Мне же наоборот казалось, что у Клайва получается совсем неплохой портрет моей жены, и я, занятый разными делами, частенько оставлял ее позировать ему в мастерской, либо заставал его у нас в доме. Они стали закадычными друзьями. Я знал, что юноше не найти друга лучше Лоры; и, зная о недуге, коим он страдал, естественно и справедливо заключил, что приятель мой так полюбил мою супругу не только ради нее самой, но и ради себя, ибо мог изливать перед ней свою душу и черпать у нее ласку и утешение в своих печалях.
Мисс Этель, как уже говорилось, тоже выказывала расположение к миссис Пенденнис, и было в девушке то обаяние, которое легко побеждало даже женскую зависть. Быть может, Лора великодушно решила преодолеть это чувство; быть может, она прятала его, чтобы поддразнить меня и доказать несправедливость моих подозрений; а быть может, и в самом деле была покорена юной красавицей и относилась к ней с тем вниманием и восхищением, какое та, как ей было ведомо, умела внушать, когда хотела. В конце концов моя жена была совершенно околдована ею. Своенравная красавица становилась в присутствии Лоры кроткой и покладистой; была скромна, непринужденна, мила, смешлива и остроумна; видеть ее и слушать было одно удовольствие; с ее приходом становилось веселее в нашей тихой квартирке, и она очаровала мою супругу так же просто, как покорила Клайва. Даже упрямый Фаринтош поддавался ее неотразимому обаянию и по секрету говорил приятелям, что она, черт возьми, так хороша, так умна и так ужасно мила и пленительна, что... он уж не раз, черт подери, был готов сделать ей роковое предложение. "А я ведь, черт возьми, не намерен жениться, пока вволю не погуляю!" - добавлял маркиз. Что же касается Клайва, то с ним Этель вела себя как с мальчиком или со старшим братом. Она была с ним мила, приветлива, своевольна и шутлива; посылала его с поручениями, принимала его букеты и комплименты, восхищалась его рисунками, любила слушать, как его хвалят, защищала его в любом споре, смеялась над его вздохами и откровенно признавалась Лоре, что он нравится ей и ей приятно его видеть.
- Ну отчего мне не радоваться, покуда сияет солнце? - говорила она. Завтра, я знаю, будет мрачный и пасмурный день. Когда воротится бабушка, я вряд ли сумею бывать у вас и видеться с вами. А уже когда судьба моя окончательно устроится, тогда... тогда другое дело! Но пока не портите мне праздника, Лора. Если бы вы знали, как глупо все в этом высшем свете, и насколько приятнее приходить к вам, болтать, смеяться, петь и быть счастливой, нежели сидеть с бедняжкой Кларой в их мрачном доме на Итон-Плейс.
- Зачем же вы живете на Итон-Плейс? - осведомилась Лора.
- Зачем? Ведь надо же мне с кем-нибудь выезжать. До чего же вы простодушная и неопытная провинциалочка! Бабушка в отъезде, нельзя же мне выезжать одной.
- А зачем вам вообще выезжать? И почему бы вам не вернуться к своей маменьке? - осторожно спросила миссис Пенденнис.
- В детскую, к меньшим сестрам и мисс Канн? Нет, спасибо! Я предпочитаю жить в Лондоне. Вы помрачнели? По-вашему, девушка должна больше радоваться обществу маменьки и сестер? Но маменька сама хочет, чтобы я жила в столице, и бабушка оставила меня у Барнса и Клары. Разве вы не знаете, что меня отдали леди Кью, которая удочерила меня? Или, по-вашему, девица с моими притязаниями может сидеть дома в унылой Уорикширской усадьбе и нарезать бутерброды для школьников? Не смотрите на меня так строго и не качайте головой, миссис Пенденнис! Если бы вас воспитывали, как меня, вы были бы точно такой же. Я знаю, о чем вы сейчас думаете, сударыня.
- О том, - отвечала Лора, склонив головку и краснея, - о том, что если богу будет угодно подарить мне детей, я предпочту жить с ними дома, в Фэроксе.
Мысли моей жены, хотя она вслух и не высказывала их, ибо присущая ей скромность и благочестие не позволяли ей говорить о столь священных предметах, шли еще дальше. Она была приучена соотносить свои поступки с теми заповедями, которые большинство людей помнят лишь на словах, а на деле сплошь и рядом пренебрегают ими. Любовь, долг и религия, обретенные ею в благоговейном чтении Священного писания, где излагались и толковались эти понятия, не только определяли собой ее жизнь, но также составляли сокровенное содержание ее вседневных размышлений и забот. И хотя религия переполняла ее душу и влияла на все ее поведение, она очень редко говорила о ней. Стоило ей обратиться к этому священному предмету, как весь ее облик начинал внушать мужу такой почтительный трепет, что он не решался последовать за этим чистым созданием в ее святая святых и оставался у входа. Каким должен казаться свет подобному существу? Многого ли стоят в ее глазах его суетные награды, радости и огорчения? Что могла предложить ей жизнь в сравнении с тем бесценным сокровищем и несказанным счастьем, коим она владела, - абсолютной верой? Как сейчас вижу ее нежное, строгое личико, когда она стоит на балконе маленькой ричмондской виллы, где мы жили в первый счастливый год после свадьбы, и провожает глазами Этель Ньюком, которая возвращается верхом в сопутствии степенного грума в расположенную по соседству летнюю резиденцию своего брата. В это утро нас посетил Клайв; он принес радостную весть. Наш добрейший полковник едет домой и сейчас уже находится в пути. "Если Клайв может отлучиться из Лондона, - писал славный старик (из чего мы заключили, что он понимает душевное состояние сына), - то почему бы ему не выехать на Мальту, встретить отца?" Клайв был взволнован и рвался ехать, и мы с женой настоятельно советовали ему предпринять это путешествие. Но тут посреди нашей беседы появилась мисс Этель. Она была в приподнятом настроении и сияла румянцем; она сразу принялась подшучивать над пасмурным видом Клайва, однако, услышав новость, как нам показалось, заметно побледнела. Затем она холодно сказала ему, что это путешествие, наверно, будет приятным и принесет ему пользу; не то что предстоящая ей поездка с бабушкой на эти скучные немецкие воды, куда из года в год ездит старая графиня. У мистера Пенденниса обнаружилось какое-то дело в кабинете, а вслед за ним туда пожаловала и миссис Лора, не то за ножницами, не то за книгой, не то за чем-то еще. Она уселась в мужнином кабинете, и в течение некоторого времени ни один из нас и словом не обмолвился о молодой паре, оставшейся наедине в гостиной. Лора говорила о нашем доме в Фэроксе, откуда собирались съехать арендаторы. Она убеждала меня, что нам надо жить в Фэроксе; что Клеверинг с его сплетнями и глупыми обывателями все же лучше испорченного Лондона. К тому ж по соседству поселилось несколько новых, очень милых семейств. Клеверинг-парк купили приятные люди... "И потом, Пен, ты всегда любил поудить на муху - теперь ты сможешь поудить в Говорке, как когда-то, помнишь?.." Тут уста милой насмешницы, намекавшие на некоторые приключения моей юности, вынуждены были смолкнуть, получив от мистера Пенденниса наказание в той форме, какой они заслуживали.
- Вы думаете, сэр, я не знала, как вы ходили удить рыбу с мисс Амори? продолжал самый сладостный в мире голосок. И вновь поток ее слов был решительно остановлен тем же способом.
- Интересно, не происходит ли сейчас в гостиной нечто похожее? - лукаво спросил мистер Пенденнис, склонившись над нежной ручкой жены.
- Что за вздор, Артур! Однако пора к ним вернуться. Господи, я уже отсутствую три четверти часа!
- По-моему, они вполне без тебя обходятся, моя радость, - ответил ее супруг.
- Она, верно, его очень любит. Постоянно сюда приходит. Уж конечно, не для того, чтобы послушать, как ты читаешь Шекспира, Артур, или же познакомиться с отрывками из твоего нового романа, хоть он и восхитительный. Ах, если бы леди Кью скрылась на дне морском вместе со своими шестьюдесятью тысячами фунтов!
- Но ведь Этель говорила, что хочет поделиться этими деньгами со своими младшими братьями. Так она объяснила Клайву, - возразил мистер Пенденнис.
- Просто стыдно слушать! А почему бы Барнсу Ньюкому не поделиться с братьями? Прямо слышать не могу!.. Господи, да что это?! Никак, Клайв уезжает! Клайв! Мистер Ньюком! - И хотя жена, подбежав к окну кабинета, делала оттуда всякие знаки нашему другу, он лишь покачал головой, вспрыгнул в седло и с печальным видом ускакал прочь.
- Когда же я вошла в гостиную, Этель плакала, - рассказывала мне потом Лора. - Я видела, что она плачет; но она подняла личико от цветов, в которые уткнулась было, и принялась смеяться и болтать и все про вчерашний парадный завтрак у леди Обуа, прибегая к помощи своего отвратительного светского жаргона; а потом объявила, что спешит домой, чтобы переодеться и ехать к миссис Бут, у которой сегодня после полудня тоже завтрак.
Итак, мисс Ньюком умчалась к своим банкетам и бездельникам, пустозвонам, пустомелям, притворам и повесам, а милое и спокойное личико Лоры глядело ей вслед. У миссис Бут состоялся грандиозный завтрак. Мы прочли в газетах список именитых гостей, среди коих были его королевское высочество герцог Такой-то с супругой, некий германский принц, индийский набоб и прочие и прочие; среди маркизов значился Фаринтош, среди лордов - Хайгет; присутствовали также леди Клара Ньюком и мисс Ньюком, каковая, как сообщил наш знакомец, капитан Крэкторп, выглядела просто сногсшибательно и была чертовски весела.
- Его императорское высочество светлейший Фаринтош совершенно без ума от нее, - рассказывал капитан, - так что нашему бедняге Клайву остается только пойти да повеситься. Вы обедаете с нами в "Бурде и Закваске"? Народ соберется отличный. Ах да, совсем забыл, вы же теперь человек женатый! - И с этими словами капитан скрылся в подъезде гостиницы, близ которой повстречал его автор сей хроники, предоставив последнему воротиться к своему домашнему очагу.
^TГлава LI^U
Старый друг
Я бы мог начать настоящую главу, как порой это делает в своих рыцарских романах один современный автор, с описания ноябрьского дня, падающей листвы, побуревших лесов, надвигающихся штормов и других примет осени, а также двух всадников, едущих по романтической горной дороге от... от Ричмондского моста к "Звезде и Подвязке". Один из всадников молод лицом и носит белокурые усы; лицо другого опалено чужеземным солнцем, и по тому, как он сидит на своем могучем скакуне, нетрудно догадаться, что ремесло у него солдатское. Судя по его виду, он, наверно, не раз бился на Востоке с врагами своей родины. Вот путники спешиваются у ворот домика на Ричмонд-Хилл, и навстречу им выбегает господин, который бросается к ним с распростертыми объятьями. Коней отводят на соседний постоялый двор, но тут я прерываю свое описание, ибо читатель уже давно признал этих двух всадников. Да, это Клайв, побывавший на Мальте, в Гибралтаре, в Севилье и Кадиксе, а с ним наш старый и любезный друг, полковник Ньюком. Его походы окончены, меч висит на стене, и пусть теперь порох и солнце обжигают тех, кто моложе. Добро пожаловать обратно в Англию, милейший наш полковник и добрый друг! Как быстро пронеслись годы, что его здесь не было! В волосах его появилось еще несколько седых прядей. Морщины вкруг его честных глаз обозначились чуточку резче, а взгляд этих глаз все такой же решительный и добрый, как в те дни, когда я, почти мальчиком, впервые его увидел.
Мы немного поговорили о его плаванье, о приятном путешествии через Испанию, об уютных комнатах, которые Клайв снял для себя и отца, о переменах в моей собственной жизни и о прочем. Во время нашей беседы сверху донесся жалобный писк, заставивший мистера Клайва рассмеяться, а полковника улыбнуться. Мистер Клайв впервые слышал этот тоненький голосок, да ведь эта свирелька и всего-то лишь шесть недель как звучала на свете. Лора Пенденнис считает ее звуки самыми мелодичными, самыми привлекательными, веселящими душу, а порой самыми жалостными и трогательными, какие когда-либо испускал младенец; это убеждение разделяет, конечно, и миссис Хоуки, доверенная нянюшка. Супруг Лоры не выказывает подобного восхищения, он, будем надеяться, держит себя, как подобает отцу и мужчине. Мы не станем описывать его чувства, поскольку они не имеют прямого отношения к излагаемым событиям. Несколько позже, уже перед тем, как нам идти к столу, хозяйка спускается в гостиную, чтобы приветствовать старых друзей мужа.
Здесь я не могу устоять перед искушением и позволяю себе еще одно отступление, которое, разумеется, не имеет ничего общего с нашей повестью, однако, сделанное точно и скупо, легко уложится в полстраницы. Ибо вряд ли есть на свете зрелище более восхитительное, чем вид молодой матери. Если женщина и раньше была хороша собой, то ее нынешняя чистая радость придает этой красоте какую-то особую утонченность, граничащую почти со святостью, покрывает ее ланиты еще более нежным румянцем, а в глазах зажигает неведомое нам тихое сияние. Я заранее предупреждаю художника, который возьмется иллюстрировать нашу правдивую историю, чтобы он не посягал на этот образ. Как бы ни был хорош его рисунок, он никогда полностью меня не удовлетворит.
Даже сэр Чарльз Грандисон, когда он выступил вперед и отвесил мисс Байрон изящнейший из своих поклонов, даже он, ручаюсь, в своей благородной грации не мог превзойти полковника Ньюкома, приветствовавшего миссис Пенденнис. Разумеется, что они, едва увидев друг друга, стали друзьями. Ведь большинство наших симпатий рождается с первого взгляда. Перед тем, как сойти к гостю, Лора накинула на плечи одну из присланных им шалей - малиновую с красными пальмовыми листьями и пестрой каймой. Что касается другой подаренной им шали, бесценной белой паутинки, точно сотканной руками фей, и легко проходившей сквозь кольцо, то она, как догадываются дамы, уже была использована в качестве полога над плетеной колыбелью мистера Пенденниса-младшего.