- Так, Ники. Сейчас я тебе немножко облегчу страдания, а затем поедем к врачу. Не переживай, это мой хороший знакомый. Проблем не будет. Клиника частная.
Моих воплей Саня, разумеется, не слушал.
Визит к проктологу в шестнадцать лет.
Пиздец. Наверное, так себя девочки ощущают в кабинете гинеколога в первый раз, когда их загоняют на вертолёт. Так вот, мне было гораздо хуже. Стыдно. Хуже, чем просто стыдно. В этот момент я реально и отчаянно так, ненавидел Саню, хотя, спрашивается, он-то тут при чём.
Да уж. Весело у нас с ним. Сам изнасиловался, сам порвался. Анекдот, бля.
- Волноваться, собственно, не о чем.
Бодрый голос проктолога, улыбчивого дяди лет сорока, до меня попросту не доходил.
Нас, разумеется, приняли без очереди.
Я ощутимо прихрамывал и раздражённо сбрасывал Санькику руку, пытающуюся придержать меня за торс.
Брось, командир, не донесёшь.
Дай ему волю, он бы меня на руках понёс, в этой гимнастике он постоянно упражнялся и как только не надоедало спрашивается. Кровотечение удалось приостановить с помощью банального льда, а вот ломтик хурмы в заднице я ему по гроб жизни не прощу. Тоже мне, бля, первое средство.
Клиника действительно оказалась частной.
Небольшое, уютно обставленное помещение с рядом светрых кресел и диванчиколв. Кругом цветы, зеркала, под потолком плазма, чтобы пациенты не скучали, аквариум во всю стену - но больницу ни с чем не спутаешь. Симпатичная, ярко накрашенная девушка за стойкой регистрации вскинула голову, разулыбалась, увидев Сашку. Охранник проходивший мимо поздоровался, назвав Сана...[i]Я чуть не убился [/i]Александром Владимировичем, мать его.
Очевидно, Саню здесь хорошо знали. На меня девушка смотрела с затаённым любопытством и интересом, пытаясь, очевидно, сопоставить визит к Сергею Александровичу и Саньку, пытающегося изловить и придержать не в меру прыткого, упирающегося в дверях товарища.
Но персонал здесь был вышколен чётко. Обменявшись с Саней парой любезных фраз, девушка нажала кнопку коммуникатора сообщив о визите, после чего соблюдая формальности, передала, что Сергей Александрович нас ждёт. И, вот же зараза крашеная, не упустила возможности вставить шпильку наябедничав, что из - за нашего визита, доктор отменил все записи на ближайшие два часа.
- А, Санёк, снова здорова. Проходи.
Сергей Александрович, нас ожидал, моментально поднялся, откладывая в сторону папку с документами, шагнул навстречу, здороваясь за руку с Санькой, протянул широкую ладонь мне. Вот почему доктора самых, казалось бы, неподходящих профессий всегда выглядят семь на восемь восемь на семь. Их что, специально отбирают, что ли?
- Дядь Сёрёж, это Никита, - сообщил Санька с какой-то радостной гордостью, вызывая у меня желание тихо удавиться, заползти в щёлку в стене и не вылезать в ближайшие лет десять.
- Вижу, - хмыкнул врач, дружески стискивая мою вспотевшую ладонь. - Никита, значит. А я Сергей Александрович, можешь, по простому, дядя Серёжа.
Это была очень странная фраза, содержащая свой смысл. Да и смотрел он на меня очень странно, словно знал обо мне, о нас, всё знал. Неужели Сан рассказывал? В насколько доверительных они отношениях? Из ушей у меня валил пар, лицо приобрело оттенок переспелого помидора и плавно спешило к цветам баклажанного. От страха и стыда от предстоящей экзекуции, меня подташнивать начало.
- Ты чего трясёшься, Никит? Дело житейское, - заметив моё состояние, врач активно принялся травить байки, сообщив, что к нему с подобными проблемами чуть ли не весь город обращается с утра до ночи. [i]Ога. Так я ему и поверил[/i]. В общем, внимание мужик отвлекать умел, респектный такой дядька. И если бы не присутствие Саньки, шлифующего меня своим бдительным оком, возможно я смог бы расслабится, а так мне было исключительно дискомфортно.
- Жить твой герой будет, - снимая перчатки, сообщил Сергей Александрович и кивнул мне, разрешая одеться. - Но про анальный секс парни, придётся забыть. - Он расхохотался, заметив Санькино выражение лица. - Недели на две, Саня. Что мы, звери, что ли.
Я, получив разрешение, рванул за ширму и принялся застегивать джинсы, решив, что, когда выйду отсюда, Саньке понадобится новая вставная челюсть.
Пока я, зажмурившись от смущения и позора, в расхудожественной позе стоял перед доктором, позволяя обрабатывать собственное очко, Саня, незатейливо пристроившись рядышком, занимался записыванием советов и рекомендаций по уходу за мной любимцем. В какой-то момент я ощутил себя спаниелем на приёме у ветеринара, а уж когда, увлёкшись, Сергей Александрович на практике начал показывать племяшу анатомические особенности данного индивида, объясняя, под каким углом я буду лучше всего кайфовать, я готов был просто реально всех послать нахуй. Единственное, что как-то оправдывало происходящее, - факт снисхождения покоя на страдающую пятую точку.
Чем он намазал, не знаю, но боль прекратилась почти сразу, кровотечение он тоже остановил. Когда я вышел из-за ширмы, испытывая разве что лёгкий дискомфорт, то двигался довольно бодро, даже не хромал.
- Как самочувствие, Ник, полегче будет? - осведомился Сергей Александрович, вручая Сану рецепты и лист с перечнем всего необходимого, попутно объясняя, как пользоваться. То, что объясняли Саньке, а не мне, уважения мне в собственных глазах не добавляло. Санькин дядя Серёжа относился ко мне, как к ребёнку, органично нагрузив Сана как старшего, а значит, несущего ответственность.
- Спасибо! - Я кивнул, надеясь, что пытка закончится и мы свалим. Тем более, что физическая пытка уже прекратилась. Но Сергей Александрович попросил меня подождать в коридоре и остался беседовать с Саней.
- Ники, я быстро, - Сан наклонился, чтобы меня поцеловать, я раздражённо толкнул его и вышел, хлопнув дверью, чувствуя, что вот теперь реально зол. Нужно иметь хоть какое-то чувство такта. Сане даже в голову не приходило скрывать наши отношения, наоборот, он выставлял их на показ. И что там про меня думает этот его дядя, я даже знать не хотел.
- Саня, ты сдурел, твою мать? - Я, удобно устроившись в кресле напротив кабинета, костерил любовника последними словами, когда из-за двери донёсся голос, явно на повышенных тонах. Звукоизоляция здесь, похоже, была ни к чёрту.
- Ты реально башкой соображаешь, что творишь? Какой, нахуй, одноклассник, ты кому мозг ебёшь, парню шестнадцати нет.
- Семнадцать будет через месяц, - ровно отозвался Саня, голоса стали неразборчивыми, потом раздался грохот чего-то упавшего.
- Ты что сделал?! - спросил врач, явно не веря собственным ушам.
- То, что слышали, - со злостью отозвался Санька. - Что дальше? Пройдёмте - присядемте?
- Тебе, парень, лечиться надо. Ты о родителях подумал? Хотя о них ты никогда не думал.
- И что мне теперь? - Саня начал орать. Я, сжавшись в кресле с журналом на коленях, боялся даже пошевелиться и очень радовался тому, что в коридоре кроме меня никого нет. Дальше снова стало неразборчиво, очевидно, спорящие взяли себя в руки, заговорили потише, потом опять понеслось на повышенных тонах, говорили о каком-то случае, упомянули психолога, к которому Саня, оказывается, ходил, прозвучало слово "реанимация", половины я просто не понимал, но, кажется, дядя Серёжа, или кто он там ему, требовал прекратить эти отношения, чтобы Сан оставил меня в покое, потому что это до добра не доведёт. И совсем он парнишку зашугал. На этом месте, сообразив, что под зашуганным подразумевали меня, я слегка обиделся.
- Да! Реально не могу! Не могу без него. И плевать я хотел, что вы об этом думаете! - рявкнул Сан, наступила пауза и дверь распахнулась врезав мне по лбу, потому что я совершенно автоматически подошёл поближе почитать график работы, а вовсе не подслушивал, как могли бы подумать некоторые.
- Поехали, Ни...
Увидев матерящегося меня, держащегося за морду, Сан нервно хохотнул и устало закатил глаза. Испытывая катарсис, очевидно.
- Ник, у меня иногда с тобой просто слов нет. Только склонения. Дядь Серёж, у вас лёд есть? - кинул он, полуобернувшись через плечо. - Мой бойфренд тут убиться решил, на ровном месте.
А дядя Серёжа - твой родственник? - Я ёрзал на переднем сиденье Санькиной машины, пытаясь выбрать позу поудачнее, и никак не мог успокоиться. На лбу красовался очередной пластырь, прячущий небольшую ссадину, щедро измазанную йодом (исключительно для того, чтобы позлить Сана, как я предполагал).
- Не совсем. Просто старинный друг семьи, - Саня вывел машину на проспект, плавно пристраиваясь в хвост движения. - И мой крёстный.
- Понятно, - вспоминая о том, как эти двое поцапались, а потом как ни в чём не бывало сели пить чай (моя разбитая голова стала поводом для примирения), я невольно улыбнулся.
Сергей Александрович организовал долгосрочный перерыв и, опрокидывая в себя коньяк, убеждённо втолковывал мне: "Что если засранец крестник надумает обижать - приходить жаловаться. Повод зайти представиться в среду. Жду на приём. Всё как полагается. Саня проследи" - пригрозил он племяннику.
И племянник тоскливо закатывая глаза - уныло покивал, покорно принимая нравоучения и прочие вводные в жизнь. Промолчать в ответ и не спорить, ума у него хватило.
В отличие от разговорившегося крёстного, Сан не пил, будучи за рулём. А мне не дали по причине малолетства. Так что возвращаясь назад, оба мы с ним были трезвые и злые.
- Нет желания ко мне переехать ? - спросил Саня, когда мы вновь расположились в номере, поедая приготовленный ужин. За последние несколько дней этот гостиничный номер стал восприниматься почти как дом. Мне даже не хотелось думать, сколько родительских денег Саня угробил на то, чтобы иметь возможность встречаться здесь со мной.
- А предки? - Я без интереса смотрел идущий по телику фильм и вяло ковырял тарелку с салатом.
- Предки тебя как родного встретят, поверь, - Саня странно хмыкнул заставив меня покоситься на него с недоверием и неприязнью. В такие моменты он мне здорово не нравился. Когда вёл себя так.
- Не хочу.
Я отодвинул тарелку и забрался под одеяло, не без злорадства припоминая, что на две недели Саня отлучён от моего тела.
- Мне и самому по себе неплохо, знаешь ли.
Я принялся рыться в рюкзаке, выискивая мобильный, но, кажется, мобильный я забыл дома у Вольха. Интересно, он меня разыскивает?
Я отогнал эту мысль, понимая, что самобичевание не поможет. Убиться можно об чувство вины, но легче не станет. Я не понимал, когда началась наша с Саней история, но сейчас, чётко знал: расставаться с ним не хочу. Можно сколько угодно врать себе, но мне хотелось верить, что я определился, даже если в глубине души понимал, что не так всё просто в королевстве Датском. Совершенно не просто. Но любовь - странная материя, она не приемлет рационализма и здравых доводов. Просто два человека загораются, как спички, и им становиться неважно, чем на самом деле наполнен этот коробок.
Мы просто были. Во времени здесь и сейчас. Что будет завтра? Как нам жить дальше? Сможем ли мы быть вместе? Мы жили сегодняшним мгновением, и в этом мгновении телевизора, ужина, опускающегося на город мартовского вечера нам было достаточно просто быть рядом. Болтать друг с другом, шутить, смеяться. Саня откуда-то выкопал забытые предыдущим жильцом шахматы и учил меня играть, на ходу объясняя правила и ставя детские задачки, вроде прорваться линией пешек до противоположного поля, или чей конь первым придёт к финишу. Потом он рассказывал разные истории и случаи из своей жизни. А я, скрестив ноги по-турецки и подперев ладонью подбородок, слушал.
Я вообще люблю слушать. Могу молчать часами, наслаждаясь звуками чужого голоса, изредка вставляя реплики, показывающие, что мне интересно, действительно, по-настоящему интересно слушать. Другие люди всегда привлекали и завораживали меня собой, их понимание жизни, внутренний мир. Возможно потому, что моя собственная действительность оказалась тоскливой прозаичной банальностью, наполненной бесконечной борьбой за выживание, за существование души, которую я проиграл давным-давно, закрывшись от всего мира собственными картонными стенами, отстранившись от родного происходящего, потому что так было удобнее всего: не замечать и не чувствовать.
Наутро Саня, не слушая никаких возражений, отвёз меня в училище. И, вылезая из его машины, я буквально кожей ощущал изумлённые и любопытные взгляды курящих на лестнице парней и девчонок.
Наш тандем воспринимался непривычным. Не то чтобы кому-то было особое дело до меня, но Саня привлекал к себе внимание. Деньгами, положением, авторитетом, который не стремился поддерживать, но который присутствовал как данность.
Особая неуловимая манера ленивой вальяжности, понимание собственной власти.
Мне кажется, Сане не было никакого дела до всего, что происходило здесь, но по какой - то причине он позволял этому происходить. Развлекался? Ему было скучно? Мне сложно это понять. Парадокс. Сан не ассоциировался с чем-либо плохим, не мог с ним ассоциироваться. Возникало стойкое ощущение, что его натуре претит любое насилие, и в то же время безразличие, с которым он творил или позволял твориться самым неприятным вещам, пугало.
К Малину стремились, с ними хотели дружить, заискивали. Люди тянулись к нему безотчётно, тянулись к силе, которая его окружала, к деньгам, к престижу, который давало знакомство с ним. Саня плыл по течению чужой человеческой жадности, глупости, тщеславия, позволял себе неспешно брести в мутном грязном потоке, возвышаясь над ним, разбивая его с безмятежно-небрежным спокойствием засунутых в карманы рук, не позволяя себе испачкаться. Когда он хотел, он мог пойти поперёк, и поток расступался перед ним. Мне было всего шестнадцать лет, но уже тогда, возможно, я понимал: Сан обладал силой, которая однажды вознесёт его на самую вершину человеческой власти... А я... Я не хотел быть лакмусовой бумажкой, приставшей к подошве его ботинка, которую он небрежно стряхнёт однажды. И сам не заметит. Не знаю, откуда родилось это ощущение. Я смотрел на его уверенные и неторопливые движения, Саня залез в машину, выдёргивая наши вещи, подмигнул, протягивая мне рюкзак. Особый взгляд. У нас с ним теперь был свой собственный, особый взгляд людей, делящих на двоих маленькую тайну. Я бы спрятал её в самую тёмную кладовку, задвинул ногой, поставил сверху стул и никому не показывал, а Санька хотел поднять её на руках высоко-высоко, выставляя солнцу, и закричать о ней на весь мир. В этом мы различались. Это были наши чувства, которые нас различали.
Я не знаю, сделал ли Зидан какие-либо выводы. Он и Лён обменялись многозначительными взглядами, Зидан выразительно присвистнул, начиная тянуть что-то насчёт насыщенно проведённых выходных, я приготовился огрызаться, но Саня просто приподнял бровь, улыбнулся. И Зидан моментом приглох, предпочитая оставить своё мнение при себе. Саня обладал поразительной способностью, осаживать людей, заставляя ощутить собственную неуместность.
Я топтался рядом с ним с равнодушной мордой, борясь с желанием прижать за плечи, убиться носом в широкую спину и окунуться в его запах.
Санька захлопнул дверцу, повернулся. Весь такой аккуратный, спокойный, доброжелательный. Вытащил очки из футляра, натянул на нос, скорчив забавную рожицу, вызывая невольную улыбку и желание. Обхватить, шлёпнуть по соблазнительной заднице, сжать и тискать, твою мать, распяв на капоте машины, даже если выглядеть я буду, как мартышка на пальме. Нить взглядов, крепкая нить, что связала нас двоих. Он обещал скрывать наши отношения. Но можно ли скрыть притяжение взглядов?
Мы танцевали глазами бесконечный вальс на небесах, а на земле должны были удерживать себя в руках, изображать исключительно рабочий интерес. Санька откровенно ржал и стебался, сцуко, я краснел, желая выхватить из его руки папку с тетрадями и со всего размаха вразумить разика два.