимо срочно получить свои бумаги обратно.
— Да мистер Апджон.
Конечно, честно говоря, разговор наш становился неинтересным, может поэтому Бобби выхватила у меня трубку, прошипев «Тряпка!»
— Как-как вы меня назвали? — переспросил Апджон.
— Я вас никак не называл, — ответствовал я. — Назвали меня.
— Я хочу поговорить с этим вашим Дживзом.
— Неужели? — произнесла в трубку Бобби. — А говорить вам придется со мной. Это я, Роберта Уикам, Апджон. Я хочу попросить минуточку вашего внимания.
Хотя я часто не одобрял поведения этой рыжеволосой Йезавель, должен признать, что она умела разговаривать с ветеранами школы. Она изъяснялась с ним в самых любезных выражениях. Конечно, у нее не было моих комплексов и она не общалась с этим Франкештейном от педагогики, когда тот был еще в силе, и все же — ее можно было уважать. Выпустив для завязки «Слушай, дядя», она очень доступно объяснила, как она видит сложившуюся ситуацию, и судя по приглушенному жужжанию в трубке, было очевидно, что она прижала его к ногтю как муху.
Наконец трубка обессилено затихла, и тогда Бобби заключила:
— Вот и прекрасно. Я была уверена, что мы сразу поймем друг друга. Ну что ж, я скоро приеду. И наберите в ручку побольше чернил.
Потом она повесила трубку и пошла прочь из комнаты, издав на выходе еще один воинственный клич, и тогда я снова обратился к Дживзу, как это часто со мной бывает, когда я оказываюсь свидетелем дел, вершимых женщиной.
— Это надо же, Дживз.
— Да, сэр.
— Ты слышал? Я так понимаю, Апджон дал ей слово.
— Что он больше так не будет, сэр.
— Он отзывает свой иск.
— Да, сэр. И мисс Уикам очень мудро потребовала сделать это в ее присутствии и в письменной форме.
— Чтобы наступить ему на хвост.
— Да, сэр.
— Как предусмотрительно.
— Да, сэр.
— По-моему, она проявила большую волю.
— да, сэр.
— По-моему, это все ее рыжие волосы.
— Да, сэр.
— Я не думал, что я когда-нибудь доживу до того счастливого дня, когда кто-то обзовет его «дядей».
Я хотел поделиться с ним еще кое-какими соображениями, но тут дверь открылась и в комнату зашла Ма Крим. Дживз неслышно удалился. Он никогда не отсвечивает, если кто-то мнит из себя звезду…
ГЛАВА 20
За сегодня я видел ее в первый раз, так как с утра Ма Крим уезжала в Бирмингем на дружеский ланч. Я бы вполне протянул без ее общества и остаток дня, так почувствовал неладное. Сейчас она выглядела более чем когда-либо по-шерлок-холмсовски. Нацепите на нее халат и суньте ей в руки скрипку, и никто на Бейкер стрит и слова не спросит.
Просверливая меня взглядом, она сказала:
— Вот вы где, мистер Вустер, а я вас везде ищу.
— Вы о чем-то хотите поговорить со мной?
— Да. Я хочу сказать вам, что теперь уж вы мне точно поверите.
— О чем вы?
— О дворецком.
— А в чем дело?
— А вот в чем. вы лучше сядьте. Это длинная история.
Я сел, и с большим удовольствием, так как почувствовал слабость в ногах.
— Вы помните, я вам с самого начала говорила, сто не верю ему.
— Ах, что вы говорите.
— Я говорила, что у него лицо уголовника.
—Лица не выбирают.
— Он проходимец и самозванец. Да какой же он дворецкий! Полиция выведет его на чистую воду. Он такой же дворецкий, как я горничная.
Я продолжал бороться за его честное имя:
— Но не забудьте, что у него есть рекомендательное письмо.
— Я слышала об этом.
— Он не мог бы работать мажордомом у такого человека, как сэр Родерик Глоссоп, если бы он был бесчестным человеком.
— А он и не работал.
— Но Бобби сказала…
— Я прекрасно помню, что сказала мисс Уикам. Что он много лет проработал в доме сэра Родерика Глоссопа.
— Ну так что же тогда…
— Вы думаете, это все объясняет?
— Разумеется.
— А я так не считаю, и вот почему. У сэра Родерика Глоссопа большая клиника в Сомерсетшире в местечке Чафнелл Регис, там лечится одна моя подруга. Я списалась с ней и попросила ее, если она увидит леди Глоссоп, разузнать все насчет ее бывшего дворецкого по фамилии Сордфиш. Я только что вернулась из Бермингема, и меня ждало письмо. Моя приятельница пишет, что леди Глоссоп сказала, что у них в доме никогда не было дворецкого по фамилии Сордфиш. Как вам это понравится?
Я все еще пытался спасти ситуацию.
— Но вы же лично не знакомы с леди Глоссоп?
— Конечно нет. Иначе я бы сама с ней списалась.
— Она очаровательная женщина, но у нее дырявая голова. Каждый раз, выходя в театр, она теряет по одной перчатке. Куда уж ей запомнить имя дворецкого. По ней что Фозерингей, что Бинкс — все одно. Такой вид забывчивости часто встречается. Например, в Оксфорде у меня был один знакомый по фамилии Робинсон, и недавно как-то я пытался вспомнить эту самую его фамилию, но меня хватило только на Фосдайка. И я вспомнил только когда, когда пару дней назад прочитал в «Таймс», что Герберт Родинсон, двадцати шести лет, проживающий на Гроув Роуд, Поднерз Энд, задержан полицией за кражу в магазине штанов в желто-зеленую клетку. Конечно, это был совсем другой Робинсон, но вы понимаете. И я уверен, что в один прекрасный день леди Глоссоп хлопнет себя по лбу и воскликнет: «Конечно же Сордфиш: причем тут Кэтберд [Catbird — дрозд американский.]».
Тут моя собеседница ухмыльнулась улыбкой Шерлока Холмса, который уже приготовил наручники для укравшего рубин махараджи.
— Значит вы утверждаете, что он порядочный человек? Тогда как вы объясните следующее? Я недавно видела Вилли, и он сказал мне, что у него пропал дорогостоящий серебряный сливочник, который он купил у мистера Траверса. И знаете, где этот сливочник? Он запрятан в комнате Сордфиша, в ящике комода, между свежими рубашками.
Наверное, я все-таки ошибся, считая что Вустеры не сдаются. Ибо эти слова сокрушили меня окончательно.
— Неужели? — спросил я. Не ахти как много, но больше я ничего не мог сказать.
— Да, сэр, сливочник именно там. Когда Вилли сообщил мне о его пропаже, я уже знала, где мне его искать. Я пошла в комнату к этому Сордфишу и обыскала ее, и вот вам результат. Я уже позвала полицию.
И снова я почувствовал, что Вустеры сдаются. Я ошарашено посмотрел на нее.
— Вы позвали полицию?
— Да, сейчас прибудет сержант. С минуты на минуту. И знаете что? Я пойду сейчас и встану под дверьми комнаты Сордфиша, чтобы никто не смог стащить улику. Я хочу исключить всякую возможность этого. Я не хотела бы утверждать, что я вам совсем не доверяю, мистер Вустер, но мне не нравится, что вы так защищаете этого человека. Мне кажется, что вы его слишком жалеете.
— Я просто хочу сказать, что может быть он просто поддался минутной слабости или что-нибудь в этом роде.
— Глупости. Он наверняка проделывал это всю свою жизнь. Могу поклясться, что он ворует с самого детства.
— Только печенье.
— Простите.
— Ну как там оно называется, крекер что ли. Он рассказывал, что в свои зеленые годы он мог стащить один-два крекера.
— Ну вот, видите! Сначала крекеры, потом серебряные сливочники. Таков закон жизни, — сказав это, она побежала становиться в караул, оставив меня в смятении, ибо я не нашелся сказать ей что-нибудь насчет человеческого сострадания. Вдруг оно бы у нее нашлось.
Я все еще предавался этим размышлениям, перебирая в уме, что еще я мог бы сказать, как передо мной возникли Бобби и тетушка Далия. Они очень смахивали одна на молодую особу, другая на пожилую в минуты глубокой радости.
— Роберта сказала мне, что она вынудила Апджона забрать иск, — сказала тетушка. — Я очень, очень довольна, но провались я на этом месте, если я знаю, как ей это удалось.
— Я просто воззвала к его лучшим чувствам, — сказала Бобби и многозначительно посмотрела в мою сторону. Я ее понял. Тетушка никогда не должна узнать о том, что на карту было поставлено выступление в Снодсбери. — Я сказала ему, что на свете есть такие вещи, как чувство сострадания… Что ты, Берти?
— Ничего, просто смотрю на тебя и удивляюсь.
— Чему ты удивляешься?
— Мне кажется, что у нас в Бринкли каждый имеет право не только на сострадание, но и на удивление. — Тут я хрипло рассмеялся. — Нет, не подумайте, что я проглотил собственные гланды. Я просто хрипло рассмеялся. Я удивляюсь, что в тот самый момент, когда эта юная дева говорит, что все прекрасно, грядет катастрофа. Я расскажу вам нечто такое, что вполне подпадает под цитату с дикобразом.
И без дальнейших вступлений я начал свое горестное повествование. Как я и предполагал, они были потрясены до глубины своих кружев. Тетушка моя была очень похожа на тетушку, которую ударили по голове ружьем, а Бобби на рыжеволосую девушку, которая представила, что оно заряжено.
— Теперь вы все знаете, — закончил я. Я не хотел их добивать, но вывод напрашивался сам собой. — Сегодня Глоссоп вернется со своего выходного и попадет в руки правосудия, которое нацепит на него наручники. Вряд ли он безропотно станет отматывать свой срок: он сразу же даст свидетельские показания и докажет свою невиновность. «Да», скажет он, «я действительно свистнул этот сливочник, но только потому, что я думал, что его свистнул Уилберт, и я хотел вернуть его хозяину». И тут он расскажет про свои должностные обязанности в этом доме — и все это в присутствии Ма Крим. И что последует? Сержант снимет с него наручники, а Ма Крим спросит, нельзя ли ей воспользоваться вашим телефоном, потому что ей надо заказать международный разговор со своим мужем. Па Крим внимательно выслушает ее в своей другой стране, а некоторое время спустя он предстанет перед дядюшкой Томом и с презрительной гримасой скажет: «Траверс. Я рву наш контракт». «Рвешь?» затрепещет дядюшка Том. «Рву» — скажет Крим. — "Эр Вэ У. Я не хочу иметь дело с людьми, чьи жены подсылают психиатров, чтобы следить за моим сыном. "Как мне это понравится, спросила у меня тут Ма Крим. А теперь я говорю: как вам это понравится.
Тетушка Далия рухнула в кресло и начала потихонечку багроветь, что является для нее признаком больших эмоций.
— Единственно, что нам остается, это уповать на Высший Разум.
— Ты прав, — согласилась тетушка, обмахивая себя рукой. — Роберта, пойди и приведи Дживза. А ты, Берти, выкати из гаража свою машину и поищи по округе Глоссопа. Может, мы сможем упредить события. Давай же, давай, действуй. Что ты ждешь?
Я не то чтобы ждал. Я просто думал, что мне придется искать на машине иголку в стоге сена. Не так просто отыскать специалиста по психам, да еще если он взял выходной в качестве дворецкого, — нельзя сделать это, просто разъезжая по Вустерширу. Тут нужны ищейки, платки, чтобы дать им понюхать, и всякая другая детективная метода. И все же, мне ничего не оставалось, как ответить:
— Ага…