Федеральная дневная школа в Спенс-Бей выглядит чужеродной среди промороженных скал арктического побережья. Она неуклюже прилепилась к скалам в двухстах милях севернее Полярного круга; здесь начинается другой мир, другое время.
Вечером в пятницу, 15 апреля 1966 года, яркие флуоресцентные лампы залили светом странное людское сборище в самой большой из классных комнат. Прямо под эмалированной табличкой, на которой в цвете изображены символы государственности и правосудия, за учительским столом восседал утомленного вида пожилой человек, облаченный в великолепную судейскую мантию. Напротив него с послушанием, пародирующим внимательность и почтение детей, сидело больше полусотни мужчин и женщин, узурпировавших в неурочный час парты и складные стулья. Люди стояли даже вдоль стен и сидели на полу.
В передних рядах выделялись несколько полицейских в парадных красных мундирах, четыре юриста в черных мантиях, трое или четверо безупречно одетых психиатров и врачей, несколько репортеров и группка государственных служащих министерства по делам индейцев и Севера — этой расцветающей колониальной империи. А мы в Спенс-Бей были пришельцами — нас привезли сюда самолетом с Ньюфаундленда и из Эдмонтона, чтобы мы засвидетельствовали, что правосудие в этом далеком уголке страны воистину свершилось.
А у задней стенки комнаты безмолвно сгрудились другие — люди, кому по праву принадлежала эта земля. Одетые в изукрашенные кухлянки, яркие свитера и платья веселых расцветок, они выглядели уныло. На вторгнувшихся к ним чужаков не смотрели. Они не смотрели даже друг на друга. Им было велено прийти, чтобы они знали, как осудят двух юношей их племени, которые нарушили наш закон.
Суд Северо-Западных территорий начал свою работу.
«Шуюк И5-833 и Айяут И5-22, оба из Левек-Харбор, совместно обвиняются в том, что они 15 июля или около этого дня в Левек-Харборе или окрестностях этого поселка незаконно совершили преднамеренное убийство Сузи И5-20…»
Репортер шепотом спросил у сидящего с ним рядом правительственного чиновника: «Что здесь происходит? Разве вы присваиваете обвиняемым тюремные номера прежде, чем докажете их виновность?»
«Конечно же нет. У каждого эскимоса есть номер. Так их легче различать».
Сузи И5-20 была мертва. Ее племянник Шуюк И5-833 и Айяут И5-22, который был сыном этой женщины, навсегда так и оставшейся для всех нас неизвестной, стояли перед судьей, пока секретарь суда зачитывал обвинение. По их лицам трудно было понять, понимают ли они происходящее, даже после того, как обвинение было переведено на эскимосский язык судебным переводчиком — белым, женившимся на эскимоске и прожившим большую часть жизни среди эскимосов. Всем присутствующим было совершенно ясно, что печальный и мрачный ритуал, свершавшийся вокруг двух обвиняемых, недоступен их пониманию. Так они и стояли перед судьей, съежившись и уйдя в себя, двое небольшого роста юношей с гладкими лицами. Они, как и весь их народ, были похожи на детей, но этих детей давно изгнали из мира, где принято считать, что о детях надо заботиться.
Слушание дела началось в девять часов утра на следующий день, а к одиннадцати вечера уже вынесли приговор. За эти часы мы, посторонние, смогли усвоить только общий характер событий, приведших к смерти одной женщины… Мы услышали крошечный фрагмент последней главы длинной мрачной одиссеи повествующей о пути, приведшем к гибели целый народ.
Поздним летом 1913 года Компания Гудзонова залива основала свою самую северную факторию на мысе Дорсет — крайней юго-западной оконечности Баффиновой Земли. Обитавшие в тех суровых краях эскимосы были искусными охотниками на оленей, и эта охота на протяжении многих поколений поддерживала их существование, придавала им уверенность в себе. Но не успело закончиться второе десятилетие века, как они превратились в охотников за пушниной на продажу. Вся их жизнь круто изменилась. Вместо традиционных каяков появились большие лодки с моторами, завезенные из Шотландии; на них эскимосы совершали походы вдоль берегов острова. Вместо луков и острог они применяли в охоте дорогие многозарядные винтовки. Их семьи питались уже не мясом, а консервированной ветчиной, кулинарным жиром и лепешками из привозной муки. Их летние палатки, которые теперь были покрыты не шкурами, а брезентом, наполняла разнообразная продукция цивилизованного мира — от граммофонов до одежды из ярких хлопчатобумажных тканей.
Так обстояли дела, когда весной 1926 года в семье молодого человека по имени Китсуалик родилась дочь. Она родилась прекрасным здоровым младенцем, и назвать ее должны были бы, по древним обычаям, именем одного из ее предков. Однако христианская церковь ненамного отстала от скупщиков меха, основав в Кейп-Дорсет миссию, и англиканские миссионеры окрестили девочку Сюзанной. Родители не могли выговорить это имя и поэтому звали ее Сузи.
Детские годы Сузи пришлись на время расцвета торговли пушниной. По всем арктическим островам и побережью материка — от Гудзонова залива до Берингова моря — как грибы вырастали фактории. Именно тогда большинство эскимосских племен, кроме самых отдаленных, превратились из охотников ради пропитания в ловцов лис и песцов, именно тогда насильственно расторгли их издревле закрепившуюся связь с землей и морем, которые питали эскимосов с незапамятных времен.
И вдруг в 1930 году, когда на юг страны обрушилась великая депрессия, рог изобилия, из которого безостановочно сыпались на земли эскимосов все новые и новые фактории, иссяк. Цена за хорошую шкуру песца резко упала — со ста долларов до пяти и Даже меньше, а это равнялось, если пересчитать на реальную Цену товаров, которые эскимос мог получить на эти деньги, примерно пятидесяти центам. Большинство мелких факторий закрылось, а вслед за отъездом их владельцев с берегов Арктики наступил голод.
В 1931 и 1932 годах почти три четверти родившихся в Кейп-Дорсет детей умерли от недоедания и сопровождающих его болезней на первом году жизни. Сузи тоже видела, как мать завернула иссохшее тельце ее братика в кусок материи и положила в нишу, выдолбленную в стене иглу, чтобы до него не добрались собаки. Так до весны он и оставался с ними в доме, пока земля не оттаяла и они смогли его похоронить.
Именно во время этого кризиса Компания Гудзонова залива, рассчитывая на улучшение конъюнктуры после депрессии, вышла с предложением к правительству Канады. США, Дания и другие страны оспаривали право Канады на обладание огромным архипелагом Королевы Елизаветы, расположенным в высоких широтах [2]. И Компания предложила усилить право владения Канады этими бескрайними необитаемыми землями, заселив их эскимосами, которые «терпят лишения, вызванные текущими экономическими затруднениями». Компания вызвалась провести всю операцию по колонизации, и правительство приняло предложение с условием, что Компания возьмет на себя всю ответственность за благосостояние переселенцев и не будет препятствовать их желанию вернуться на прежние места, если новый дом им почему-либо не понравится.
Осенью 1933 года управляющему факторией в Кейп-Дорсет, Пангниртунг на западном и Понд-Инлет — на северном побережье Баффиновой Земли было приказано начать вербовку колонистов. Задача непростая — традиции, навыки и склад души крепко привязывали людей к земле своих предков. Они не желали покидать ее, и, пока управляющий факторией в Кейп-Дорсет не обратился за помощью к Кававу — бывшему шаману на службе у Компании, никого не удавалось завербовать.
Вслед за управляющим Кававу принялся расхваливать новое место, где не переводилась дичь. Особенно он напирал на обещание Компании бесплатно предоставить новое охотничье снаряжение и снабдить поселенцев богатыми запасами продовольствия; он также подтвердил заверения управляющего, что все, кому не понравится на новом месте, смогут беспрепятственно вернуться домой. Отчаянно суровая зима и прочно поселившийся в каждом иглу голод придали такой вес словам Кававу, что его племянник Китсуалик и несколько других мужчин хотя и с неохотой, но согласились поехать.
Когда грузовой пароход Компании «Наскопия» вышел из Кейп-Дорсет 14 августа 1934 года, он нес на своем борту шесть семей — двадцать два человека, включая мужчин, женщин и детей, вместе с их пожитками и собаками. Среди тех, кто, стоя у поручней, наблюдал, как уплывают вдаль низкие холмы Кейп-Дорсета, была и восьмилетняя Сузи.
В Пангниртунге к переселенцам присоединились еще две семьи, а в Понд-Инлет — еще четыре. Затем «Наскопия» через пролив Ланкастер повернула на север, к неприветливым берегам острова Девон. 23 августа она бросила якорь в «порту назначения» — Дандас-Харбор.
Колонисты увидели вокруг себя отвесно вздымающиеся стены фьорда, а с гор, высотой шесть тысяч футов, спускался огромный ледник, и лишь у подножия этих одетых льдами гор вилась узкая ленточка голых скал, свободных ото льда. Это был край, подходящий для титанов, но не для простых смертных.
Хотя люди в этих местах поселялись на короткое время, эскимосы здесь никогда не жили. В 1934 году федеральное правительство, чтобы держать под контролем вход в пролив Ланкастер, устроило в Дандас-Харбор пост канадской полиции — это была часть плана распространения прав Канады на арктические острова высоких широт. Некоторое время канадский флаг трепали резкие ветры, слетающие с ледника, но вскоре пост пришлось оставить, потому что движение ледников с гор и жуткие льды в проливе так ограничили мобильность полицейских, что те не могли ни патрулировать окрестности, ни даже охотиться на тюленей, чтобы прокормить своих собак.
Новопоселенцам из Кейп-Дорсет эти неприютные места были совершенно чужды. Они привыкли к открытым просторам тундры, а не к покрытым вечными льдами горам. На узкой полоске свободного ото льда побережья не было оленей, и обитало всего несколько песцов и других мелких животных. И так как эскимосы были народом, чей мир населен не только зримыми существами, но и незримыми духами, то необъяснимая угроза, исходящая от нависших скал, наполняла их сердца смутным предчувствием несчастья.
Не прошло и двух месяцев, а все люди, привезенные из Кейп-Дорсет, уже стремились вернуться обратно на родину. А когда назначенный их опекуном служащий Компании, поселившийся в удобном домике пограничного поста, заявил, что до будущего лета, когда придет пароход, ничего сделать нельзя, Китсуалик и еще трое эскимосов запрягли собак и отправились с семьями на запад, надеясь, что лед будет достаточно устойчив и они смогут достичь северного побережья Баффиновой Земли по ту сторону пролива.
Но их надежда не сбылась. За пять дней мучительного путешествия по неверному, все время подвигающемуся льду им удалось преодолеть только сорок миль и у входа в залив Крокера пришлось высадиться на берег. Но идти по берегу на запад мешали ледники, сползающие здесь в море. Принужденные вернуться в залив Крокера, который был только чуть большей по размеру тюрьмой, чем Дандас-Харбор, они там зазимовали и перенесли лишения более жестокие, чем за все время жизни в Кейп-Дорсет. Выжить удалось только благодаря унизительному визиту Китсуалика в Дандас-Харбор к раздраженно выбранившему его белому опекуну, у которого удалось выпросить немного еды.
В конце лета 1935 года все поселенцы собрались в Дандас-Харбор, полные решимости уехать на «Наскопии» домой. Но когда наконец пароход пришел, он бросил якорь на дальнем рейде, выгрузил немного припасов… и отплыл, не взяв никого на борт. Людям объявили, что заберут всех на будущий год.
Вторая зимовка запомнилась Сузи еще лучше… Пытаясь добыть тюленей на предательски неустойчивом льду залива в один из лишенных света дней января, Китсуалик едва не расстался с жизнью, когда его на внезапно оторвавшейся от берегового припая льдине унесло в море. Почти неделю без крошки во рту тщетно стараясь укрыться от пронизывающего холодного ветра за вздыбившимися кусками льдин, один на плавучем ледяном островке нескольких ярдов в поперечнике, он дрейфовал в восточном направлении, пока не удалось наконец выкарабкаться на земную твердь. Китсуалик отпустил собак и бросил нарты, поэтому ему пришлось затратить на дорогу до залива Крокера еще около недели. Жена и дети уже отчаялись увидеть его снова, считали пропавшим и не надеялись дожить до лета.
Выбор Дандас-Харбор в качестве места для эскимосского поселения может показаться случайным, досадным недоразумением, но это не так. Выбор был сделан преднамеренно и должен был оправдать перемещение эскимосов на новые места с целью укрепления канадского влияния в Арктике, послужить созданию показательного прецедента переселения эскимосов в районы, где они могут способствовать развитию мехового промысла.
Полуостров Бутия и остров Сомерсет, разделенные только узким проливом Белло, выдаются гигантским пальцеобразным выступом на север от арктической оконечности материка. В начале 30-х годов этот район почти целиком принадлежал нетчинглингмиут — Тюленьим людям: еще ни одному мехоторговцу не удавалось основать среди них постоянную факторию. В 1926 году Компания Гудзонова залива также попыталась сделать это в западной части населенного ими края, но она не смогла преодолеть молчаливого сопротивления ни забитых льдами мелких заливов, ни самих нетчинглингмиут. Это был суровый и щепетильный народ, отдававший настолько решительное предпочтение прежнему образу жизни, что пришельцы, принесшие с собой перемены, начинали ощущать себя среди них явно лишними.
В 1932 году Компания решила предпринять новое наступление на это последнее пристанище эскимосов — на сей раз с востока, через пролив Ланкастер и узкий пролив Принс-Риджент, сделав заключение, что вернее всего удастся победить неукротимых Тюленьих людей, «подсадив» к ним уже «одомашненных» эскимосов. Именно для этой роли и избрали двенадцать семей с Баффиновой Земли, высадив их в Дандас-Харборе. Осенью 1935 года Компания доложила правительству, что Дандас-Харбор вопреки ожиданиям оказался непригодным в качестве места поселения, и испросила разрешения перевезти людей на более подходящее место. Разрешение было быстро получено.
Поздним августовским утром 1936 года звучный гудок с «Наскопии», отразившись от скал Дандас-Харбор, снова разогнал тишину. К тому времени, когда судно бросило якорь в заливе, все население маленькой колонии было готово подняться на борт, и на сей раз им это позволили. Одна из сестер Сузи так вспоминала свои переживания в тот день: «Все думали, что едут домой. Плохие времена кончились. Скоро увидим всех, кого мы покинули. Отец говорил, что мы никогда больше из Кейп-Дорсета не уедем».
Отплыв из залива, «Наскопия» отправилась на запад, но не в Кейп-Дорсет, а в необитаемую Элизабет-Харбор, что на южном побережье полуострова Бутия. В трюмах она несла детали для сборных домов и припасы для новой фактории, но если кто-то из находящихся на борту эскимосов с Баффиновой Земли и знал о ее назначении, то никто не подозревал, что именно на их долю выпала задача обеспечить преуспевание фактории.
Углубившись немного в воды пролива Принс-Риджент, старая посудина натолкнулась на плотные льды — настолько плотные, что через три дня напряженных попыток преодолеть их вынуждена была остановиться. Капитан решил повернуть назад, и через два дня «Наскопия» бросила якорь у небольшого эскимосского поселения в Арктик-Бей на северной оконечности Баффиновой Земли. Было принято поспешное решение: выгрузить на берег припасы для новой фактории вместе с поселенцами и подобрать их следующим летом, чтобы вновь попытаться пробиться к побережью Бутии.
Люди из Пангниртанга, до прискорбия хорошо познакомившиеся с обычаями белых за сто лет контактов с китобоями, заходившими в море Баффина залив, казалось, заподозрили неладное и наотрез отказались покидать судно. Они заявили, что поедут домой, и никуда больше. Люди из Понд-Инлет, чей дом находился в полутораста милях от Арктик-Бей — туда можно было добраться на собачьей упряжке, — придерживались иного мнения.
Китсуалик еще с одним или двумя мужчинами из Кейп-Дорсет присоединился вначале к выходцам из Пангниртунга, но на судне был сильный отряд полицейских, и Кававу принялся убеждать, что их силой ссадят на берег, если они не согласятся сойти добровольно. Потом к ним пришел белый человек и объяснил, что в этот сезон «Наскопия» уже не успеет вернуться в Кейп-Дорсет, но, если никто не переменит своего решения к началу следующего лета, их отвезут домой. После этих уговоров группа из Кейп-Дорсет неохотно согласилась сойти на берег вместе с семьями из Понд-Инлет. Люди из Пангниртунга остались тверды в своем решении, а когда стало ясно, что их удастся ссадить только силой, служащие Компании отступили. Через несколько дней непокорные упрямцы сошли на берег в виду родных гор.