"Вольх, прости. Забудь всё. Ничего не было. Прости, идиота".
Но я молчал, не шевелился, горло перехватило, подступившим блядским спазмом. Я боялся, не сумею выдержать, сдержаться, выдам собственные эмоции. А их было много, очень много. Однажды Вольх признался, что временами ощущает себя человеком с петлёй на шее, подвешенным в воздухе.
..."Когда любовь выкручивает наизнанку, а ты как дурак, ни в рай, ни в ад, и не понятно, жить или умереть". Я дал ему надежду. А когда он расслабился, поверил, что всё у нас с ним будет хорошо, просто взял и выбил тубаретку. Остаться и смотреть, как он корчитсья? Выпить каждую секунду до дна?
- Я...
Когда он наконец заговорил, его голос оказался треснутым и тусклым. Как если бы вода протекла сквозь разбитый сосуд, из которого сейчас уходила жизнь. Он разом сгорбился, ссутулился, и выглядел жалким и маленьким, несмотря на свои широченные плечи. Уткнулся лбом в стекло, бессмысленно проводя пальцем по поверхности.
- ...Знал, что так будет, Ник, - шепнул он не оборачиваясь. Я не сразу расслашал что он говорит, настолько тихо звучало произносимое им сейчас.
- Знал. С самого начала понимал... На что, я, надеялся?
Кретин.... урод моральный.... ПИДОР, БЛЯДЬ!!!
Он резко, стремительно развернулся, и с силой, врезал кулаком по стене, разбивая костяшки в кровь. Мне показалось, что я услышал хруст.
- ВОЛЬХ! - Я заорал, задохнулся, сделав порыв к нему, и не смог пошевелиться бессильно сползая на колени.
- Вольх... не надо!!!
Вольх развернулся ко мне пружиной. Словно раненый зверь, пришпиливая взглядом вбивая гвоздём, от которого меня парализовало, и я не смог двигаться, пойманный чужим выражением тоски, мути, рвущегося отчаяния, любви...
- Ник, - по его щекам текли слёзы. Он плакал. Второй раз волк плакал из-за меня.
- Почему? - прошептал он, качаясь словно пьяный, оглянулся в поисках опоры, поддержки не знаю чего, а затем схватил гитару и... Со всего размаха, разбил её об стену...Это стало концом.
Когда-то Вольх признался, что в этой гитера для него вся жизнь. Именно этот старый, видавший виды, инструмент значит для него удивительно многое. ... Сейчас во все стороны летели щепки, а он бил и бил, с яростью...Лопались, жалобно и страшно тренькая, струны, остатки корпуса повисли на них. Бил пока в руках не остался один только сломанный гриф. Он уронил его вниз, посмотрел с ужасом и упал на колени. Ярость сошла на нет, уступая место пониманию.
- Ни... ииии... ииик...
Я сказал, что меня трясло?
Меня не трясло, колбасило так, что зубы выбивали дробную чечётку стукаясь друг о друга.
Бесполезно оказалось пытаться униять эту дрожь. Я хотел вскочить, подбежать, но тело, словно разом лишилось костей, я не мог двинуться, ни взад - ни вперёд, меня конвульсивно подбрасывало на диване и колотило так, что я не мог остановиться. Не мог прекратить раскачиваться из стороны в сторону, пытался обхватить самого себя поперёк, унять, но руки прыгали, дрожали.
- Ввввввв... ольх... ттты...
- Сделай, что-нибудь, Ник, - попросил он отчаянно, словно я мог. - Сделай, что-нибудь. Скажи...
- Ввводы пппппринеси...
Выражение лица Вольха изменилось, кажется он испугался за меня.
Не знаю, что со мной было, как я выглядел, не знаю, но чужой моментально возникший страх, беспокойство. Он моментально забыл о себе, целиком сосредотичиваясь вокруг меня....
Боже, убейте меня кто-нибудь за это. Я мечтал разделить участь гитары в его руках.
Почему он разбил гитару, а не моё лицо? Мне бы стало легче, настолько, что я смог бы это пережить, всё, что жгло изнутри раскалённым гвоздём.
- Сейчас, Ник, сейчас, подожди...
Вольх вскочил, шатаясь, чуть не врезался в стену, засуетился, рванул на кухню, на ходу мазнув глаза рукавом.
Суетливая надежда человека...Суетливая надежда на то, что всё, будет хорошо.
Что всё образумиться. Мы погорячились. Выпустили пар. Но вот сейчас всё встанет на свои места. Надо только...Что - то надо сделать. Почти заискивание...
Вы когда нибудь сталкивались с такой надеждой? Надеждой похожей на тоненькую торопливую ниточнку. Надежда двоих. Мы сейчас здесь, мы вместе, ещё не ушли. Пока мы здесь, вместе, пока мы говорим с тобой - ниточка существует. Человек тебя слышит, ниточка не оборвалась. Возможно она оборвалась с одной стороны, но существует с другой...И начинается судорожное продумывание, изобретение вариантов, попытка всё переиграть, удержать, переменить решение... Ожидание, что вот...Чудо случиться.
Но чудеса бывают только в сказках, а жизнь паскудная сука, имеет привычку преподносить одни большие гавённые сюрпризы.
Иногда, в состоянии стресса случаются секундные озарения, инсайт.
Не знаю, что произошло со мной, но как только Вольх скрылся на кухне, я внезапно чётко понял: что сделать, как сделать.
Часто, влюбляясь в людей, мы любим собственные образы, думаем о других, что они хорошие, светлые.
Не знаю, что Вольх увидел во мне, что заставило его влюбиться...
- Глаза, - так он потом сказал. - Такие глаза не даются просто так, - сообщил он.
Он сказал, что увидел в моих глазах свет и отражение собственного выжженого пепла...Не знаю, почему он так решил, что себе надумал. Выжженый пепел, надо же такое ляпнуть. Это у него выжженый пепел, а у меня, вся вселенная в одном дырявом кармане.
"Кто - то несёт в мир свет, кто - то тьму, а я несу пакетик"
Вольх, в отличие от меня, действительно хлебнул в жизни горя. Он не имел родителей, вырос в приюте, всего и всегда добился сам, а я ....Да я с позиции взглядов на некоторые собственные поступки, подошвы ботинка его не стоил. Почему он не увидел, насколько я мерзкий? Считает меня героем, не понимая, что я никакой не герой. Как в анекдоте: "Геракл совершил туеву кучу подвигов исключительно чтобы от него все отъебались" Вот и Сан туда же...
Не желает понимать, что героизм - это не внешнее проявление бравады, а внутреннее, духовное постоянство, преданность, честность, верность. Но внутри, я оказался инфальтильным болванчиком, не способным определиться, понять, что правильно, а что нет, ответить за собственные поступки.
Прости меня, Вольх. Будет тебе и свет и тьма ...и десять тысяч причин о которых мы промолчим.
В ящике стола, у Вольха, лежала пачка бритв. Рядом с календариками, журналами и дисками. Он всегда брился опасными станками, мотивируя это тем, что стальная щетина не поддаётся обычным средствам. Возможно и правда. Волосы у него были жёсткими как проволока.
Я молнией рванул к столу, дёрнул ящик, проделав все манипуляции в долю секунды.
Схватил оголённое лезвие, с силой зажимая ладонью поперёк, задвинул ногой и рухнул обратно, буквально за мгновение до того, как он влетел в комнату со стаканом воды.
Я собирался сказать ему, очень страшные и гадкие вещи. В нормальном состоянии, проделать всё это я бы не смог.
Знал - не выдержу, сломаюсь, дам слабину, он сообразит. Не смогу я сделать вид, что мне похую, когда мне не похуй...реально не сыграю на таком уровне. А он не должен понять, заподозрить враньё, не должен. Всё просто. Я открою Вольху глаза. Выставлю эти отношения с такой стороны и в таком свете, что он меня возненавидит, или не возненавидит, но разочаруется до такого состояния, что видеть не сможет. Детская логика, но я знал - сработает. Потеря любви нас убивает, но замена тоски, ненавистью, гневом - иногда способна спасти. Когда понимаешь, что твои кумиры оказались никчемными, жалкими, разбитыми - страдать по ним стыдно и мерзко. Наступает разочарование, гасит эмоции. Остаются только недоумение и неловкость, понимание, что влюбился в человека недостойного.
Я верил в это. По глупости считал за аксиому. Я не понимал, что когда истинно любишь - ненавидеть гораздо хуже и больнее, в десятки раз ибо предательство любимого человека способно подкосить, по - настоящему.... И не существует муки страшнее, страдания хуже - нет. Понять это, я смог только спустя время, страшной ценой...
Зачем мне понадобилась боль? Потому, что боль физическая, часто помогает отвлечься от боли души. Кто проходил - знает, а кто не проходил...Просто поверьте, когда хреново физически, становится не до высоких моральных чувств и материй. Я проверял не раз, в минуты тяжелейшего душевного напряжения, - боль помогала облегчить восприятие, суметь пережить эмоциональный электроток.
Тонкое лезвие впивалось в мясо. Самое главное выдержать первые секунды, рефлекторного желания разжать кулак. Потом постепенно отпускает и становиться легче, это можно вытерпеть. Железные пальцы в груди исчезли, переключившись на режущую молнию снаружи, вернув возможность думать, действовать, злиться.
Когда я принял стакан, моя правая рука не дрожала, левую пронзало пульсирующей судорогой до локтя. Я хлебнул водички, стукаясь о край зубами, поставил на тумбочку.
- Ты как? - спросил Вольх испуганно. В голосе забота, страх, беспокойство. Паскудно.
Боль не становилась спасением, от пытки совестью, что вырезала кровоточащие иероглифы в груди. Чужая боль, помноженная на собственную, создала ацкий коктейль. Безумную смесь всего: вины, отчаяние, страдания, самобичевания, страха - ингридиенты слоями плавающие в основе из боли, а сверху по ножу вливался раскалённый стыд, осталось только воткнуть соломку из непонимания, добавить пару ломтиков лжи и украсить это оправданиями и самообманом. Коктейль под названием "Измена" - самый модный и популярный в этом сезоне. Для тех кто любит покрепче и погорячсее добавляется зелёный абсент ревности и перчинка гнева. Ваше здоровье, господа.
Я судорожно сжал бритву, изо всех сил...
Почему не существовует способа, вынуть сердце, положить его в баночку с формалином, и ничего не чувствовать, ни слышать, ни видеть, ни знать.
Происходящее осознание крутило и рвало на части, но.... Спасительное лезвие, беспощадно вгрызающееся в плоть, приносило облегчение. Давало возможность собраться с мыслями, действовать, не испытывать эмоций, не чувствовать.
Моя эксклюзивная, изобретённая лично мной, банка беспощадного белого формалина.
- Ну и дурак, ты Вольх! - насмешливо сообщил я слегка продышившись, взял себя в руки.
Вспышка боли. Чуть легче.
- Идиот. Видел бы ты себя со стороны. Смотреть тошно. Ладно, хрен с тобой, не собирался я тебе всего этого рассказывать, но всё слишком далеко зашло. Мне тебя честно слово жалко просто...
Боль.
Давай, Ник, давай, ты сможешь, ещё немножечко.
Жаль, что не хватает силы сжать кулак. Бритва маленькая, а кулак большой. И нужно двигать рукой, перемещая её, чтобы попала туда, куда нужно.
Вспышка боли. Чуть легче.
И "Остапа понесло". На волне сублимации, я толком не помню, что говорил. Как оказывается, отрезвлённый физической болью, вдохновенно и изобретательно умею врать.
Я рассказал Вольху, о том, что мы смеялись над ним, за его спиной, спорили: долго ли он продержиться. Разумеется мои одноклассники немедленно оказывались в курсе всех подробностей наших свиданий. Я втирал, что на него была сделана ставка, как на пидора, но мне правда жаль. Я пожалел его, но зато выиграл приз. Рассказал о том, как мы стебались, высказал мнение друзей, для которых подобное было в новинку, но показалось забавным.
Я поведал ему о том, что он дерьмо и я никогда не посмотрел бы в его сторону, на самом деле.
Для меня это просто нереально, но я просто прикололся, прикидываясь дурачком.
Но живу я, чуть ли не, хуй знает где, в золотом дворце, у чёрта на куличках, и срать с ним, на одно поле не сяду потому, что он хуесос и вафлер.
Сейчас, когда я вспоминаю этот день, мне и смешно и стыдно одновременно, особеннов в той месте, где я вопил, вдохновлённо вопил. - Да ты, посмотри на себя, отброс. Кто ты, и кто я...
Угу. Ну да, я охуенно охуительный принц из сказки, а быть со мной огромная честь для всех прочих смертных...
Вы знаете, он на это купился, согласился с тем, что я могу так поступить. Не думаю что он на самом деле поверил, но он хотел поверить. ОРн бы сейчас во что угодно поверил, хоть в инопланетян, только бы избавиться от боли как и я, но у него, не было спасительной бритвы, и он не знал способа, как сделать так, чтобы стало легче.
Я не успел договорить. Но подозреваю, говорить смог бы не очень долго, фантазия иссякла, и я просто не мог придумать, что бы такого сказать, чтобы задеть чужое самолюбие как можно сильнее. Заставить злиться, ненавидеть меня, понять с каким дерьмом он связался, каким идиотом был, доверившись подобному моральному уроду.
Вам кажется, что это было нелогично или нерезонно?
Мне было всего шестнадцать лет. В свои шестнадцать подростки часто бывают именно такими, нелогичными, но очень жестокими и изобретательными. Это можно было представить. Такой расклад событий. А я хорошо умел обосновывать...
Он не дал мне договорить. Кулак просвистев в миллиметре от моего уха врезался в стену.
Вольх смотрел на меня, я видел бешенство.
В точку, Ник, на бис, пацан. Ты всегда был способным парнем. Браво!
Господи, отчего так больно, гадко и противно?
Отчего так остро хочется подохнуть в эту секунду?
Я видел отвращение и ярость, и, начавшую просыпаться чёрную, бесконтрольную злость, раненную гордость, уязвлённое самолюбие. Он сложил к моим ногам всего себя, а я протоптался по нему сапогами. Не просто протоптался, растёр и плюнул сверху.
Но ...Кулак врезался в стену. Вольх не ударил меня.
По всем законам логики должен был ударить, но предпочёл разбить вторую руку.
Было ли ему противно касаться меня в эту секунду?
- Убирайся, гнида! - прошипел он с таким отвращением, что я понял, он меня убьёт, если я не съебусь как можно быстрее.
Когда я всё это затевал, не подумал о последствиях, не ожидал, представить не мог, что услышать это от него, окажется настолько мучительно, гораздо страшнее, чем удар кулака в лицо.
Я сам этого хотел. Нарывался именно на такую реакцию ...
Так почему же сейчас умираю в агонии? От самого понимания. Я не хотел. Не хотел так. А как?
Поворот бритвы, вспышка боли.
- Убирайся или я тебя выволоку. Исчезни, пока я не убил!
Я сидел на диване, но в это мгновение словно разом умер. Что-то оборвалось внутри после этих слов, сломалось, разом пришло осознание, ЧТО я натворил. Но...
На одну секунду стало легче, не проще, но легче. Я добился своей цели, и сейчас я уйду, а он останется. Но плакать точно не будет. Нажрётся. Лучше так, чем болеть от безысходности и выворачиваться наизнанку. Жизнь паскуда, люди сволочи, а куда деваться? Отбери у человека причину любить, что останется? Вот и вся любовь, дважды два. В эту секунду понимание, что я победил, вытеснило остальное всё.
- Прости! - сказал я.
Нельзя было такое говорить. Стоило добить, ввернуть что-то обидное ужасное напоследок, заслуженно словить по ебалу и вылететь мордой в дверь. Но у меня чувство вины всегда зашкаливает, превуалируя над разумом. Мучительно хотелось попросить прощения, прежде чем дверь закроется навсегда, дать понять, что я сожалею.... Но за такое прости не говрят.
За подлость не оправдываются. Мерзко. Я понимал, что он не простит. И так будет лучше и правильнее.
Да блядь, мне хотелось оставаться в его глазах белым и пушистыми, но вот только нихуя подобного, не будет.
Иногда существуют какие - то вещи, мы их делаем, а всё что нам потом остаётся, это просто с ними жить.
Это смазанное "прости" оказалось единственным отпущением греха, которое я мог позволить для своей, истекающей муками, совести.
Мне было больно? В эту секунду меня просто больше не было.
Я убил Вольха, и убил себя. Просто понял это, слишком поздно, осознал в тот момент, когда он мне сказал: Убирайся, гнида!