Генерал взвился:
-Да ты че, в натуре, мне, генералу не веришь?!
-Не верю.
Охреневший от дерзости опера генерал нажал кнопку и продиктовал появившемуся в кабинете секретарю требуемое письмо. Затем подышав на принесенную секретарем печать перегаром и поморщившись чему-то своему, шлепнул ее по бланку с заветными словами.
-Держи опер и помни наш уговор - к утру космонавт должен быть погружен в военный самолет номер борта 748 и отправлен самой быстрой скоростью в Москву.
-Бу сделано, Иван Кириллович...
-Да, самое главное чуть не позабыл. Что ты там болтал насчет живого, или мертвого? Наслышан я, наслышан об твоем умении искать пропажу, но заруби на своем носу - мне труп космонавта не нужен. Понял! Не нужен! Космонавт должен быть живой! Живехонек!! Выполнять приказ, товарищ майор!!!
Долго еще в ушах у Ленчика рев генеральский стоял, долго. Пока не пришел Леонид Потапов к себе в кабинет, к операм своим, и пока не началась работа.
У гастронома было уже многолюдно. Несчастье сплачивает, общность интересов и общая цель, так ясно и точно выраженная на заборе - «Наша цель коммунизм!», тоже сплачивают. Вот и стояли у гастронома единой толпой, сплоченной до не могу, артист кукольного театра и слесарь домоуправления, фотограф с ателье и грузчик рыбного магазина, грабитель Филя и охранник с завода, преподаватель научного коммунизма и строитель в спецовке, домохозяйка с синяком и учащийся ПТУ, студент кооперативного техникума и лейтенант внутренней службы, доцент и сварщик, уборщица и... Кого только не было в этот проклятый час, кто только не стоял в тесной толпе, кто только не дышал перегаром и не страдал головной болью по всей огромной стране, от Чукотки до Прибалтики, от Кушки до полуострова Ямал... Русские и грузины, чукчи и эстонцы, евреи и белорусы, корейцы и караимы, буряты и украинцы, даже стоял в заснеженной Москве один негр, только ни кому не было известно - свой ли негр, жертва империализма и происков ЦРУ, заславших на фестиваль своих шпионов, что б они трахали наших комсомолок... И рожали бы они в муках и на злобу толпе советских людей, черных малышей... Или же соратник по несчастью, в чьей стране также строится светлое будущее, а его прислали набираться опыта, вот он и набирается. Вся страна, в едином порыве, все как один, как в тяжкую годину, стояла плечом к плечу в толпе у гастронома, с вожделением ожидая желанного часа, когда распахнутся двери и каждый получит по... по... Нет, ни по жопе и ни по способностям, и даже ни по потребностям, не построен еще в отдельно взятой с бою у народа стране коммунизм, а потому приходится довольствоваться другой теорией - по одежке протягивай ножки или каждый пьет на сколько гребет... Кто-то купит одну красненькую, кто-то две, а кто-то и три...А как же исконно народный русский напиток водка? С одиннадцати, с одиннадцати часов, партия спасает народ от алкоголизма. Поэтому и не видно в толпах у гастрономов по всей стране партийного начальства, не стоит оно в очередях с вожделением, а просто опохмеляется в закрытых для народа кабинетах, оторвалось от народа, а ведь еще мудрый и вечно живой Владимир Ильич говаривал после чайка - мол будьте проще и народ к вам потянется, товарищи... И стоял, сжимая двугривенный по старому, двадцать копеек чеканки 1961 года, в потной и горячей руке герой наш не слишком положительный, Юрий Безухов, Юрка-граф, пот струился по лицу и телу, заливая глаза и смачивая грязное нижнее белье, ноги дрожали и подгибались, во рту чувствовался метал и еще какая-то гадость, голова разламывалась, в висках бухало, в ушах визжало, хотелось лечь потным лицом в грязный жесткий снег и умереть. Но Юрий знал - не дадут. Доброхоты вызовут спецмедслужбу и адские мучения будут увеличены до невероятнейших размеров. Холодный душ и тычки в бок от администрации, глупые вопросы врача и смех уже оживших собратьев по несчастью... Уж как-нибудь выстоять и попробовать со своим жалкий потным двугривенным год чеканки 1961, войти в долю и получить четверть стакана мутной, красно-черной жидкости, с мерзейшим запахом, с хрустящим чем-то на зубах, вызывающим стойкий рвотный рефлекс, но если побороть рефлекс и закусить снегом, грязным, провонявшим всеми омскими заводами снегом, и пропихнуть комок вниз, к пустому желудку, ссохшемуся от ненадобности и невостребованности, то где-то через полчаса наступит, нет, не облегчение, тут нужен минимум стакан, да где его взять, а просто немного легче станет дышать, и самое главное - голова станет соображать, где же найти остальное, остальные три четверти стакана, как минимум... Столь нужные для дальнейшего существования... Столь громко и самозвано назвавшееся вином...
«Алжирское» ни разу не видевшее Африки, «Южное» ни разу не видевшее юга, «Рубин» проклятый, не имеющий ни чего общего с рубином, «Дар степей», «Солнцедар», «Волжское», «Аромат степи», «Плодово-ягодное», прозванное в народе «плодово-выгодное» все эти гратиешти, кызылхуны, памиры и цертели... Пойло, метко прозванное в народе тошниловкой, вырви-глазом, бормотухой, чернилами... Господи, взгляни на муки наши тяжкие, за что, за что такие муки, пошли избавление и облегчение, господи, да услышь наконец-то наши мольбы слезные, плач наш всенародный...
-Привет Юрка! Сколько имеешь?
Незнакомое лицо со следами страданий, опухшее, поцарапанное, серо-сизое... Юрий с трудом вынул руку из кармана и показал на распахнутой так беззащитно ладони нагретый двугривенный.
-Не густо, но на безрыбье и повар сгодится. Давай.
Двадцать копеек начали свой тернистый путь, двери распахнулись, толпа ринулась как в семнадцатом, кто-то охнул, какой-то пенсионер осел на снег, на грязный, заплеванный, затоптанный снег, держась за грудь, резко запахло мочой, кто-то хохотнул, кто-то матернулся, вспомнив разом и Брежнева и мать, и свою, и его, и окружающих...
-Че пихаешься, сука!..
-Бля буду, ты. тут не отсвечивал!..
-Осторожнее товарищ, я инвалид...
-Волк тебе блядь товарищ!..
-Дома сиди, раз инвалид!..
Господи, господи, скорей бы... Ноги подгибаются и мелкой дрожью трясутся, вот и рожа эта, лицо незнакомое, но желанное, уже держит в руке, победно, над головой, как знамя, наше знамя, флаг падших и побежденных сильной страной... О, боже! с ним еще четыре, пять да нас двое, колхоз... Юрий горестно склонил голову и начал высчитывать. Арифметика штука тонкая. Посудите сами - семь человек на 0,8 мутной жидкости, на «огнетушитель»... Вроде бы все просто, но...но один внес почти шестьдесят копеек, другой тридцать семь, а Юрий всего двугривенный... Вот и делите, если сможете, если хоть немного соображаете, но к этому еще учтите неспособность к математике расстроенной головы с утра...В связи с подорванным здоровьем и прочими факторами.
Как хорошо пахнет ящиками, в запахе гнили есть что-то романтическое, ностальгическое, Юрий прикрыл глаза, что б не слышать мерзейшие звуки - бульканье, отплевывание, подавленье рвоты и пропихивание, почти ощутимое физически пропихивание в утробу, в желудок, к воспаленной печени, сморщенным кишкам, к почкам...
-Держи, Юрок...
Обоими руками принял Юрий захватанный липкий стакан, граненый, с отколотым краешком... Хорошо пить последнему, пусть обделить могут, но зато ни кто не гонит, не подгоняет, все уже выпили, кто закурил, кто глаза прикрыл, кто кривится, борется, с рефлексом... Оглядел Юрий собутыльников, случайных сотоварищей, помятые все, потрепанные, жизнью побитые, как шубы молью, что же это они с нами делают, братья. Навернулась слеза и побежала по небритой, грязной щеке и упала на загаженный, захарканный, заблеванный снег...Юрий тянул момент, так как желал его и боялся... Невысокий мужичок в смешном вязанном колпаке потрепал по плечу:
-Выпей Юрок, легче будет...Выпей.
Обоими руками сжимал стакан Юрий, поднося к губам и стараясь не вдохнуть мерзейший запах, от которого все внутри переворачивается и выворачивается, выплескивает наружу, всю боль, всю тяжесть души... И залпом, как в холодную воду, как в омут, как в прорубь, как в люк десантного самолета... Ох!.. Сжалось горло, в стакане четверть, но не пускает горло, сжалось, как ребенок от окрика, затаились мужики-сотоварищи, не дышат, важный момент настал, не спугнуть, не повредить... С усилием пропихнул Юрий чуть дальше и провалилось, покатилось холодным комом куда-то вниз, не смачивая еще и не давая эффекта, просто покатилось, упало...
-Снежку, Юрок, снежку хапни!..
Участие тронуло, Юрий слепо нашарил предлагаемое и запихнул в рот. Все... Уже не вырвется, назад пути нет. И тихонько, тихонько затеплело в желудке иссохшем, червячок жизни зашевелился, еще не ожил, но уже и не помирает, и гадость эта, названием «вино», не плещется па внутренностям, не грозится вырваться, не ищет выхода...
-Ты его туда, а оно оттуда!..
-Причастился Юрок!..
-Ну что, полегче стало, жить-то!..
Широко распахнув глаза, сквозь слезы, увидел Юрий грязно-голубое небо с темными низко висящими тучами и редко падающий снег, чуть было холодно и зябко, мокрое белье холодило, потрепанное пальто не грело, дырявые полусапожки с разъехавшимися «молниями» плохо держали тепло, но в остальном все было не так уж плохо... Не вдалеке стоял ярко-покрашенный щит со словами - «СССР оплот счастья и мира всех народов!» Впереди была жизнь...
-Значит так, Гоша, едешь в гостиницу, опрашиваешь всех, кто вчера работал, в том числе и проституток.
-У нас в стране нет проституции, Леонид Иванович.
-Заткнись, когда первый раз поймаешь триппер, тогда и поймешь, есть или нет, да, не забудь - найди ментов, кто там вчера дежурил и тщательно опроси. Все понял?
-Все, я побежал.
-Счастливо. Сергей, ты садись на телефон и все больницы, морги, вытрезвители. И не только установочные данные, но и портрет. Подробнейший. Можешь пугать чем и кем угодно. Вопросы есть?
-Нет. Сесть у соседей? Я побежал...
-Вперед. Ну а ты Вовчик, как самый умный и въедливый, поедешь в кабак и попробуешь нащупать хоть что-то. Я общий контроль и связь. Начали, Вовчик.
Ну а теперь, когда всех разогнал и пристроил, вот теперь и основная работа. Это. Гурову-падле хорошо в кино да в книжке, ну а в жизни все не так. Письмо в райисполком отвез, его зарегистрировали, с этим все в порядке. Дальше, если этот мудак просто замерз где-то или убили его, твари какие-нибудь, то не видать ему квартиры новой, как своих ушей. Значит задача номер один - найти живого космонавта. А космонавта найти не просто. Ну уж в этом деле он целую стаю собак, сожрал, чукче на упряжку хватит... Значит нужно позвонить в центральный вытрезвитель, там у него начальником должник по гроб жизни работает, компромат в надежном месте схован, во век не найти... Ну а потом пусть они там в Москве с моим космонавтом и разбираются, сам назвался груздем, а я че, я ни че, назвался космонавтом и все.
-Привет Миша, это Ленчик.
-Сколько лет, сколько зим! Что это нашего Ленчика не видно, не слышно? Куда пропал, что не заезжаешь?..
-Дела, дела, дела идут -контора пишет... Ты вот что, Мишаня, как только если интересный кадр сегодня иди ночью прибудет, ты мне звякни, я весь день у себя буду.
-Желательно со стажем и вусмерть?
-Молоток, с ходу хватаешь, как щука. Но мне нужен фраер, чистый кадр, а не блатота... Правильно понял, звякнешь?
-Конечно, какой базар-вокзал, начальник, все будет путем, все тип-топ и в дамки!
-Ну так давай, шевелись, привет!
-Привет!
Ну этот не упустит, если подобающий клиент появится, все будет о,кей. Ну а теперь еще мозгами раскинуть... Кто бы мог помочь в этом столь трудном деле, столь хлопотном?..
-Алло? левобережный отдел милиции?
-Да!..
Ну и голосу дежурного, видать не просыхает...
-Это майор Потапов, из ОУГРО, живо мне начальника Шехера.
Начальник левобережного отдела милиции капитан Шехер Вадим Яковлевич был большой любитель нарушать социалистическую законность, а потому и был назначен на толь трудный и неблагодарный пост. В бытность свою, товарищ Шехер, еще недавно бывший майором и работавший в Первомайском отделе милиции, то есть почти в самом центре города Омска, избил сына директора ЦУМа, товарища Цукермана и как оказалось, папа был другом начальника УВД... Начальника Шехера... Кто же знал, у этого мерзавца на лбу не написано, чей он сын, паспорта у него не было, а напившись в ресторане, голыми скакать по залу стали... Вот и пришлось власть употребить... Другого бы за сынка-то в область перебросили, а Шехера лишь на Левобережье, укреплять законность и так далее. Дядя у него в обкоме партии, хе-хе, не самый главный, но и не последний. Только звезду и потерял... Цукерман, он и в Африке Цукерман, за то влили ему как! ремнями... вся срака в гербах советских была, ха-ха-ха-ха!..
-Товарищ капитан, какой-то Потапов из городского угро беспокоит...
-Алло, Ленчик, это ты или двойник?
-А ты все шутник, все шутишь и смеешься?..
-Да что со мной случится. Ну а тебе что понадобилось в наших богом и начальством забытых краях? Очень интересно...
-Ориентировки еще не было, да может и не будет, я тебе по секрету, ищу я тут космонавта одного, настоящего, не кличка, пропал вчера, так его бить не надо, а сразу ко мне звонить и я примчусь.
-А он че, выпивает? Если к нам может попасть, а иначе как мы его поймаем?..
-Он паскуда не то что выпивает, он наверно еще ни разу не просыхал, как первый раз вмазал. Одним словом - бдительность и сразу мне звонок. А за мной не заржавеет. Лады?
-Лады.
Ну и хорошо, если че эта гнида и поймает, то точно не позвонит, но зато у него там болтун на болтуне и болтуном подгоняет...
Так я тебе и позвонил, вот уж хрен! Такой козырь выпадает не часто, тут если самому космонавта доставить пред ясные очи начальства, то можно и назад, а то и в Управление!.
-Дежурный! Тревога! Весь наличный состав ко мне в кабинет!..
-Есть тревога!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Семен Семенович Ярков не сводил глаз со своего кумира. Кумир висел на стене кабинета и казалось, спрашивал сочувственно и презрительно у Семена - ну как мол, заданьице, справишься?.. Это тебе не диссидентов ловить в университете среди студентов и не мозги прочищать болтливым рабочим номерных заводов. Это будет на много, потрудней и поинтересней, ну и награда повесомей, позначительней.... Семен еще раз взглянул на портрет Железного Феликса и скорчив самую наипаскуднейшую рожу, какую только мог скорчить, отвернулся к другой стене, противоположной. Оттуда на него смотрел мягко и всепонятливо товарищ Андропов, председатель конторы, где Семен изволил работать в должности начальника отдела, одного из отдела государственной безопасности СССР. А задание было на первый взгляд простое, но это только на первый - перехватить у милиции, у опера Потапова, космонавта и доставить его на военный самолет, как установлено группой подслушивания, борт 748 к 9.00 часам завтрашнего утра. И начальство расщедрилось - все оперативные группы КГБ были сняты с работы и брошены на решение этой задачи. Остался без присмотра диссидент Иванов, печатающий одним пальцем на старенькой печатной машинке очередное письмо-протест в организацию советских женщин; и валютчик-спекулянт Петров, приобретший у монгольских студентов 18 (восемнадцать тугриков) с неизвестной пока целью; и предположительный изменник Родины во время Второй Мировой, которая фактически Великая Отечественная, основание - подходящий возраст, фамилия с украинским окончанием (на «О») и интерес к книгам об этой самой великой Отечественной... Семен покосился на телефон и тот как будто почувствовал, почуял интерес хозяина, взял и негромко звякнул.
-Первый слушает.
-Первый, первый, докладывает девятнадцатый - «Медведь» сделал звонки «Трахальщику», «Костолому» и жене, «Лысый» обрабатывает гостиничных, «Рыжий» ресторан. Какие будут указания?
-Девятнадцатый, продолжайте наблюдение и подслушивание, в случае появления новых данных немедленно докладывать мне. Отбой.
В трубке раздались гудки. Семен аккуратно положил ее на место и потянувшись всем телом, громко хлопнул обоями ладонями по стоику. На призывный стук немедленно появился секретарь, длинный и худой лейтенант Сашкова.
-Ну что, Сашкова, есть материал на Клавдию Маркову?
-Есть немного, Семен Семенович, как не быть. У нас на всех, хоть немного, но найдется.