Во всяком случае, дальше все пошло как по маслу. Он безошибочно узнал Молли Эткинс в стоявшей перед ним женщине, когда та с подчеркнутой многозначительностью поздоровалась:
– Привет!
Роджер, по правде говоря, терпеть не мог это выражение, но признавал его полезность в определенных обстоятельствах.
– Очень рад видеть тебя, – сказал он, отбросив показную сердечность.
– Я могла бы сейчас освободиться и куда-нибудь пойти с тобой.
– Звучит очень заманчиво.
– Куда бы ты хотел пойти?
– О, не имеет значения. Совершенно никакого.
– Но все же, что ты предпочитаешь?
– Оставляю на твое усмотрение.
– Я предпочитаю какое-нибудь тихое местечко.
– Я тоже.
– Если позвонит миссис Хартогенсис, передай, что я буду завтра, во второй половине дня, – сказала Молли, но ее слова явно предназначались не Роджеру. Девушка-японка (непонятно, что давало ей основание думать, будто, при всем старании избавиться от акцента, она может оставаться не узнанной в мире белого человека?), проходя мимо них, улыбнулась и поклонилась с самым скромным видом. Но Роджер все же заметил в ее взгляде одобрение и поддержку. Среди сотрудников магазина, очевидно, было еще несколько белых, возможно, достаточно, чтобы кто-то один мог проводить Роджера и других клиентов-американцев до двери.
Не сказав больше ни слова, Роджер вышел на улицу, у тротуара стояла машина, огромная, белая, с золотой выпуклой надписью, красовавшейся в нескольких местах, – то ли названием марки, то ли каким-то броским слоганом. Он забрался на место пассажира и стал ждать, когда его куда-то повезут. Надо сказать, он гордился тем, что никогда не водил машину, и не видел необходимости учиться этому. Как и танцам. Подобно тому как в том веселом занятии, где ты вынуждаешь партнеров трудиться в поте лица ради того лишь, чтобы не отставать от других собратьев по обществу и полу, так и здесь неумение могло обернуться прямой выгодой. Не многое могло так же убедительно продемонстрировать, что весь этот мир и в самом деле подчиняется незыблемой, установленной свыше иерархии (убийственно-общий опыт последнего времени), как стычка жены биржевого маклера, слишком гордившейся своим сиренево-кремовым «мерседесом», с полицейским, чему он сам был свидетелем. Последний просунулся в дверь бара, куда он и она заскочили слегка перекусить, и гаркнул: «Кто тут водитель 923 DUW?» Роджер, радостно улыбнувшись спутнице, сказал: «Это ведь твоя машина, не так ли, дорогуша?» – и повернулся к стоявшей за стойкой девице с торчащими зубами, но зато с такой выдающейся грудью, какую ему еще не приходилось видеть, и предложил присоединиться к нему: он, мол, хочет ее угостить.
Молли Эткинс – если это в самом деле была Молли Эткинс, а не другая женщина, что, впрочем, особой роли не играло, – спросила, отъезжая от тротуара:
– Как там поживает моя подружка, Элен Банг?
Роджера взяла досада, не оттого, что вопрос был неуместен, но оттого, что задан был не ко времени. Намного лучше было бы ответить на него, или скорей парировать встречным вопросом, позже, нежели раньше, то есть после того, как произойдет что, как он надеялся, произойдет в самом скопом времени. Он ответил, как можно беспечней:
– Насколько знаю, очень хорошо.
– И сколько это «насколько»?
Роджер медленно, очень медленно повернул к ней голову.
– Что-то я не вполне…
– Не вполне понимаешь? Придется пояснить, если я выразилась недостаточно ясно. Не знаю, спал ты с Элен или еще нет, но и ребенку видно, что ты очень этого хочешь, а раз так, то не остановишься, пока не добьешься своего, я тебя насквозь вижу. Вот я и спрашиваю, как твои успехи?
– Не понимаю…
– Да оставь ты свое «не понимаю», приятель. Если ты в самом деле не можешь понять, так
– Ты часто здесь бываешь? – спросил Роджер, когда, оставив позади полосу густого леса и кустарника, они вышли на небольшую поляну и расстелили одеяло на пожухлой травке, усыпанной палой листвой.
– Не так часто, как хотелось бы, но все же бываю. Видишь ли, это мой способ приобретать друзей, причем очень легкий, ты бы удивился, узнав, сколько их здесь перебывало, от молодых девчонок до их папаш, когда мамаши в гостях у приятельниц. Босс учинил тебе разнос? Дети-подростки со своими дружками устроили дома такой тарарам, что хоть беги на край света? По телевизору ни черта интересного? Позвони безотказной пунктуальной Молли, и тебя примут с истинно южным радушием независимо от того, когда вы виделись последний раз: вчера или десять лет назад. Летом здесь просто прелестно и к тому же безопасно. Если кто идет, слышно за милю, но здесь никогда никого не бывает. Так что можно расслабиться и получать удовольствие, ничего не опасаясь.
Продолжая говорить, она выгружала из корзины припасы. Рядом с ней на одеяле постепенно выстраивались: бутылка джина, бутылка сухого вермута, деревянное ведерко со льдом под медной крышкой, узкий стеклянный кувшин, стеклянная палочка для размешивания коктейля и два стакана.
– Чего бы ты хотел попробовать сначала?
– Пожалуй, сначала я попробую тебя, – ответил Роджер.
И немедленно желание свое исполнил. Она оказалась действительно неплоха – во всеоружии опыта и зрелости, однако без не столь уж приятных признаков старения и умышленной пылкости. Одно докучало: слишком много было при этом слов: «О, да! О-о-о, чудесно, как чудесно, как прекрасно! О, да, да, да! О, какой ты сильный, прекрасный, умелый, как здорово ты это делаешь! О, я изнемогаю! О, еще, еще!»
Ему не пришлось бороться с соблазном рассмеяться – такой проблемы перед ним вообще никогда не возникало. Даже когда, подняв глаза, он увидел в ярде от себя, под папоротником, черепаху, уставившуюся на них, ему удалось сохранить совершенно серьезное лицо. Нет, сие вокальное сопровождение имело следствием лишь одно – оно помешало ему полностью отдаться собственным ощущениям, ради которых он и занимался тем, чем занимался. Теперь он вспомнил, что то же самое происходило у бассейна Дерланджеров. Но, чувствуя, что момент сейчас не слишком подходящий, чтобы приказать даме заткнуться, он, пока все не кончилось, хранил зловещее молчание.
– А теперь что-нибудь выпьешь? – спросила Молли, бросая лед в кувшин.
– Обязательно, огромное спасибо. Только не слишком разбавляй, если можно.
Помешивая стеклянной палочкой содержимое кувшина, она вдруг заулыбалась, показав ямочки на щеках.
– Родж, дружище, – сказала она, – прости меня, но ты, конечно, толстый англичанин. Заниматься с тобой любовью – все равно что бороться с гризли. Я не хочу сказать, что мне это не нравится, ты понимаешь. Просто отмечаю это как интересный факт.
– Да, да, все нормально, – раздраженно ответил Роджер, – но что ты скажешь о черепахе, которая ползала здесь минуту назад? Да вот она, смотри. Это же черепаха, правильно я понимаю? Откуда она тут взялась? Может, она домашняя, сбежала откуда-нибудь или как? Что вообще происходит? Какие-то вокруг черепахи ползают.
– О, да их тут полно. Наверно, они тут просто живут. Они дикие.
– Мне тоже так кажется, – ответил Роджер, которого такое объяснение ничуть не успокоило, – но я совсем не уверен, что это вообще черепахи. У них черные панцири с желтыми пятнами – никогда не слышал о таких черепахах. Нет, это не настоящие черепахи. Должно быть, это…
– Они называются черепахи, – мягко сказала Молли.
– Не знаю, что это за чудища такие, но они явно не черепахи. Черепахи живут в море, у них что-то вроде плавников вместо лап. Но, конечно, они не рыбы.
Роджер молча принял протянутый стакан и минуту сидел, размышляя. Его злило то, как эти черепахи, или существа, похожие на черепах, нахально лезли в его жизнь в самый интимный момент.
– Раз для тебя это так важно, – сказала Молли, – я могу у кого-нибудь узнать о них все, что тебя интересует.
– Если за какие-то несколько минут здесь проползли уже две черепахи, значит, лес просто кишит этими тварями. Помнится, я где-то читал, что собаки любят убивать черепах. Тебе надо было подумать…
– Пока что я вижу, они убивают тебя, эти черепахи, сухопутные они там или морские – все равно. Может, ты предпочел бы что-нибудь другое?
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Погоди, я, кажется, знаю, в чем дело. Ты считаешь, что Джордж Вашингтон обязан был посоветоваться с тобой, стоит или не стоит позволять диким черепахам ползать, где им вздумается. Но, как я слышала, они совершенно безвредные, несмотря на угрожающую внешность. Не известно ни одного случая, чтобы черепахи нападали на человека.
– Пожалуйста, не пори чепухи.
– Я тут ни при чем, приятель. Я их сюда не привозила. Они сами сюда приползли. Да не обращай ты на них внимания, лучше выпей, а потом я еще налью.
Роджер послушно выпил. Он все еще не мог успокоиться, но очевидно было, что продолжать спор нет никакого смысла. Тем не менее он чувствовал, что проиграл пару очков в словесной баталии и должен немедленно исправить положение.
– Как поживает мой старый приятель Строд? – спросил он.
– Вот что я тебе скажу: мне, к величайшему счастью, совершенно и окончательно наплевать на него. Не имею ни малейшего представления, как поживает твой старый приятель Строд, у меня нет о нем никаких сведений, и я не намерена интересоваться, где он сейчас и что с ним. Я тебе уже сказала, что хочу знать, хотя бы примерно, чего мне ждать от людей в моей ситуации. А еще – чтобы и они знали, чего они могут ждать от меня. Поэтому я говорю им, как отношусь к мужу. Когда я впервые получила возможность узнать его по-настоящему – прожив с ним полгода, – я возненавидела его. Теперь, после четырнадцати лет замужества, я знаю его еще лучше и по-прежнему ненавижу. Хотя, конечно, я немного поостыла, и ненависть моя сейчас не настолько остра. Последние пять-шесть лет я к тому же презираю это ничтожество.
Подобный поворот в разговоре столь же мало понравился Роджеру, как и тот – касавшийся черепах, в котором он потерпел поражение.
– Похоже, у тебя есть веские причины, чтобы расстаться с ним, – холодно сказал он.
– О да, очень веские. Но не менее веские – чтобы остаться. Мне нужны деньги, а у самой у меня их нет. Ни профессии, ни приличного образования; еще раз выйти замуж – да разве найдется желающий!
– А этот твой магазин?
– Ты что, издеваешься? В год «Миранда» приносит убытков на пять тысяч. Наверно, любой, кто хоть сколько-нибудь понимает в торговле, видит это с первого взгляда. Один Строд ничего не видит. Ты небось считаешь, что бессмысленно держать «Миранду», что это моя прихоть, но я так не считаю. Мне ужасно нравится выставлять все эти вещи, и показывать их людям, и когда они им тоже нравятся. Я бы не хотела потерять все это. Поэтому я и остаюсь со Стродом. Он не замечает моего отношения к нему. Он вообще ничего не замечает. Никаких знакомых, никаких интересов – всю жизнь, понимаешь? – кроме тех, что связаны с его делами. Остального для него просто не существует.
Самая пора сменить тему, решил Роджер.
– Мне это напоминает случай некогда модной самовлюбленности, – подытожил он. – Много есть…
– Ты прав, но даже самовлюбленным типам нравится производить впечатление на людей, им хочется, чтобы ими восторгались или боялись их и все такое. Строд совершенно далек от этого. Даже это его ни капельки не волнует. Он никого не замечает.
Она еще долго жаловалась на мужа; Роджер ее не слушал. В конце концов ему надоело, он сел на корточки, улыбнулся морщинками у глаз и спросил:
– Тебе не кажется, что мы слишком много говорим?
Ока отвела взгляд, пригладила челку.
– Ты, пожалуй, прав, извини. Не волнуйся, это было в первый и последний раз. Отныне все будет как в кино, или в телесериалах, или на красивых картинках, обещаю. Прости, Роджер. И выпей, наконец. Ох… – Она вдруг засмеялась и потянулась к корзине. – Совсем забыла. Вот, я тут кое-что захватила для тебя. Надеюсь, тебе понравится.