— Бейлисс, — со счастливым, сияющим лицом распорядилась миссис Крокер, — пусть мне немедля подадут машину!
— Слушаюсь, мадам.
— Мистер Джеймс уже встал?
— По-моему, нет, мадам.
Миссис Крокер поднялась к себе. Не находись поблизости Бейлисс, она, возможно, пропела бы куплетик-другой. Ее благожелательность простиралась даже на пасынка, хотя намерений отчитать его, когда изловит, она не переменила. С этим, однако, можно и подождать. Пока что ей хотелось прокатиться по парку.
Через несколько минут после ее ухода на лестнице зашаркали шаги и в холл спустился молодой человек. Бейлисс, который только что позвонил в гараж насчет лимузина для хозяйки и собирался исчезнуть в недрах дома, повернулся и на лице у него заиграла искренняя улыбка.
— Доброе утро, мистер Джеймс! — сказал он.
ГЛАВА IV
Крокер-младший был молод, высок, красиво сложен. Лицо… ну, лицо, наверное, попозже станет красивым. Пока его портила мертвенная бледность, а круги под глазами намекали, что спал он плохо и сейчас его подташнивает. Остановившись у подножья лестницы, Джимми зевнул во весь рот.
— Бейлисс, — поинтересовался он, — а чего это вы выкрасились в желтое?
— Нет, сэр, я не красился.
— Да? Странно… Тогда почему лицо у вас ярко-желтое, а все остальное мелко вибрирует? Бейлисс, не смешивайте вина, вот вам дружеский совет. Есть кто в гостиной?
— Нет, мистер Джеймс.
— Тише, Бейлисс! Я нездоров. Слабость какая-то во всем теле. Проводите-ка меня в гостиную и бережно уложите на диванчик. Выпадают моменты… Истинная пытка, я вам скажу.
Солнце уже вовсю било в окна гостиной. Бейлисс опустил жалюзи, а Джимми, свалившись на диван, прикрыл глаза.
— Бейлисс…
— Да, сэр?
— Сдается мне, я сейчас вырублюсь.
— Принести завтрак, мистер Джеймс? Джимми содрогнулся.
— Бейлисс, только не надо острить! Постарайтесь отвыкнуть от этой манеры, не острите в печальные минуты. Вы очень остроумны, спору нет, но такт куда более ценен, чем юмор. Может, вы воображаете, что я забыл то утро, когда вы подкрались к моей постели и сунули ломоть ветчины? Нет! Есть я не желаю и не пожелаю никогда. Можете притащить бренди с содовой. Ма-а-аленькую порцию. Тазик-другой, и хорош.
— Слушаюсь, мистер Джеймс.
— А теперь оставьте меня, я хочу побыть один. Надо проверить, жив ли я еще. Это трудно.
Когда дворецкий ушел, Джимми взбил подушки, опять прикрыл глаза и на некоторое время отключился. Насколько позволяла жесточайшая головная боль, он пытался припомнить самые живописные моменты вчерашнего вечера, но воспоминания никак не отливались в четкие формы. Какие-то текучие, бесформенные наплывы, утомительные для человека, домогающегося твердых фактов.
Представлялось странным, что в лабиринтах сознания плавают призрачные картинки — скандал, потасовка, драка… мельтешат, настойчиво повторяясь, но где-то вдалеке, не давая себя разглядеть. Такая нелепость действовала на нервы. Либо человек порадовал себя дракой, либо нет. Третьего не дано. Неточность тут просто смехотворна. Однако, как он ни старался, уверенность не приходила. Вот — он достигал грани достоверности, но тут же невидимый субъект злобно вонзал раскаленный штопор ему в макушку, принимался ввинчивать его, и течение мыслей обрывалось. Джимми все еще плавал и гадал, когда вернулся Бейлисс, неся на подносе целительный напиток.
— Поставить рядом с вами, сэр?
— Беспременно. — Джимми приподнял одно веко. — Не слабое словечко, а, Бейлисс, для похмельного утра? Попробуйте выговорить в следующий раз. А кто впустил меня утром?
— Впустил, сэр?
— Именно. Меня тут не было, а теперь — вот он, я, лежу в гостиной. Стало быть, я должен был пройти через парадную дверь. Логично?
— Думаю, мистер Джеймс, вы сами себя и впустили. У вас есть ключ.
— Значит, я был в состоянии кристальной трезвости. Однако, если так, отчего я не могу вспомнить, укокошил я кого или нет? Трезвый человек не забудет такого события. А? Бейлисс, вам случалось убивать?
— Нет, сэр.
— Но если бы вы убили, вы бы это помнили на следующее утро?
— Полагаю, что да, мистер Джеймс.
— Чушь какая-то! Никак не могу отделаться от впечатления, будто в какой-то момент моих исследований ночной жизни Лондона я набросился на джентльмена, с которым меня даже не знакомили, и его изувечил.
Бейлиссу показалось, что пришла пора поведать Джеймсу новость, которая, как он думал раньше, ему и так известна. Он оглядел молодого хозяина с мрачным сочувствием, не в силах разобрать как всегда, говорит тот всерьез или шутит. В данном случае, похоже, тот говорил всерьез, искренне пытаясь припомнить эпизод, отчет о котором вся прислуга смаковала с того момента, как получили утреннюю газету, на которую подписались сообща.
— Мистер Джеймс, вы это всерьез? — на всякий случай уточнил он.
— То есть как?
— Вы и вправду позабыли, что подрались в клубе «Шесть Сотен»?
Джимми рывком сел, поедая глазами этого всеведущего человека. Рывок вновь вызвал такую боль, словно голову сверлят раскаленным штопором, и он со стоном рухнул.
— Д-да? Откуда вам известно? Откуда вы знаете, если я сам ничего не могу вспомнить? Виноват, ведь я — не вы.
— В сегодняшней «Дейли Сан», мистер Джеймс, помещен подробный отчет.
— Отчет? В «Сан»?
— На полстраницы, сэр. Если желаете, принесу газету. Она у меня в буфетной.
— Неплохо бы. Смотайтесь быстренько туда-назад. Не мешает взглянуть.
Бейлисс удалился и почти тотчас вернулся с газетой. Джеймс взял ее, взглянул мутным глазом и тут же сунул дворецкому.
— Переоценил свои возможности. У вас, Бейлисс, есть неотложные дела?
— Нет, сэр.
— Тогда почитайте мне отрывочек, самый интересный.
— Слушаюсь, cap.
— И вам полезно попрактиковаться. Я-то навеки останусь инвалидом, значит, придется сидеть у моего ложа и читать вслух. Между прочим, газета сообщает, кто был мой противник? Кого это я отправил в нокаут?
— Лорда Перси Уиппла.
— Какого лорда?
— Уиппла.
— В жизни не слыхал.
Джеймс устроился поудобнее и, позевывая, приготовился слушать.
ГЛАВА V
Из недр карманов Бейлисс извлек очешник, открыл его, вынул очки в золотой оправе, снова нырнул в джунгли, вытащил носовой платок, протер очки, водрузил их на нос и, захлопнув очешник, спрятал туда, откуда доставал. Потом он убрал платок и только тогда взялся за газету.
— Бейлисс, что за колебания? Откуда такая уклончивость? — Джимми по-прежнему лежал с закрытыми глазами. — Смелее, смелее!
— Я, сэр, очки надевал.
— Все готово?
— Да, сэр. Заголовок читать?
— Читайте все подряд. Дворецкий прочистил горло.
— О, Господи, Бейлисс! — простонал Джимми. — Не булькайте! Имейте же сердце! Ну, ну!
Бейлисс начал.
«ПОБОИЩЕ В МОДНОМ НОЧНОМ КЛУБЕ!»
«ДРАКА БЛАГОРОДНЫХ ОТПРЫСКОВ!»
Заинтригованный Джимми чуть приоткрыл глаз.
— Благородный отпрыск — это я?
— Так, сэр, в газете написано.
— Век живи, век учись.
Дворецкий принялся было прочищать горло, но спохватился.
«СЕНСАЦИОННЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАТЧ
СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ ПЕРСИ (Англия)
против
ЦИКЛОНА ДЖИММИ (Америка)
Подробный репортаж нашего эксперта»
Джимми привстал.
— Бейлисс, опять это ваше извращенное чувство юмора! Не может быть, чтоб так напечатали в газете.
— Напечатали, сэр. Очень крупные заголовки. Джимми застонал.
— Еще дам совет, Бейлисс. Пригодится, когда вырастете. Никогда не таскайтесь по Лондону с газетчиками. Я вспомнил. По доброте сердечной я пригласил вчера Билли Блейка из «Сан» поужинать в «Шесть Сотен». И вот она, благодарность. Наверное, считает, что все это очень смешно. Репортеры, Бейлисс, — подлый народец!
— Продолжать, сэр?
— А как же! Послушаю.
Бейлисс возобновил чтение. Он был из тех, которые — хоть про убийство, хоть про забавнейшее происшествие — читают размеренным, утробным тоном, придающим повествованию оттенок трагедии. В церкви, которую Бейлисс посещал по воскресеньям, числясь одним из влиятельнейших прихожан, детишки бледнели и жались к материнским юбкам, когда он читал отрывки из Священного Писания. Репортаж юного Блейка о вечернем происшествии в клубе «Шесть Сотен» он излагал с мрачным удовлетворением, проскальзывающим явственнее, чем ему хотелось бы. Ему было интересно, и он развернулся вовсю.
«Поздней ночью, когда миллионы наших читателей наслаждались освежающим, бодрящим сном, столь необходимым, чтобы воспринимать «Дейли Сан» за завтраком, в клубе «Шесть Сотен» на Риджент-стрит разыгрался весьма захватывающий матч, незаурядное событие спортивного сезона. В нем, после трех раундов стремительной схватки, Джеймс Б. Крокер, хорошо известный боксер в среднем весе, одержал победу над лордом Перси Уипплом, вторым сыном герцога Дивайзиса, больше известным под прозвищем Гордость Старой Англии. В матче вновь было продемонстрировано превосходство американского стиля над английским. У Перси Сокрушительного большое сердце, но у Циклона Джимми — крепкий кулак.
Непосредственной причиной боя явился спор из-за столика. Каждый гладиатор заявлял, что сделал заказ заранее, по телефону».
— Что-то такое забрезжило… — раздумчиво вставил Джимми. — Этот белобрысый пытался отбить у меня заказанный столик. Нежные увещевания пропали впустую, и я двинул ему в челюсть. Может, не вполне в себе был. Припоминается дружеская встреча раньше, в «Эмпайре». Наверное, потерял самоконтроль.
«Одно словцо повело к другому, а то, в свою очередь — к дальнейшим. Циклон Джимми нанес Сокрушительному Перси удар в нос, или, как выражались наши вульгарные предки, в сопатку. Гонг!
РАУНД ПЕРВЫЙ
Оба соперника выбежали на ринг свеженькие, полные пыла, хотя, может, освежились больше, чем надо. Сокрушительный Перси испробовал свинг справа, но угодил в официанта. Циклон Джимми ответил быстрой серией ударов, проделав ощутимую прореху в окружающей атмосфере. Оба боксера кружили, примеряясь, но им мешал на этой стадии фактор, неосознаваемый обоими, а именно — спорный столик. Сообразительный Перси устранил преграду, последовала стычка на нейтральной территории. Перси уложил противника дважды; во второй раз тому не удалось подняться на счет «десять». Раунд с небольшим перевесом остался за Сокрушительным.
РАУНД ВТОРОЙ
Мощным броском ринулся из своего угла Циклон и угодил по манишке Сокрушительного. Последовал прямой удар в подбородок. Перси здорово качнуло и он сшиб бутылку шампанского с соседнего столика. В ожесточенном бою оба дрались эффектно. Циклон уложил соперника трижды. Раунд остался за Циклоном.
РАУНД ТРЕТИЙ
Перси встал из своего угла какой-то, скажем так, вялый. В сражение вступил Циклон, боевито молотя обеими руками. Сокрушительный захватил его в клинч, но Циклон оторвался и, соизмерив дистанцию, нанес прямой удар кулаком от пола. Перси упал и отключился окончательно.
В интервью нашему корреспонденту Циклон разоткровенничался. «Лично у меня, — поведал он, — исход боя не вызывал сомнений. Однако вначале мне мешало впечатление, будто я боксирую с тремя близнецами, и я упустил несколько возможностей нанести решающий удар, отвлекшись на двух крайних. Лишь во втором раунде я сконцентрировал усилия на том, кто посередке, и тогда матч быстро подошел к концу. Нет, стать профессиональным боксером у меня намерений нет. Награды очень соблазнительны, но слишком уж бокс похож на работу».
Бейлисс умолк. Наступила тишина.
— Все?
— Да, сэр.
— И этого хватит…
— Истинная правда, сэр.
— Знаете, Бейлисс, — задумчиво сказал Джимми, перекатываясь на бок, — насколько же все-таки любопытна и даже странна жизнь. Никогда не ведаешь, что тебя подкарауливает за углом. Начинаешь день с самыми благими намерениями, но еще до наступления ночи все катится кувырком. Все намерения рассыпаются прахом. Почему это так, Бейлисс?
— Не могу сказать, сэр.
— Взгляните хоть на меня. Вышел я провести вечерок, никому не желая вреда, а вернулся весь в голубой крови. А теперь — самое тяжкое. Как вы думаете, моя высокочтимая мачеха прочитала спортивную хронику?
— По-моему, нет, мистер Джеймс.
— На чем основаны эти утешительные слова?
— Миссис Крокер, сэр, полупенсовых газет не читает.
— И то правда. Забыл совсем. Однако, с другой стороны, велика вероятность, что она узнает об этом маленьком инциденте из других источников. По-моему, простейшее благоразумие подсказывает, что не стоит болтаться у нее на глазах, если я не хочу, чтоб меня подвергли допросу. Отвечать сегодня я не в состоянии. У меня голова раскалывается. Боль начинается в пятках и чем выше, тем хуже… А где, кстати, мачеха?
— Миссис Крокер у себя в комнате, сэр. Она заказала машину, та прибудет с минуты на минуту. По-моему, миссис Крокер собирается до ленча покататься в парке.
— А на ленч она куда-то едет?
— Да, сэр.
— Значит, последуем превосходнейшей тактике разумной песчанки. Вы про нее, несомненно, знаете? Едва заслышав гон охотничьих собак, она закапывается в грязь хвостом кверху и остается в такой позиции, пока не минует опасность. Спросят, где я — раздуйте грудь, отвечайте честно и мужественно, что я ушел, а куда — неизвестно. Могу я, Бейлисс, рассчитывать на благожелательный нейтралитет?
— Конечно, мистер Джеймс.
— Ладно, пойду пересижу пока у отца в кабинете. Недурное укрытие.
С охами и стонами Джимми поднялся с диванчика, поморгал и устремился в берлогу, где его отец в глубоком мягком кресле покойно покуривал трубочку, читая разделы газеты, не повествующие о крикете.
Берлогой назывался небольшой кабинет на задворках дома, совсем не шикарный. Выходил он окнами на пустынную дорожку, но Крокер любил его больше всего в огромном особняке, где некогда звенело эхо аристократических шагов. Тут, как однажды заметил он сыну, человек может передвигаться свободно, не рискуя споткнуться о герцогиню или напороться на графа. Тут, в мирной заводи, можно выкурить трубку, забросить ноги на стол, снять пиджак — словом, купаться в свободе и счастье, которые дарует Конституция любому свободнорожденному американцу. Сюда никто не заходил, кроме него самого да еще Джимми.
Когда вошел сын, Крокер от газеты не оторвался и бормотнул что-то сквозь дым, не поднимая глаз. Джимми уселся в соседнее кресло и тоже молча закурил. Неписанным законом берлоги было утешительное молчание. Прошло целых четверть часа, прежде чем Крокер-старший наконец поднял глаза из-за газеты.
— Слушай-ка, Джимми, хотел с тобой поговорить.
— Валяй! Слушаю в оба уха!
— Серьезно…
— Приступай, не упуская, однако, из виду, что перед тобой инвалид. Вчера, папа, выдалась ночка на болотах…
— Я насчет твоей мачехи. За завтраком она говорила о тебе. Вначале оскорблялась, что ты угощал в «Карлтоне» Спайка Диллона. Не води ты его туда, Джимми! Это ее задело. Она была там со всякой знатью, а пришлось слушать, как Спайк разглагольствует о боксе.
— Чего они взбеленились? Боксер он — высший класс.
— В общем, она грозилась, что побеседует с тобой. Решил тебя предупредить.
— Спасибо, пап. Все?
— Все.
— Только про это хотела говорить? Ни про что больше?
— Вроде ничего не сказала.
— Значит, не читала, слава тебе, Господи!
Ноги несчастного отца, грохнув, слетели с каминной решетки.
— Джимми, тел что, опять ад на рога поставил?
— Ну что ты, пап! Ничего серьезного. Забавы резвого аристократа. Так и полагается в моем положении.
— Джимми, пора тебе завязывать. Честно, пора. Не о себе пекусь. Мне-то как раз по нутру, если ты развлекаешься. А вот мачеха твоя говорит, что из-за твоего шалопайства может застопориться дело с этими, наверху. Богу известно, мне-то все равно, а вот ей… Сейчас объясню. До сегодняшнего утра я сам — ни сном ни духом. А тут она и бухни. Я часто гадал, с какой такой стати все заварилось — и эта здешняя жизнь, и погоня за знатью. Никак не мог понять. А теперь выяснилось. Джимми, она от них добивается, чтобы меня произвели в пэры.
— Да ты что!
— Честное слово!
— Папаш, это ж классно! Комедия высшей пробы! Пэр! Господи! Если дельце выгорит, кем же стану я? Титулы у них такие запутанные. Конечно, придется сменить имя… скажем, буду почтенный Ролло Чолмли или там достопочтенный Обри Мейджорбенкс. Желательно бы узнать, какое именно? Хочу приготовиться к худшему.