– Он все принесет на столик, – лениво проговорил юноша, – не волнуйся, папаша, кстати, а у тебя не найдется… – Он сделал весьма выразительный знак и поднес палец к губам.
– Сигареты! – сообразил Пол и принялся лихорадочно шарить по карманам. Открытая пачка «Плейерс» нашлась рядом с ключом от гостиничного номера, который удивительно неудобно оттягивал карман.
– Сигареты! – повторил юноша. – Спасибо, папаша. – Он внимательно осмотрел бородатого моряка, спасательный круг, море и с уважением произнес: – Британские.
Пол ухмыльнулся и попытался определить национальность своего нового знакомого. Американец? Вряд ли. Во всяком случае, он не турист, поскольку явно чувствует себя здесь как дома и слишком плохо одет. По-русски говорит совершенно свободно. Значит, это его родной язык? Во всяком случае, именно по-русски с ним сейчас сердито разговаривала темноволосая и очень смуглая девушка с длинной челкой и раскосыми глазами. Она была одета в красновато-коричневое мешковатое платье, на шее болтались деревянные бусы, на ногах, несмотря на жару, черные чулки, причем на левой коленке виднелась большая дыра.
– Если не секрет, кто вы по национальности? – нерешительно поинтересовался Пол.
– Долгая история, – отмахнулся юноша, – напомни, я тебе как-нибудь потом расскажу. Но не сейчас.
В это время из танцевального зала донеслись звуки вальса, и ноздри юноши моментально затрепетали в соответствующем ритме. Не обращая внимания на злобные слова девушки, он обнял ее за плечи и, весело подмигнув Полу, увлек ее за собой танцевать, причем по дороге разнял двух изготовившихся подраться пьяных. Пол вернулся к Белинде.
– Посмотри, – она немедленно принялась жаловаться, – что они принесли. Я это не заказывала. Кроме того, пить все равно нечего.
На столе красовалась соленая рыба, обильно политая маслом и украшенная колечками лука.
Сидящий напротив молодой ремесленник покончил с яичницей, и теперь его свободная рука была занята апельсином.
Прошло еще несколько томительно долгих минут, и официант принес долгожданные напитки. Пол не утерпел и громко вознес хвалу Всевышнему. На столе появилось пиво, стаканы и маленькая бутылочка коньяка.
– Повторите то же самое, – поспешно проговорил Пол еще до того, как его губ коснулась долгожданная влага.
Тут весьма неожиданно оживился юный ремесленник. Очевидно привлеченный произнесенными Полом словами «Слава Богу!», он наконец заметил своих соседей по столу. Выразительными жестами (перекричать всеобщий шум было невозможно) он объяснил, что, несмотря на всеобщее господство атеистического мировоззрения, по его мнению, Бог где-то там, наверху, есть. Но этот самый Бог не слишком хорош, поскольку не возражает против существования нищеты, болезней и водородной бомбы. Его спутница явно выглядела шокированной столь вопиющими откровениями. Используя для наглядности недоеденный апельсин, он выдавил из него, высоко подняв руку, немного сока, что должно было изобразить дождь, радиоактивные осадки, а возможно, и манну небесную. Затем он торжественно продемонстрировал движение остатков апельсина по кругу, очевидно желая показать, что Луна, или Земля, или ее искусственные спутники, несмотря на все божественные происки, движутся по своим орбитам. Пол обнаружил, что довольно сносно говорит по-русски, но ему приходилось орать во все горло, чтобы быть услышанным, вследствие чего он все время кашлял и был вынужден вновь и вновь промачивать горло. Но теперь официант знал, что чету Хасси следует обслуживать так же, как и прочих, поэтому он довольно быстро принес еще пиво и коньяк. Вечер становился все более приятным.
Оказалось, что юный ремесленник не может оплатить счет. Ему не хватило двух рублей тридцати копеек. Его спутница злобно фыркнула, а сам он ужасно расстроился и покраснел. Пол предложил официанту оплатить разницу, но тот лишь отмахнулся. Очевидно, у них взаимопомощь не была общепринятой. Жена ремесленника (теперь Пол заметил на ее руке узкое золотое колечко) крикнула, что она принесет деньги завтра. Глаза юного работяги наполнились слезами. Официант, с лица которого исчезла любезная улыбка, моментально превратился в злобного грубияна. Он принялся пинками отталкивать молодого человека прочь от остатков его пиршества – печенья, конфет, апельсиновой кожуры. Его жена с энтузиазмом помогала официанту, осыпая площадной бранью своего поникшего, опозоренного супруга.
Волна жестокости, зародившаяся возле столика Пола, прокатилась по всему ресторану. Женщина, царившая за прилавком с напитками, обильно смочила в нашатыре большую тряпку и теперь ходила по залу и тыкала этой вонючей гадостью в носы тихо дремавших пьяных. Они моментально просыпались, сопровождая процесс пробуждения криками и руганью. В случаях, казавшихся ей более тяжелыми, она беспардонно тыкала мокрую тряпку прямо в глаза спящим. Те вскакивали, крича от боли, ничего не понимающие, наполовину ослепшие. Несколько официантов усердно тузили кого-то ногами, только их мягкие теннисные туфли не могли причинить особого вреда. Студенты затеяли шумный скандал. Молодой бородач забрался на пустую сцену, по дороге снес несколько пюпитров и теперь терзал пианино, извлекая из него яростную какофонию звуков в стиле буги-вуги. Два мужика, обладающие довольно внушительными габаритами, решили сплясать в узком проходе фокстрот. От их неуклюжих на столы разлетались в стороны, посуда и бутылки летели на пол. Родители принялись уводить домой детей.
– Я, – сказала Белинда, – тоже хочу танцевать.
Пол с искренним удивлением взглянул на супругу. Она выглядела угрожающе здоровой. А глаза сверкали, как драгоценные камни.
– Мы не можем, – пробормотал он, – не здесь же. А в том зале, где танцуют, совсем нет места.
– Ты имел возможность повеселиться, – заявила она, – теперь моя очередь. Ты танцевал прошлой ночью, а сегодня буду танцевать я.
– Ты имеешь в виду, одна? – уточнил Пол. Самое страшное, что одному Богу известно, какой наркотик ей могли впрыснуть эти ненормальные русские. – Дорогая, ты уверена, что чувствуешь себя нормально?
– Я чувствую себя превосходно. Пойдем танцевать.
И они начали танцевать фокстрот здесь же, в проходе между столами. Каждому столу, который они задевали, Пол считал своим долгом пробормотать: «Пожалуйста».
Студенты моментально прекратили ссориться и во все глаза уставились на необычную пару. Один из них, высокий блондин, похожий на юного светловолосого бога, воскликнул:
– Блеск! Я тоже хочу с тобой потанцевать!
А буги-вуги продолжали греметь со сцены. Но в конце концов бесконечная череда повторяющихся, диссонансных аккордов оборвалась, и полились плавные, протяжные звуки медленного блюза.
– Ненавижу смотреть на закат, – пропела Белинда.
Пожалуй, она чувствовала себя как-то неправдоподобно хорошо. Не было заметно сыпи, йоги двигались быстро и легко.
– Хватит, – сказал Пол, – достаточно.
Очевидно, пианист принял аналогичное решение. Ему надоела и музыка, и инструмент, на котором он играл. Он с размаху стукнул ладонями по клавиатуре и этим весьма своеобразно звучащим аккордом завершил свое выступление.
– Музыку! Музыку! – закричала Белинда. – Темп! Живо!
– Это был санкт-петербургский блюз, – сказал Пол. – А теперь пойдем.
Он провел ее обратно к столику и обнаружил, что освободившиеся места опозорившегося ремесленника и его супруги снова заняты. Теперь там сидела узкоглазая девушка, поминутно гремящая деревянными бусами, и ее спутник, молодой человек, оказавший Полу неоценимую услугу при общении с официантами.
– Вот как? – удивился Пол.
– Если вы не возражаете. – Молодой человек снова попросил закурить.
– Вы быстро справились с предыдущей пачкой, – отметил Пол и принялся озабоченно шарить по карманам. Сигарет он не нашел, только оцарапал палец ключом от гостиничного номера.
– Судя по выговору, вы американец? – полюбопытствовала Белинда. Она достала из сумочки пачку длинных сигарет и предложила новым соседям по столику.
Девушка покачала головой, парень сказал:
– Спасибо.
– Моя жена, – объяснил Пол, – из Массачусетса.
– А кто они такие, американцы? – задумчиво проговорил юноша и глубоко затянулся. Вслед за этим он выдохнул дым через нос и несколько озадаченно взглянул на свою девушку, словно припоминая, откуда она взялась. – Это Анна. А меня зовут Алексей Прутков. Это похоже на американское имя?
– Но вы из Штатов? – настаивала Белинда.
– Я родился в Бруклине, – сказал Алексей Прутков. – Мой отец родом из Смоленска, а его отец – из Ниссогорска. Он увез своего сына в Америку, я имею в виду, мой дед увез моего отца, когда тому было всего пять лет. – Он смотрел попеременно то на Пола, то на Белинду и одновременно указывал на своих собеседников левым указательным пальцем. Создавалось впечатление, что он не вполне уверен, хорошо ли его понимают.
– Что ж, – улыбнулась Белинда, – значит, вы стопроцентный американец. А теперь вы приехали познакомиться со своей исторической родиной. Вполне объяснимое желание. Я рада познакомиться с вами, Алексей.
– Просто Алекс, – откликнулся новый знакомый. – И я вовсе не любопытствующий турист, жаждущий увидеть родину предков, понимаете? – Он снова перевел взгляд с Пола на Белинду. – Так? Я примерно в курсе дела, что здесь происходит. Что-то узнаешь от туристов, что-то из газет. Понимаете? Они тут все безумцы. И крутые. Что-то в этом роде.
– Некоторые вещи я совершенно не понимаю, – дружелюбно улыбнулся Пол. – Если вы не знакомитесь с исторической родиной, чем тогда вы здесь занимаетесь? Учитесь? Приехали по делам?
В обеденном зале все шло своим чередом. Самые пьяные уже покинули помещение, сами или с посторонней помощью. Несколько юношей, не спрашивая разрешения, подсели к столу четы Хасси. Студенты перестали шуметь. Теперь они выстроились в колонну, причем каждый положил руку на плечо впереди стоящего. В таком виде они маршировали по залу и что-то пели.
– У моего отца был рак, – грустно сказал Алексей Прутков. – Он хотел умереть на родной земле. У него остался только я. Моя мама давно умерла от пищевого отравления. Она очень много работала, а ее пренебрежительно именовали выходцем из Центральной Европы. Мы остались с отцом вдвоем и приехали сюда. Но ему так и не довелось увидеть Смоленск. Он умер в Павловской больнице.
– Вот оно что, – протянул Пол и искоса взглянул на Белинду. Очевидно, название ей ничего не говорило.
– Он довольно своеобразно смотрел на жизнь, – продолжал Алексей, – особенно когда уже был серьезно болен. Ему не нравилось в Америке. Он не хотел, чтобы его называли «коммунякой», все равно как ниггером или жидом. И все только потому, что его фамилия Прутков. А потом появился сенатор Маккарти… Отец говорил, что там еда не имеет никакого вкуса. Чем хуже он себя чувствовал, тем больше говорил о Смоленске. Мне казалось, что он знает об этом городе все, хотя его увезли оттуда в пятилетнем возрасте.
Угрюмый юнец в очках выдохнул на Пола облако алкогольных паров и спросил:
– Эрнест Гемингуэй. Убийство или самоубийство?
– Думаю, что убийство, – ответил Пол. Узкоглазая девушка громко зевнула. Ее тонкие губы на мгновение образовали ярко-красную заглавную букву «О». – Вероятно, дело как-то связано с кубинской политикой. Политическое убийство. – Последние два слова были подхвачены сидящими неподалеку юношами и быстро разнеслись по залу.
– Пол, все-таки ты идиот, – вздохнула Белинда.
– В Ленинграде жил мой дядя Вадим, – сказал Алексей Прутков, – он меня воспитывал. Я говорю по-русски и по-английски. У меня есть работа. Я – переводчик в «Интуристе». – Он свысока посмотрел на собеседников, словно ожидая, что на него сразу же посыплются поздравления. – Но где я? – тоскливо вздохнул он. – И где это все? Куда мы все идем? В общем, я не знаю, где я и кто я.
– Вы имеете в виду, что не уверены в своей лояльности? – уточнил Пол.
– Не знаю, что я имею в виду, – вздохнул Алексей Прутков. – Я слышу рассказы о людях, ждущих, что им на головы свалится бомба. Люди в Америке и Западной Европе живут, слушают музыку и ждут, что на них сбросят бомбу. А кто собирается ее сбросить? Вот что мне хотелось бы знать.
– Мы все хотели бы это знать, – сказала Белинда.
– Виновато государство, – заключил Алексей Прутков. – Именно оно хочет уничтожить все живое только для того, чтобы доказать, что оно самое сильное.
– Ерунда, – сказал Пол. – Кстати, вам вообще не стоит вести такие разговоры. Во всяком случае, здесь, в России.
– Россия или Америка, – вздохнул Пол. – Какая разница? Все равно – государство. А нам ничего не остается, только собраться вместе и просто жить, не думая о завтрашнем дне.
– Вы можете это сделать здесь? – поинтересовалась Белинда.
– А почему бы не попробовать? – улыбнулся Алексей. – Жизнь – важная и интересная штука. Вино, женщины, музыка, другие удовольствия… Нельзя терять ни минуты. Пока еще есть время, надо брать от жизни все.
Глава 10
Обстановка стала непринужденной и вполне дружелюбной. Вначале незнакомые и похожие друг на друга лица молодых ленинградцев теперь обрели индивидуальность и даже имена. Владимир, Сергей, Борис, Павел… В воздухе плавал сизый дым, все ели борщ и селедку. Время пьяного разгула миновало, наступил час поэзии и серьезных разговоров.
Сергей, студент одного из ленинградских технических вузов, с чувством читал Белинде лирическое и очень грустное стихотворение Пушкина:
Я вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем…
Алексей Прутков добросовестно выполнял функции переводчика.
– Я любил тебя, – говорил он, – возможно, это чувство еще не совсем умерло в моем сердце, сечешь? Но пусть это тебе не доставляет больше никаких неприятностей. Я не хочу, чтобы ты о чем-то тревожилась. Я любил тебя тихо и без всякой надежды, иногда умирал от счастья, иногда от ревности. Я любил тебя так искренне, так нежно, врубаешься? Пусть Бог пошлет тебе еще такую любовь.
…Как дай вам Бог любимой быть другим.
Глаза Пола наполнились слезами. Федор плакал навзрыд. Рядом стоял официант с еще неоткрытыми бутылками. Его физиономия тоже выражала неизбывную грусть. Только на Белинду поэзия не произвела никакого впечатления.
– Любовь, – фыркнула она. – То, что люди называют любовью, означает все брать и ничего не давать взамен.
– Надеюсь, ко мне это не относится, дорогая? – улыбнулся Пол и сделал попытку обнять жену, но та вывернулась из нежных объятий. Она явно была раздражена и настроена только на язвительные колкости.
– К тому же у меня больше нет нормальных сигарет. Осталась только русская картонная мерзость. – Она надула свои хорошенькие губки. – Между прочим, я отдала все свои хорошие американские сигареты вам. – Она обвинительным жестом указала на Алексея Пруткова. Подумав, она сильно ткнула локтем в бок Пола: – Отправляйся и найди где-нибудь хороших сигарет.
Полу стало совершенно очевидно, что ее пора Уводить из ресторана. Причем чем быстрее он сумеет доставить ее до гостиницы и уложить в постель, тем лучше. Он улыбнулся и проворковал:
– Пора в отель, дорогая. Нам следует хорошо отдохнуть.
– Я никуда не пойду, – отмахнулась она. – Остаюсь. Я тоже имею право отдыхать, не только ты.
Сергей начал было снова читать Пушкина. На этот раз аудитории предлагался длинный монолог из «Бориса Годунова». Но Белинда его перебила:
– Если это снова про любовь, то я не хочу слушать. Лучше спросите его, – она указала на Пола, – знает ли он, как надо любить женщину…
– Достаточно, дорогая, – вмешался Пол.
– И правда, достаточно, – неожиданно согласилась Белинда. – Я пришла сюда хорошо провести время, а не стихи слушать. Сбросьте-ка все с того стола. Я покажу вам стриптиз.
– Белинда, – повысил голос Пол, – мы уходим.